— Как! До самого дна все книги? — спросил он Мартин утвердительно кивнул и продолжал выкладывать их на кухонный стол, заменявший умывальник.
— Ну, ну!
Джо помолчал, и в его мозгу начала, повидимому, складываться какая-то мысль. Наконец он сумел ее сформулировать.
— Скажи, ты как насчет девочек? Очень? — спросил он.
— Нет, — ответил Мартин, — раньше случалось, пока я не начал читать книги. А теперь у меня нет времени.
— Ну, здесь у тебя не будет времени и на книги — только работать и спать.
Мартин вспомнил о своем пятичасовом сне и улыбнулся. Его комната была расположена над прачечной, и в этом же здании помещался мотор, который качал воду, подавал свет и приводил в движение машины в прачечной. Монтер, занимавший соседнюю комнату, решил завязать дружеские отношения и помог Мартину приспособить электрическую лампочку на длинном проводе, так что ее можно было переносить от стола к постели.
На следующее утро Мартин встал в четверть седьмого, — ему сказали, что завтрак подается без четверти семь. В доме оказалась ванная для служащих, и Мартин, к великому изумлению Джо, принял холодную ванну.
— Ну, ну, вот молодчина! — воскликнул Джо, когда они уселись завтракать на кухне.
С ними завтракали монтер, садовник, помощник садовника и два или три конюха. Все они ели мрачно и торопливо, изредка перекидываясь отдельными словами, и Мартин, прислушиваясь к их беседе, понял, как далеко он ушел от этих людей. Их умственное убожество было невыносимо для него, и он с нетерпением ждал момента, когда сможет остаться один. Поэтому так же торопливо, как и они, проглотил свою порцию жидкой, безвкусной каши и вздохнул свободно, лишь выйдя за кухонную дверь.
Маленькая прачечная была превосходно оборудована новейшими машинами, которые делали все, что могли делать машины. Получив краткие наставления, Мартин начал разбирать огромную груду грязного белья, а Джо тем временем пускал в ход машины и разводил жидкое мыло, состоявшее из едких химических веществ, так что он принужден был закутать полотенцем глаза и нос и стал похож на мумию. Покончив с разборкой, Мартин приступил к выжиманию уже выстиранного белья. Выжимание производилось особой вращающейся машиной, делавшей несколько тысяч оборотов в секунду и удалявшей из белья влагу с помощью центробежной силы. Потом Мартин все время переходил от сушилки к выжималке, а в промежутках еще отбирал чулки и носки. После обеда, пока нагревались утюги, они занялись катаньем носков и чулок. Потом гладили нижнее белье до шести часов, но тут Джо с сомнением покачал головой.
— Ни черта не выйдет, — сказал он, — придется работать и после ужина.
И после ужина они работали до десяти часов, при ослепительном электрическом свете, пока последняя пара нижнего белья не была выглажена и приготовлена к выдаче. Была знойная калифорнийская ночь, и, несмотря на распахнутые настежь окна, в комнате, от раскаленной плиты и утюгов, стояла невыносимая жара. Мартин и Джо, раздетые по пояс, обливались потом и задыхались.
— Точно на погрузке в тропическом порту! — сказал Мартин, когда они поднимались по лестнице.
— У тебя дело пойдет, — говорил Джо. — Ты работаешь молодцом. Если и дальше так будет, ты только первый месяц просидишь на тридцати долларах. В следующий месяц получишь уже все сорок. Но не может быть, чтобы ты раньше никогда не гладил. Меня не проведешь.
— Ей-богу, не выгладил за всю свою жизнь ни одной тряпки.
Мартин чувствовал сильную усталость и удивлялся этому, позабыв, что проработал подряд четырнадцать часов. Он поставил будильник на шесть и, отсчитав пять часов, решил читать до часу. Сняв башмаки, чтобы дать отдохнуть ногам, он сел за стол и обложился книгами. Он раскрыл Фиска на том самом месте, на котором прервал чтение два дня назад. Но голова работала плохо, и ему пришлось два раза прочесть один и тот же абзац. Потом он вдруг проснулся от боли в затекших мышцах и от холодного ветра, который подул с гор в открытое окно. Он поглядел на часы. Они показывали два. Он спал уже четыре часа. Тогда он разделся, лег в постель и заснул, едва коснувшись головой подушки.
Вторник прошел в такой же напряженной работе. Быстрота, с которой работал Джо, приводила в восторг Мартина. Джо работал как дюжина дьяволов. Он не терял ни одного мгновения в течение всего долгого дня, сосредоточивал на работе все свое внимание и то и дело указывал Мартину, где вместо пяти движений можно сделать три и вместо трех — два.
Мартин смотрел и старался подражать ему. Он и сам был прекрасным работником, ловким, сообразительным и всегда гордился тем, что никто не мог превзойти его в работе. Теперь он тоже решил сосредоточить на работе все внимание и следовать всем наставлениям Джо. Он так ловко растирал крахмал на воротничках и манжетах, чтобы на них не образовались пузыри во время глажения, что сам Джо похвалил его.
В работе не было никаких перерывов. Кончив одно дело, Джо тотчас же переходил к другому, ничего не дожидаясь, ничего не откладывая. Они накрахмалили двести белых сорочек, правой рукой погружая в горячий крахмал воротничок, грудь и манжеты, а левой придерживая рубашку, чтобы другие части ее не касались крахмала — такого горячего, что, отжимая его, им каждый раз приходилось опускать руку в холодную воду. И в этот вечер они работали до половины одиннадцатого, подкрахмаливая оборки на тонком женском белье.
— В тропиках и то легче, — со смехом сказал Мартин.
— Только не для меня, — серьезно возразил Джо, — я не знаю никакого другого ремесла, кроме этого.
— Но это ты зато знаешь здорово.
— Еще бы. Я начал работать одиннадцати лет, в Окленде. Стоял у парового катка. С тех пор прошло восемнадцать лег, и все время я ничем другим не занимался. Но такой каторжной работы, как тут, мне еще не попадалось. Сюда надо бы по крайней мере троих. Завтра придется работать и ночью. По средам всегда приходится работать ночью: воротнички и манжеты.
Мартин опять завел будильник, сел за стол и раскрыл Фиска. Но он не мог прочитать и одного абзаца. Строчки плясали перед его глазами, и он клевал носом. Он начал ходить взад и вперед, колотя себя кулаками по голове, чтобы разогнать сон, но все было напрасно. Потом он положил книгу перед собой и попробовал читать, придерживая веки пальцами, но тотчас же заснул с раскрытыми глазами.
Тогда, не в силах больше бороться с усталостью, он разделся, едва сознавая, что делает, и бросился на кровать. Он проспал семь часов тяжелым животным сном и проснулся от звона будильника с ощущением, что все еще не выспался.
— Много прочитал? — спросил его Джо. Мартин отрицательно качнул головой.
— Ничего! — утешил его Джо. — Мы сегодня ночью пустим каток, зато завтра кончим в шесть. У тебя будет тогда время для чтения.
Мартин в этот день полоскал шерстяные вещи в большой лохани, наполненной раствором едкого мыла, причем полоскание производилось с помощью особого приспособления, на которое Джо указал с гордостью:
— Мое изобретение. Заменяет и валек и руки и сберегает к тому же по крайней мере пятнадцать минут в неделю! А ты знаешь, чего стоит каждая минута в этом чортовом пекле!
Пропускание через каток воротничков и манжет было тоже его выдумкой, и когда наступил вечер и зажгли электричество, Джо объяснил в чем дело:
— В других прачечных еще не додумались до этого. Я благодаря этому получаю возможность в субботу кончать работу в три часа. Только надо умело это делать — вот и все. Нужна особая температура, особое давление, и пропускать надо три раза. Посмотри-ка.
Он взял манжету.
— Так и вручную не сделаешь, верно?
В четверг Джо пришел в ярость: был прислан целый узел тонкого крахмального белья сверх нормы.
— К чорту, — заорал он, — к дьяволу! Не хочу больше. Я работал, как скотина, целую неделю, чтобы выкроить себе свободную минуту и вдруг, извольте радоваться, — узел крахмального белья сверх нормы! Я живу в свободной стране, и я скажу этому жирному чорту все, что я о нем думаю! И я буду с ним говорить не по-французски. Есть еще на языке Соединенных Штатов подходящие для него словечки. Целый узел сверх нормы! Экая скотина!
— Придется опять работать всю ночь, — сказал он через минуту, забыв свою вспышку и покоряясь судьбе.
И в эту ночь Мартину опять не пришлось читать. Целую неделю он не видал газеты и, к собственному удивлению, не чувствовал охоты ее увидеть. Новости его не интересовали. Он был слишком утомлен, чтобы чем-нибудь интересоваться, но все-таки решил в субботу съездить в Окленд на велосипеде. Семьдесят миль туда и семьдесят миль обратно — это значило, что ему не придется вовсе отдохнуть и запастись силами на предстоящую неделю. Было бы лучше съездить по железной дороге, но это обошлось бы в два с половиной доллара, а Мартин твердо решил копить деньги.
