Отец продолжает сидеть неподвижно. Я чуть не плачу: „Посмотрите на меня, ведь я такой молодой, а загублю всю жизнь, если снова возьму Бритту. Люди и так думают, что я плохо поступил, а если я это сделаю, они совсем от меня отвернутся“.
Но я никак не могу заставить отца сказать хоть слово.
„И я еще подумал, отец, как удивительно, что мы, Ингмарсоны, уже столько веков владеем усадьбой, тогда как в других поместьях владельцы меняются. Наверное, это оттого, что Ингмарсоны всегда следовали Божьему пути. Нам, Ингмарсонам, нечего бояться людей, мы должны только исполнять волю Божью“.
Тут старик поднимает голову и говорит: „Это очень трудный вопрос, Ингмар, я пойду посоветуюсь с другими Ингмарсонами“.
И отец уходит в горницу, а я остаюсь ждать его. И вот я жду, жду, а отец все не возвращается. Просидев несколько часов, я устаю ждать и вхожу к отцу. — „Тебе придется еще подождать, Ингмар-младший, — говорит отец, — это очень трудный вопрос“. — И я вижу, как все старики сидят, закрыв глаза, и думают. А я все жду и жду, жду еще и сейчас…»
Пахарь, улыбаясь, шел за плугом, который теперь медленно тащили усталые лошади. Дойдя до канавы, он натянул вожжи, остановился и стал совсем серьезен.
«Удивительно, когда спрашиваешь чьего-нибудь совета, то в это время сам видишь, что правильно и что нет; сразу находишь ответ, над которым мучился целых три года. Пусть все будет, как Богу угодно».
Он чувствовал, что должен вернуть Бритту. И в то же время это казалось ему настолько трудным, что при одной только мысли об этом он терял всякое мужество.
«Да поможет мне Бог», — думал он.
Но в этот ранний час в поле был не один Ингмар Ингмарсон.
По тропинке между хлебными полями шел старик. Нетрудно было догадаться, какое у него ремесло: на плечах он нес длинную кисть и весь, от шапки до сапог, был забрызган красной краской. По привычке странствующих маляров он посматривал по сторонам, выглядывая, не видать ли где невыкрашенного дома или такого, на котором краска потускнела и облупилась. Перед ним мелькал то один, то другой дом, но он не решался, куда лучше зайти. Наконец он поднялся на холм и увидел Ингмарсгорд, величественно и широко раскинувшийся по долине. «Ах, Господи Боже мой! — громко воскликнул он и даже остановился от радости. — Этот дом не красили уж лет сто, он весь почернел от старости, а хозяйственные постройки, похоже, никогда не были выкрашены. И как их много! — воскликнул он. — Мне здесь хватит работы до осени!»
Пройдя немного, он увидел крестьянина, работающего в поле. — «А, этот крестьянин здешний, — подумал маляр, — пойду-ка расспрошу его про усадьбу». — Он свернул с дороги прямо на пашню и обратился к Ингмару с расспросами, чья это усадьба и не знает ли он, не собирается ли хозяин ее перекрасить.
Ингмар Ингмарсон вздрогнул и уставился на старика, словно тот был привидением. — «Да ведь это маляр, — подумал он, — И он приходит как раз в эту минуту!» — Он был так поражен, что ничего не мог ответить старику.
Он ясно помнил, как отец, когда ему говорили: «Вам стоит покрасить ваш дом, он стал таким некрасивым», всегда отвечал, что покрасит его, когда Ингмар будет справлять свадьбу.
Маляр повторил свой вопрос во второй и в третий раз, а Ингмар все молчал, словно не понимая его.
«Решили они уже там, на небе, мой вопрос? — спрашивал он сам себя. — Неужели это знак от отца, что я должен жениться в этом году?»
Он был так поражен этой мыслью, что без лишних разговоров согласился нанять маляра.
После этого он продолжал работу, глубоко растроганный, почти счастливый. — «Теперь мне будет не так трудно выполнить задуманное, раз я уверен, что этого хочет отец», — думал он.
Несколько недель спустя Ингмар принялся за чистку сбруи. Он, по-видимому, был не в духе, и работа шла медленно и вяло. — «Если бы я был Господом Богом… — думал он, перебирая сбрую, — Так вот, если бы я был Господом Богом, то сделал бы так, чтобы каждое решение человека исполнялось сейчас же, как оно принято. Я не давал бы людям много времени, чтобы обдумывать и обсасывать дело со всех сторон. Я не посмотрел бы на то, надо ли им почистить сбрую или тележку, а брал бы их, как они есть, прямо от плуга».
Он услыхал шум колес на улице, выглянул на двор и сейчас же узнал лошадь и экипаж. — «Депутат из Бергскуга едет сюда!» — крикнул он в кухню, где хлопотала по хозяйству его мать. Та сейчас же развела огонь и начала молоть кофе.
Депутат въехал во двор, но остался сидеть в тележке.
— Нет, благодарю, я не буду заходить, — сказал он, — я хочу только сказать тебе пару слов, Ингмар. У меня очень мало времени, я спешу на общинное собрание.
— У матери сейчас будет готов кофе, — сказал Ингмар.
— Благодарю, но я боюсь опоздать.
— Вы давно уже не были у нас, — сказал Ингмар.
В это время и его мать вышла на крыльцо, приглашая гостя в дом:
— Господин депутат не откажется войти и выпить чашечку кофе, — сказала она.
Ингмар отстегнул фартук, и депутат вылез из тележки.
— Ну, уж если сама матушка Мерта просит, то отказать нельзя, — сказал он.
Депутат был высокий и красивый мужчина, с легкими, грациозными движениями; он, казалось, принадлежал совсем к другой породе людей, чем Ингмар и его мать, оба некрасивые, с сонными лицами и нескладными фигурами. Но депутат питал большое почтение к старинному роду владельцев Ингмарсгорда и охотно поменялся бы своей прекрасной внешностью с Ингмаром, только чтобы самому быть одним из Ингмарсонов. Он всегда принимал сторону Ингмара, а не дочери, и ему сразу стало легко на сердце, когда он увидел такой радушный прием.
Через некоторое время, когда матушка Мерта принесла кофе, он начал излагать свое дело.
— Я хотел, — начал он и откашлялся, — я хотел сообщить вам, что мы надумали относительно Бритты.
Чашка задрожала в руках матушки Мерты, так что ложка зазвенела о блюдечко. Наступило тяжелое молчание.
— Нам кажется, будет лучше, если она уедет в Америку.
Он опять запнулся. Все молчали. Депутат только вздохнул, глядя на этих неподатливых людей.
— Мы уже купили ей билет.
— Но она, вероятно, перед этим приедет домой? — спросил Ингмар.
— Зачем? Что ей делать дома?
Ингмар снова погрузился в молчание. Он полузакрыл глаза и сидел так неподвижно, что казалось, он спит. Вместо него заговорила матушка Мерта:
— Ей понадобится одежда?
— Все уже приготовлено, ее сундук стоит в лавке Лофберга, у которого мы останавливаемся, когда бываем в городе.
— А мать не приедет повидаться с ней?
— Ей очень хотелось, но я счел, что для них обеих лучше будет не видеться.
— Да, пожалуй, что так.
— Билет и деньги на дорогу лежат у Лофберга; она получит все, что ей необходимо.
— Я считал нужным сообщить об этом Ингмару, чтобы он не думал больше об этой истории, — сказал депутат.
Теперь замолчала матушка Мерта, платок съехал у нее на затылок, она сидела, уставившись в колени.
— Теперь Ингмар может подумать и о новой невесте.
Мать и сын упорно молчали.
— Матушке Мерте нужна помощница в таком большом хозяйстве, и Ингмар должен позаботиться, чтобы у нее была спокойная старость.
Депутат замолчал, он не был уверен, что его слушают.
— Мы с женой постараемся помочь вам в этом, — прибавил он.
А Ингмар сидел молча, и в душе его поднималась огромная радость. Бритта уезжает в Америку, и он может не жениться на ней. Убийца не будет хозяйничать в Ингмарсгорде. Он молчал потому, что находил неприличным сразу показать свою радость. Но теперь надо было сказать что-нибудь.
Депутат тоже замолчал, он знал, что Ингмарсонам надо дать время все обдумать. И наконец мать Ингмара сказала:
— Да, Бритта понесла свое наказание, теперь наш черед.
Старуха хотела этим сказать, что они будут готовы оказать господину депутату любую услугу в благодарность за то, что он развязал им руки. Но Ингмар иначе понял эти слова. Он вздрогнул, словно проснувшись ото сна. «Что сказал бы на это отец? — подумал он. — Если бы я все рассказал ему, что бы он ответил? — „Не думай, что тебе позволено насмехаться над справедливостью Божией, — сказал бы отец. — Не думай, что он оставит безнаказанным, если ты взвалишь на одну Бритту всю ответственность. Если отец отталкивает ее, чтобы сделать тебе приятное и занимать у тебя деньги, то ты-то должен следовать Божьему пути, Ингмар Ингмарсон-младший“.
Мне и впрямь кажется, что отец руководит мной в этом деле, — думал он, — Он, наверное, направил сюда отца Бритты, чтобы показать мне, как дурно взваливать все на нее одну, бедняжку. Он, наверное, увидел, как я хотел в последние дни избавиться от всех этих хлопот».
Ингмар встал, налил коньяку в кофе и поднял чашку:
