Ардальон Порфирьевич схватился рукой за дверь и широко распахнул ее, входя в квартиру.
В этот— то момент произошло то, чего не ожидал Ардальон Порфирьевич и чего всегда боялась так вдова Пострункова; по маленькой лестничке, с чердака -быстро сбежал на площадку большой серый кот, потревоженный, очевидно, свалившимся Суховым.
В два прыжка кот этот очутился у открытых дверей квартиры и — ловко шмыгнул туда, прежде чем Адамейко успел закрыть за собою дверь.
— Аи-аи! — вскрикнула озабоченно Варвара Семеновна, бросившись к коту. — Ловите его, подлеца!
Из глубины квартиры выбежал, задорно лая, белый шпиц.
— Ловите! — кричала Варвара Семеновна, протягивая руки к испуганно заметавшемуся коту.
Он пробежал у нее между ног, вскочил сначала на вязанку дров, фыркнул оттуда на догнавшего его шпица, потом, вспрыгнув, ринулся по коридорчику в комнаты.
Варвара Семеновна и собака побежали вдогонку…
Все это продолжалось несколько секунд. Ардальон Порфирьевич быстро прошел вслед за хозяйкой. В его уме мелькнула неожиданная мысль.
— Варвара Семеновна… а Варвара Семеновна! — громко кричал он, догоняя ее. — Разрешите помочь. Уберите Рекса в столовую и закройте туда дверь. Собака, знаете ли, в данном происшествии только мешает. И злит кошку! Уж разрешите, я этого нежданного гостя вам лично изловлю и выдворю! Не беспокойтесь, Варвара Семеновна…
— Ах, подлец! Вот подлец! — волновалась вдова Пострункова, стараясь поймать за ошейник вертевшегося по комнате шпица. — Нахальный кот, я его знаю: это — жичкинский, кассира!
— Уходите! Уходите с собакой в столовую и крепко держите с той стороны дверь… — торопил ее Ардальон Порфирьевич. Я уж сам, — поверьте.
— Ну, ну… спасибо, батюшка. Рекс, поди сюда! Рекс, кому говорю?!
Она, наконец, поймала его и скрылась с ним в соседней комнате, плотно прикрыв оттуда дверь.
Адамейко медленно подошел к серому коту, забившемуся за угол письменного стола, и протянул к нему руку.
— Кис-кис-кис… Ах ты, глупый какой… дружок какой! Он бережно взял его на руки и быстро, почти припрыгивая, отнес его на лестницу.
Ардальон Порфирьевич выбежал на площадку и глухим шепотом позвал Сухова:
— Тс-с-с… Можешь скоро входить… Дверь не захлопну. Слышишь?
С чердака в ответ раздалось такое же глухое и короткое покашливание.
Адамейко вернулся в кухню, выключил внутри французский замок и прикрыл за собой обе двери.
«Вот так… вот так… Сейчас… Сейчас, — стучалась в виски горячая, неудержимая мысль. — Вот сейчас…»
Навстречу бежала белая собачонка, а сзади нее торопливым шагом — хозяйка квартиры.
— Фу ты — и примус даже забыла потушить… Вот окаянный кот!
Ардальон Порфирьевич подошел к плите и выполнил желание Варвары Семеновны, — теперь нужно было выигрывать каждую секунду,
— А вы умаялись, батюшка! Пойдемте в комнаты. Да сбросьте пальто: вымокли, чай, здорово…
В коридорчике, на гвозде, оставил отяжелевшее от дождя пальто и шляпу и, вытирая на ходу мокрое холодное лицо, вошел вслед за хозяйкой в маленькую гостиную. Руки его дрожали, и носовой платок не сразу влез в карман.
— Сарай хотел посмотреть… для зимы, конечно. Дворника искал — нету дворника… На черную лестницу от дождя убежал… и к вам, — неловко бормотал он, растерянно улыбаясь. — А вот, может, кстати: происшествие с котом какое…
— Спасибо, спасибо, Ардальон Порфирьевич! Сидите, пожалуйста. Я вас сейчас… свежими пирожочками: утречком рано испекла. Сейчас, сейчас…
Вынесла из столовой большое блюдо с яблочными пирожками и поставила на черный столик.
— Кушайте. И Рексеньку можете угостить: он еще не пробовал. Да кстати и зашли: у меня к вам дело есть. Совет, в общем… Комнату сдать собираюсь.
Оживленно и громко разговаривая, она не услышала, как заскрипела кухонная дверь. Настороженное ухо Ардальона Порфирьевича тотчас же уловило этот скрип.
Он сел на диванчик, посадив к себе на руки шпица; от мохнатой шерсти собаки шло густое тепло.
— Одну минуту, батюшка: юбку переодену, а то и в самом деле, будто нищенка какая!… Кухонный шик!
Она выразительным жестом показала на свою грязную, засаленную юбку, изорванную во многих местах.
Она прикрыла за собой дверь в спальню.
После этой минуты Ардальон Порфирьевич никогда больше не видал в живых вдовы Пострунковой…
В кухне отчетливей раздался скрип шагов. Теперь его услышала и собака. Она навострила уши, вытянула морду и попыталась соскочить с колен державшего ее Адамейко.
Но Ардальон Порфирьевич крепко прижал к себе шпица, нервно и неторопливо гладил его мягкую шерсть, нежно чесал у собаки за ухом.
Она притихла, да к тому же опять притихли в кухне человеческие шаги.
— Да, вот хочу комнату одну сдать. Одинокому, конечно. Приличному… — раздавалось громко из спальни.
Но Ардальон Порфирьевич не слышал уже этого голоса.
Он чувствовал, что вот-вот его оставит сознание, как покинула его в этот момент и та решимость, с которой он перешагнул порог своей соседки. Если сейчас вот не произойдет то самое, — он потеряет и тот остаток воли, который еще он в эту минуту судорожно осязал: он чувствовал, а не видел, — что рука его еще не перестала осязать чью-то мохнатую теплую шерсть, что другая рука то хватала с блюда, то так же быстро клала обратно липкие, мягкие, тоже теплые еще, пирожочки, а ноги вздрагивали и терлись одна о другую, как ищут защиты друг у друга слепые и слабые, оставленные сукой щенки.
Потом рука перестала гладить теплую шерсть, — собака потянулась с жадностью, высунув розовый язычок, к знакомым пирожочкам, собака просила знакомого ей человека достать эти пирожочки, и та же рука схватила вновь один из них и поднесла его к жадному влажному рту беленькой собаки.
И только осязал у себя во рту какое-то движение своего собственного языка:
— На, на, Рексенька… Кушай. Кушай. Кушай.
И так все время: ласкал собаку, нежно проводил рукой по ее шерсти и приговаривал: — Кушай. Кушай. Кушай…
И так иногда:
— Еще вот. На, Рексенька. Кушай…
И крепко— крепко прижал к себе вертлявое теплое собачье тельце.
Ошибался впоследствии прокурор, убеждая судей в том, что Ардальон Адамейко, идя на преступление, заранее готовился использовать дружбу свою со шпицем вдовы Пострунковой!…
Услышала теперь чьи-то шаги и Варвара Семеновна: вот — в коридоре.
— Кто там? — крикнула испуганно.
— На. На. На… Кушай! — шептали обескровленные губы, и рука цепко зажала ухватившую пирожочек собачью морду. — Вот так… Вот сейчас…
— Арда… — задохнулся тот же знакомый голос.
Дверь из коридорчика в спальню с шумом распахнулась: порог перешагнул незнакомый человек с искаженным, вздрагивающим лицом, с высоко поднятой правой рукой, сжимавшей круглый тяжелый обрубок полена.
Рука быстро и круто размахнулась, нанося удар в побагровевшее, застывшее лицо.
— Ард-д…
Полено ее успело раздробить окаменевшее, покрывшееся мелким потом лицо: Варвара Семеновна легонько пошатнулась и тяжело упала навзничь.
В этот же день, уже позже приглашенный органами дознания врач констатировал, что вдова Пострункова умерла от разрыва сердца. А еще позже, на суде, адвокат Федора Сухова ставил судьям вопрос считают ли они, что гражданка Пострункова умерла насильственной смертью?…
Адвокат умело использовал бесстрастное заключение врача и очень хорошо построил свою речь в защиту Федора Сухова. Защитник мог признать на крайний случай, что данном деле имело место только покушение на убийство, а не самое убийство, а раз так, — то неизвестно, сделался ли Сухов убийцей и можно ли теперь считать его таковым? Пусть даже суд не поверит словам подсудимого, что в квартиру Пострунковой он шел с целью одного лишь грабежа, — но пусть суд не поверит и прокурору, «так вольно обращающемуся со статьями уголовного кодекса»…
Соответственно с этим защита просила суд признать и Ардальона Адамейко не соучастником в убийстве, а соучастником в грабеже, результатами от которого он, кстати, и не пожелал даже воспользоваться. Так было позже, на суде.
Но утром девятого сентября был такой момент, когда один из подсудимых, Федор Сухов, и сам не сомневался в том, что только что убил тяжелым круглым поленом беззащитного незнакомого человека.
Рука размахнулась, потом мгновенно выбросилась вперед и, роняя вырвавшееся полено, — упала книзу, больно зацепив ногу чуть пониже бедра. Прежде, чем понял, куда упало полено, — увидел, как зашаталась и безжизненно опустилась на пол побагровевшая женщина, как сверкнул перед глазами краешек взлетевшего тяжелого дерева и — как мелькнула тогда же неповторимой точкой чья-то мгновенная смерть…
В эту минуту Сухов был убежден, что случайно вырвавшееся из рук полено нанесло этот смертельный удар. Но оно уже далеко лежало от бездыханной Варвары Семеновны, и, когда взметнувшийся взгляд догнал его, — Сухов понял свою ошибку.
