такой резкой, внезапной перемены. Черная, бесснежная зима сошла на землю в одну ночь.
Наверху проснулись дети. Джил что-то говорила без умолку, а маленький Джонни снова плакал. Нат слышал, как жена их утешает, уговаривает. Вскоре все спустились вниз. У него был готов для них завтрак, день входил в привычную колею.
— Папа, ты прогнал птиц? — спросила Джил. Она совсем успокоилась, увидав огонь в очаге, дневной свет за окном и завтрак на столе.
— Да, да, они все улетели, — ответил Нат. — Их напугал восточный ветер. Они растерялись, сбились с пути, искали, где бы укрыться.
— Они на нас набросились, — сказала Джил, — хотели Джонни глаза выклевать.
— Это они со страху, — сказал Нат. — В комнате темно было, птицы не соображали, что к чему.
— Хорошо бы они больше не прилетали, — сказала Джил. — А то давай накрошим им хлеба на подоконник, может, они склюют его и улетят.
Она кончила завтракать и пошла за курткой и школьной сумкой. Нат молчал, но жена поглядела на него со значением. Они поняли друг друга без слов.
— Пойду провожу ее до автобуса, — сказал он. — Сегодня на ферму мне не надо.
И пока Джил собиралась, он добавил:
— Держи все окна закрытыми, и двери тоже на всякий случай. Я загляну на ферму. Разузнаю, не слыхали ли они там чего ночью.
Он пошел с дочерью к проезжей дороге. Девочка, очевидно, успела забыть о ночном происшествии и бежала вприпрыжку впереди, наперегонки с сухими листьями; ее личико под капюшоном раскраснелось от ветра.
— Пап, а снег скоро пойдет? — спросила она. — Уже ведь холодно!
Он взглянул на бесцветное небо, чувствуя спиной пронизывающий ветер.
— Нет, снега пока не предвидится. Это бесснежная зима, черная.
Пока они шли, он все время искал глазами птиц в живых изгородях, оглядывал поля, высматривал их в лесочке над фермой, где обычно собирались грачи и галки. Птиц нигде не было.
Жившие поблизости дети уже толпились на автобусной остановке, все закутанные, в капюшонах, как Джил, с бескровными, озябшими лицами.
Джил побежала к ним, выкрикивая на бегу:
— А мой папа говорит — снега не будет! Будет черная зима!
О птицах она ни словом не обмолвилась и тотчас же затеяла возню с другой девочкой — обе принялись толкаться и бороться. Наконец показался автобус; он поднимался в гору, пыхтя и покачиваясь. Нат подождал, пока дочка сядет, потом повернул обратно и пошел по дороге к ферме. У него был свободный день, но он заранее решил сходить проверить, всё ли там в порядке.
Джим, работник, смотревший за коровами, громыхал чем-то во дворе.
— Хозяин дома? — спросил Нат.
— На рынок уехал. Сегодня вторник, забыл?
Грохоча сапогами, Джим ушел за сарай. Некогда тут стоять да разговоры разговаривать. Умничает он больно, этот Нат. Всё книжки, говорят, читает.
Нат и в самом деле забыл, что сегодня вторник. Да, ночные события порядком выбили его из колеи. Он подошел к заднему крыльцу и услышал, как миссис Триг напевает на кухне под музыку из радиоприемника.
— Это я, хозяюшка! — окликнул он ее.
Миссис Триг появилась в дверях — дородная, добродушная, улыбчивая.
— Здравствуйте, мистер Хокен. Может, вы мне растолкуете, откуда этот холод? Из России, что ли? Не припомню ничего похожего — чтобы вот так вдруг, ни с того ни с сего, могли ударить холода. И дальше будет холодать, по радио сказали. Что-то происходит за Полярным кругом.
— Мы сегодня еще не включали радио, — сказал Нат. — Ночь была беспокойная.
— Что-нибудь с ребятишками?
— Нет, нет. — Он не знал, как ей объяснить. Сейчас, при свете дня, рассказ о ночном сражении с птицами, разумеется, прозвучал бы дико.
Он попытался изложить все по порядку, но по глазам миссис Триг понял, что она не принимает его историю всерьез, считает ее попросту плодом дурного сна.
— Вы уверены, что птицы были настоящие, всамделишные? — спросила она, улыбаясь. — С перьями, со всем, что положено? Не такие, какие могут привидеться кой-кому в субботний вечер, когда питейные заведения уже закрылись?
— Миссис Триг, — сказал Нат, — у нас в детской на полу полсотни мертвых птиц. Самые разные — малиновки, крапивники, кого там только нет. Они и на меня напали, и Джонни чуть глаза не выклевали.
Миссис Триг посмотрела на него с сомнением.
— Ну что ж, — проговорила она, — всякое может случиться при такой-то погоде. А уж если они в дом залетели, то, наверно, совсем сбились с толку. Может, они откуда-нибудь издалека, из-за этого самого Полярного круга?
— Нет, птицы местные, самые обычные.
— Странное дело, — сказала миссис Триг, — просто не знаю, что и думать. Вам надо все это описать и послать в «Гардиан». Они уж найдут что ответить. Ну, мне пора, дела ждут.
Она кивнула ему, улыбнулась и ушла обратно в кухню.
Нат, не удовлетворенный разговором, пошагал прочь. Если бы не мертвые птицы на полу — их еще надо собрать и закопать где-нибудь, — он и сам бы принял всю историю за выдумку.
У калитки стоял Джим.
— Птицы часом не докучали? — спросил Нат.
— Птицы? Какие птицы?
— На нас прошлой ночью птицы напали. Целая стая. Залетели в спальню к детям. Странные птицы, прямо кровожадные какие-то.
— Вот как? — До Джима все доходило невероятно медленно. — Никогда не слыхал, чтоб птицы были кровожадные, — отозвался он наконец. — Ручные — это да, это бывает. Прямо на окна прилетают за крошками.
— Те птицы были далеко не ручные.
— Вот как? Может, замерзли? Или голодные были? Вы им крошек насыпьте.
Джим отнесся ко всей этой истории так же безучастно, как миссис Триг. С воздушными налетами во время войны дело обстояло похоже, подумал Нат. Здесь, в этой части Англии, никто и не подозревал, сколько пришлось перевидать и испытать жителям того же Плимута [1]. Чтобы тебя что-то затронуло по-настоящему, нужно самому это пережить.
Он направился к дому — прошел между деревьями, перебрался через перелаз. На кухне он застал жену и Джонни.
— Ну что, видел кого-нибудь? — спросила жена.
— Говорил с миссис Триг и с Джимом. По-моему, они мне не поверили. Но у них все спокойно.
— Ты бы унес этих птиц, — сказала жена. — Я хотела постели застелить, но я туда войти не могу. Страшно.
— Теперь-то чего бояться. Они мертвые.
Нат поднялся наверх с мешком и покидал в него, один за другим, все птичьи трупики. Их оказалось ровно пятьдесят. Самые обычные пташки, сплошная мелочь, даже ни одного дрозда. Только страх мог вызвать такую агрессивность. Синички, крапивники — неужели это их крохотные клювы вонзались ночью с небывалой яростью
