У одного рабочего, проезжавшего мимо нас, польские бродяги по теперешнему обычаю отняли велосипед. Вмешался подоспевший американский патруль и вернул этому человеку его собственность. Он поблагодарил и хотел по старой выучке сделать на прощание «Хайль Гитлер!» Тут его отколотили, а велосипед снова отняли. Вот вам оборотная сторона дисциплины!
Черточка для комедии: к нашему соседу Пинкфосу пришел американец, протянул хозяину стакан воды и предложил выпить. Пинкфос решил, что тот хочет его отравить, и стал отмахиваться обеими руками. Тогда солдат отвел его к водоразборной колонке, заставил налить новый стакан и попробовать воду. Оказывается, солдат тоже подозревал, что вода в колодце отравлена.
На этом взаимном недоверии людей друг к другу зиждется власть тиранов.
Кирххорст, 16 апреля 1945 г.
Если живешь в такие времена, как нынешние, рядом с одним из главных транспортных путей, то все невзгоды становятся тебе известны не понаслышке. Однако еще опаснее жить на уединенных виллах или в отдаленных усадьбах, которые хоть и расположены в стороне от военных дорог, тем не менее, не укрываются от рыщущих повсюду мародеров. Там-то и случаются самые ужасы.
Нижнесаксонский крестьянин, живущий в усадьбе, в которой хозяйничают чужие солдаты, представляет печальное зрелище. Это старый король в окружении черни, которая его грабит и над ним же издевается.
Я сейчас поселился в комнате Эрнстеля и читаю оставшиеся после него книжки. Он так мечтал о занятии гуманитарными науками, в особенности его привлекала история.
Здесь я обнаружил и все письма, которые он получил от меня, они были сложены в отдельную папку. Перечитывая их, я с болью душевной понял, что каждое письмо, которое мы посылаем своим близким, представляет собой часть важнейшего дела. Если бы мы, берясь за перо, постоянно об этом помнили! Подобно тому, как всякий еще при жизни носит в себе мертвый череп, точно так же каждый носит в себе свойства будущего покойника — субстанцию будущих благоговейных воспоминаний.
Кирххорст, 17 апреля 1945 г.
Книга Эсфири — блистательный образец в манере Геродота. Я всегда с удовольствием ее перечитываю. Она вводит вас в царство глубокой древности, словно в усыпальницу.
Вот и царю Агасферу не удалось истребить евреев. Дело всякий раз оборачивается подрезанием и тем самым укреплением могучего древа, новым ростом его ветвей. У крещеных народов нет этой вековечной стойкости. Это — таинство медного змия, земное бессмертие.
Было ли наше преследование последним горем перед явлением второго мессии, Параклета,,[11] с приходом которого начнется царство духа? Невозможно, чтобы такие жертвы не принесли своего плода. Так что же значит этот свет, зарницы которого уже показались над высочайшими ледниками? Отблеск ли он пожаров или утренний свет восходящей великой звезды? Быть может, и то и другое, ибо что есть восход и заход перед лицом абсолюта? Всего лишь обозначения человеческой позиции.
Среди евреек, очевидно, есть особые избранницы — flor extra fina,[12] — которые созданы, чтобы пленять властителей, повелителей мира. К ним относятся Эсфирь, Юдифь, Саломея, Вереника и другие. Наверняка женщины этой породы, соединяющие в себе необычайную физическую и духовную прелесть, участвовали, хотя и скрытно, в нынешних коллизиях. В чувственном отношении они представляют собой то же самое, что золото среди металлов. Ножницы Далилы в тончайшем исполнении. Эсфирь, прежде чем ей предстать перед Агасфером, готовили к этому целый год: шесть месяцев ее умащали миррой и бальзамом и шесть месяцев пряностями. Для нас это утраченные знания.
Поток движения на дорогах не кончается. Орудия, танки, бензовозы едут и едут, проезжают и гигантские понтоны, очевидно, для форсирования Эльбы. Там произойдет рукопожатие с русскими. Назад ведут пленных. Это особенно тяжко — наши люди и рядом иностранные солдаты.
Мы живем без известий. Говорят, будто бы Рузвельт умер, а Геринг застрелился. В стране продолжаются грабежи.
Кирххорст, 18 апреля 1945 г.
Чтение Книги Иова, к которому я приступил сегодня, всегда полезно, в хорошие дни как предостережение, в плохие — как утешение. Вместо тех дурацких сопоставлений, которые в выпускном классе гимназии нам задавали в качестве темы сочинений, лучше было как-нибудь предложить нам сопоставить Фауста и Иова или разобрать сложное переплетение действенного и страдательного начала. Я все сильнее ощущаю, как же нам не хватало настоящих учителей, и могу только радоваться как удаче, что у меня никогда не было недостатка в книгах.
Крестьяне снова вышли в поле. Я тоже продолжаю работу: в саду, над собранием и за письменным столом, между тем как за воротами продолжается штурм моторов. Однако мы сознаем, что нас в любую минуту могут выставить из дома, ограбив и раздев до нитки.
Американский командующий запрещает своим войскам «братание» с немцами, а мы этому только рады.
Кирххорст, 20 апреля 1945 г.
Продолжаю Иова. Здесь столько постигнуто, сколько не найдешь ни в какой философии; страдание — самый глубокий золотоискатель.
Одновременно читал воспоминания датской графини Ульфельд, которые она оставила после себя под названием «Jammers minde»..[13] Такие долгие годы тяжелого заключения, какие выпало ей провести в Синей Башне, указывают на влияние гороскопа, на воздействие необоримых сил. Они могут действовать непосредственно, через несчастливую констелляцию, или привлекая в помощь себе предпосылки характерологического порядка. Последние являются вторичными, ибо тюрьма открыта как для виновных, так и для ни в чем не виноватых; в заточение могут привести как пороки, так и добродетели.
Узы прежде всего подобают неукротимым жизненным инстинктам. Это очевидно в отношении преступности. Однако то же самое относится и к миру эротики, как можно видеть на примере Казановы, де Сада, Шубарта, Тренка. Они составляют неразрывную пару с той лихорадочной страстью к путешествиям, которая связана с эротикой, на что первым, как мне кажется, указал Вейнингер,[14] Дон Жуан, спасаясь от преследователей, вынужден все время кочевать с места на место; Кант, можно сказать, безвыездно прожил в Кенигсберге. Менее всего эта опасность грозит натурам уравновешенным; и они легче переносят заточение.
Максима: отсутствие внутренней узды восполняется внешними узами. Поэтому титанические черты более всего навлекают на нас эту опасность; величайший узник — Прометей. В этом заключается одна из причин того, что в наше время растет число тюрем. Тюрьмы являются такой же неотъемлемой принадлежностью технического коллектива, какой в эпоху готики были монастыри. Сюда же относится и безумие, играющее роль смирительной рубахи для титанического духа.
А за окном все тянется поток освобожденных русских и поляков, вместе с этим продолжаются грабежи. Вчера мы принимали у себя троих французов, симпатичные люди, впрочем, мы вообще стараемся по возможности всем, кто к нам заходит, оказать посильную помощь, накормить или приютить. Не только потому, что к этому обязывает простая человечность, но и потому, что это лучше всяких запоров спасает от ограбления.
Нынешние условия лишний раз демонстрируют нам превосходство подлинного труда: крестьянин может работать, как обычно, то же и писатель, а вот тот, кто зависит от бюрократии, электростанции или других распределяющих инстанций, — нет.
Задача автора — не только понять ситуацию, но еще и подчинить ее себе, уловить ее в зеркале, в котором могут отражаться даже картины ужасов.
Кирххорст, 24 апреля 1945 г.
Анархия, а следовательно и грабежи, продолжаются. Посетители чрезвычайно разнообразны. Есть такие, которые вежливо просят, чтобы им дали одно яйцо, другие являются ночью с оружием и уносят золото и драгоценности. Третьи уводят из конюшен лошадей и режут чужую скотину. О мелких убытках, как например о том, что в курятнике что ни день не досчитываешься нескольких кур, я и не говорю. Хозяйка дома не плошает перед трудностями и не теряет чувства юмора, даже когда к ней на порог является негр в сопровождении трех русских. Это главное. Ситуацию нужно творить, а не принимать, как есть.
Где-то, по-видимому, уже принялись за дело силы порядка, ибо со вчерашнего дня заработала электропроводка. Словно по волшебству пробудилась толпа невидимых помощников, и вдруг зажглись лампочки, заработал водопровод, заговорило радио. Сеть подключилась, и рыбы возликовали. Тем самым мы в первый раз услышали новости. В Берлине идут бои, Бремен и Гамбург находятся под обстрелом, французские части подошли к Боденскому озеру. Значит, спектакль будет доигран до ужасного конца без новых идей по старинке.
