Ник встал во весь рост на коряге, держа удилище в руках; сачок тяжело свисал с его пояса; потом он сошел в реку и, шлепая по воде, побрел к берегу. Он взобрался на берег и пошел прямиком через лес по направлению к холмам, туда, где находился лагерь. Он оглянулся. Река чуть виднелась между деревьями. Впереди было еще много дней, когда он сможет ловить форелей на болоте.
L'envoiПеревод О. Холмской.
Король работал в саду. Казалось, он очень мне обрадовался. Мы прошлись по саду. «Вот королева», — сказал он. Она подрезала розовый куст. «Здравствуйте», — сказала она. Мы сели за стол под большим деревом, и король велел принести виски и содовой. «Хорошее виски у нас пока еще есть», — сказал король. Он сказал мне, что революционный комитет не разрешает ему покидать территорию дворца. «Пластирас, по-видимому, порядочный человек, — сказал король, — но ладить с ним нелегко. Впрочем, я думаю, он правильно сделал, что расстрелял этих молодцов. Конечно, в таких делах самое главное — это чтобы тебя самого не расстреляли!»
Было очень весело. Мы долго разговаривали. Как все греки, король жаждал попасть в Америку.
ИЗ КНИГИ РАССКАЗОВ «МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН»
Перевод В. Топер.
Мануэль Гарсиа поднялся по лестнице в контору дона Мигеля Ретаны. Он поставил свой чемодан на пол и постучал в дверь. Ответа не было. Но Мануэль, стоя в коридоре, чувствовал, что в комнате кто-то есть. Он чувствовал это через дверь.
— Ретана, — сказал он, прислушиваясь.
Ответа не было.
«А все-таки он здесь», — подумал Мануэль.
— Ретана, — повторил он и громче постучал в дверь.
— Кто там? — раздался голос из конторы.
— Это я, Маноло, — сказал Мануэль.
— А что нужно? — спросил голос.
— Мне нужна работа, — сказал Мануэль.
В двери что-то несколько раз щелкнуло, и она распахнулась. Мануэль вошел, захватив свой чемодан.
За столом в глубине комнаты сидел маленький человечек. Над его головой висело чучело бычьей головы, сделанное в мадридской мастерской; стены были увешаны фотографиями в рамках и афишами боя быков.
Маленький человечек сидел и смотрел на Мануэля.
— Я думал, ты убит, — сказал он.
Мануэль быстро постучал костяшками пальцев по столу. Маленький человечек сидел и смотрел на него через стол.
— Сколько у тебя выходов за этот год? — спросил Ретана.
— Один, — ответил Мануэль.
— Только тот один? — спросил маленький человечек.
— Только.
— Я читал об этом в газетах, — сказал Ретана. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел на Мануэля.
Мануэль поглядел на чучело быка. Он не раз видел его и раньше. Он питал к нему что-то похожее на родственные чувства. Лет девять назад бык убил его брата, того, что подавал надежды. Мануэль хорошо помнил этот день. На дубовом щите, к которому была прикреплена бычья голова, поблескивала медная дощечка с надписью. Мануэль не мог прочесть ее, но он предполагал, что это в память его брата. Что ж, он был славный мальчик.
На дощечке было написано: «Бык Марипоса, с ганадерии[42] герцога Верагуа, вспоровший семь лошадей и убивший Антонио Гарсиа, новильеро, 27 апреля 1909 года».
Ретана заметил, что Мануэль смотрит на бычью голову.
— На воскресенье герцог прислал мне такую партию, что без скандала не обойдется, — сказал он. — Они все разбиты на ноги. Что говорят о них в кафе?
— Не знаю, — ответил Мануэль. — Я только что приехал.
— Да, — сказал Ретана. — У тебя и чемодан с собой.
Откинувшись на спинку стула, он смотрел на Мануэля через большой стол.
— Садись, — сказал он. — Сними шляпу.
Мануэль сел; без шляпы лицо его стало совсем другим. Косичка матадора, пришпиленная на макушке, чтобы она держалась под шляпой, нелепо торчала над бледным лицом.
— Ты плохо выглядишь, — сказал Ретана.
— Я только что из больницы, — сказал Мануэль.
— Я слышал, будто тебе отняли ногу.
— Нет, — сказал Мануэль. — Обошлось.
Ретана наклонился вперед и пододвинул Мануэлю стоявший на столе деревянный ящичек с сигаретами.
— Бери, — сказал он.
— Спасибо.
Мануэль закурил.
— А ты? — сказал он, протягивая Ретане зажженную спичку.
— Нет. — Ретана помахал рукой. — Не курю.
Ретана молча смотрел, как Мануэль курит.
— Почему ты не подыщешь себе какую-нибудь работу? — спросил Ретана.
— Я не хочу какую-нибудь, — сказал Мануэль. — Я матадор.
— Нет больше матадоров, — сказал Ретана.
— Я матадор, — сказал Мануэль.
— Да, сидя у меня в конторе.
Мануэль засмеялся.
Ретана молча смотрел на Мануэля.
— Я могу выпустить тебя вечером, если хочешь, — предложил Ретана.
— Когда? — спросил Мануэль.
— Завтра.
— Не люблю быть заменой, — сказал Мануэль. Именно так все они погибают. Именно так погиб Сальвадор. Он постучал костяшками пальцев по столу.
— Больше у меня ничего нет, — сказал Ретана.
— Почему бы тебе не выпустить меня днем на будущей неделе? — спросил Мануэль.
— Сбора не сделаешь, — ответил Ретана. — Публика требует только Литри, Рубито и Ля Торре. Эти хорошо работают.
— Публика придет смотреть меня, — с надеждой сказал Мануэль.
— Нет, не придет. Тебя уже давно забыли.
— Я могу хорошо работать, — сказал Мануэль.
— Предлагаю тебе выступить завтра вечером после клоунады, — повторил Ретана. — Будешь работать с Эрнандесом и можешь убить двух новильо.[43]
— Чьи новильо? — спросил Мануэль.
— Не знаю. Что найдется в коррале. Из тех, которых ветеринары не допустили к дневным боям.
— Не люблю быть заменой, — сказал Мануэль.
— Как хочешь, — сказал Ретана.
Он наклонился над бумагами. Разговор больше не интересовал его. Сочувствие, которое на минуту вызвал в нем Мануэль, напомнив о старых временах, уже исчезло. Он охотно заменит им Чавеса, потому что это обойдется дешево. Но и других можно иметь по дешевке. Все же он хотел бы помочь Мануэлю. Ну что ж, завтра он может выступить. Теперь его дело решать.
— А сколько ты мне заплатишь? — спросил Мануэль. Он все еще тешил себя мыслью, что откажется. Но он знал, что не может отказаться.
— Двести пятьдесят песет, — ответил Ретана. Он хотел дать пятьсот, но когда он разжал губы, они сказали двести пятьдесят.
— Виляльте ты платишь семь тысяч, — сказал Мануэль.
— Но ты не Виляльта, — ответил Ретана.
— Я знаю, — сказал Мануэль.
— Он делает сборы, Маноло, — объяснил Ретана.
— Конечно, — сказал Мануэль. Он встал. — Дай триста, Ретана.
— Хорошо, — согласился Ретана. Он достал из ящика стола листок бумаги.
— А можно мне пятьдесят получить сейчас? — спросил Мануэль.
— Пожалуйста, — сказал Ретана. Он вынул из бумажника кредитку в пятьдесят песет и, развернув ее, положил на стол.
Мануэль взял деньги и спрятал в карман.
— А куадрилья? — спросил он.
— Будут ребята, которые всегда работают у меня по вечерам. Они — ничего.
— А пикадоры?
— Пикадоры неважные, — признался Ретана.
— Мне нужен хоть один хороший пикадор, — сказал Мануэль.
— Найми его, — сказал Ретана. — Ступай и найми.
— Только не за те же деньги, — возразил Мануэль. — Не могу же я оплачивать пикадора из этих шестидесяти дуро.
Ретана ничего не ответил, только посмотрел через стол на Мануэля.
— Ты сам знаешь, что мне нужен хоть один хороший пикадор, — сказал Мануэль.
Ретана, не отвечая, смотрел на Мануэля словно откуда-то очень издалека.
— Так не годится, — сказал Мануэль.
Ретана все еще разглядывал его, откинувшись на спинку стула, разглядывал откуда-то издалека.
— У нас есть свои пикадоры, — сказал он.
— Знаю, — сказал Мануэль, — знаю я твоих пикадоров.
Ретана не улыбнулся. Мануэль понял, что дело кончено.
— Я хочу только равных шансов, — негромко сказал Мануэль. — Когда я выйду на арену, нужно, чтобы я мог подступиться к быку. Для этого довольно одного хорошего пикадора.
Он обращался к человеку, который уже не слушал его.
— Если тебе нужно что-нибудь сверх положенного, — сказал Ретана, — доставай сам. Будет работать наша куадрилья. Приводи своих пикадоров, сколько хочешь. Клоунада кончается в десять тридцать.
— Хорошо, — сказал Мануэль. — Если это твое последнее слово.
— Да, — сказал Ретана.
— До завтра, — сказал Мануэль.
