— Ну, братец Маршал, что это за речи — не дай бог. Ты ведь еще молод, у тебя еще полно дел в этом мире. Мы должны вместе пить водку, наслаждаться жизнью, почитывать!
— Дорогой мой, ей-богу, единственная радость моя в этом мире — это вы, мои друзья-единомышленники, и водка! Клянусь собой, клянусь всеми вами, если б не мысли о детях, я бы хотел умереть и попасть на Бехештэ-Захра[78].
— Милый Маршал, брешешь! Я наперед знаю твои мысли — ты умираешь от желания получить очередное звание. На-ка, бери! — И Доктор протянул ему рюмку.
Маршал выпил и причмокнул. Увидев проходившего мимо с бутылкой в руках молодого человека, он воскликнул:
— Милый, дорогой! Плесни-ка мне водочки. Добавь тонику. Спасибо. Еще немного льда. Благодарю тебя. Чтобы водки было много, а воды мало. Дай мне бог быть на твоей свадьбе виночерпием! — Потом он обратился к друзьям: — Нет, дорогие, совсем не так! На кой черт мне эти звания? К чему они мне, если нет морального удовлетворения? Ну предположим, мы выжили, ну и что? Как только фортуна изменит нам, сразу же схватят за глотку и скажут: «Эх вы, мать вашу так, по вашим физиономиям видно, что вы, сукины дети, такие-сякие», а потом отправят к праотцам.
— Милый Маршал, опять брешешь. Хочешь показать, что ты такой важный.
— Нет, душа моя! Какой там важный! Был бы важный — либо удрал бы, либо… А, будь что будет!
Толстому Маршалу было еще далеко до старости, а голова его была уже совсем лысой. Он весь пылал и лоснился от алкогольных паров. Выругавшись, он стал прищелкивать пальцами, приплясывать и напевать:
— За все, накупленное мною,
Заплачено сполна душою —
Это вам не баклажаны покупать!
Все вокруг смеялись, плясали, хлопали в ладоши, подбадривая его.
— Маршал, тебе помогла «драконова пилюля»? — спросил хозяин.
Продолжая веселиться, Маршал весь расцвел:
— Помогла, да еще как!
— А что это такое — драконова пилюля? — спросил господин Учитель.
— Это нечто величиной с орех фундука и цвета черной туши.
— Я спрашиваю, для чего она?
— Ага! Это уже существенный вопрос. Она для людей, у которых ослабевает зрение оттого, что они слишком много читают. Ведь у Маршала в последнее время здорово глаза ослабли. Бедняга совсем было уже утратил способность читать. Инженер привез ему из Японии несколько «драконовых пилюль». Зрение стало таким острым, что и не говори! Теперь он может держать книгу в одном углу комнаты, а читать ее из противоположного.
Маршал изобразил оскорбленную добродетель:
— Но клянусь, я читаю не так уж часто.
— Если слишком редко, жена обрушит крышу тебе на голову!
Вдоволь натанцевавшись и устав, Маршал снова уселся на свое место. На красном лбу и лысине выступили крупные капли пота. Он обратился к хозяйке:
— Ханум, милая, да стану я жертвой твоих ручек, да умереть мне ради твоего ясного, как луна, личика, будь добра, возьми чистый платочек, намочи его, потом выжми как следует и дай мне, да умереть мне вместо тебя! — И, получив платок, продолжал: — Да буду я твоей жертвой, я же тебя очень люблю, ты знаешь? Дай-ка поцеловать твой чудный лобик. Так что, когда твои дети вернулись домой, ты успокоилась?
— Знаешь, какие первые слова произнесла Парванэ? — спросила хозяйка. — Она бросилась в мои объятия и сдавленным голосом воскликнула: «Мамочка, я больше не поеду в Англию, я хочу остаться с тобой!»
Маршал растроганный под влиянием алкоголя, схватился руками за голову:
— Вай-вай, ты разрываешь мне сердце, дорогая моя, милая моя, ведь нельзя поступать так жестоко с детьми!
— Ни мне, ни их папаше некогда заниматься ими. Так всем лучше.
Чтобы не выслушивать его пьяные проповеди, хозяйка отошла подальше.
Маршал мокрым платком вытер лоб и лысину. Господин Учитель, глядя на его лысую голову, вставил острое словцо.
Все захохотали.
— Ладно уж, — скромно потупился Маршал, — мы-то, несчастные, забитые, бедные, от всех терпим — от вас тоже стерпим.
— Ну и скромник нашелся!
Послышался голос еще одного приятеля:
— Я поднимаю рюмку за здоровье друзей!
Все удивленно обернулись, так как он не пил. Оказалось, у него в руках черешня[79].
Все грохнули со смеху. Хозяин воскликнул:
— Да возьмет тебя небо с твоими глупыми шутками! Твои шесть месяцев еще не кончились.
— Что за шесть месяцев? — спросил Маршал.
— У него вырезана часть желудка, а он не может удержаться: шесть месяцев пьет, а когда чувствует себя на грани смерти, дает зарок — и шесть месяцев постится. Как раз сейчас у него этот шестимесячный пост.
* * *
— Посмотри на тех! — сказал Доктор.
В другом углу гостиной рядом с мужчиной стояла женщина с бокалом в руках. Она была молода, красива, изящна, стройна, в элегантном дорогом платье, обнажавшем до половины бюст, руки, плечи и спину. Платье держалось на узенькой ленточке, завязанной на шее. Она слишком громко разговаривала, слишком громко смеялась. Черные блестящие глаза, прелестный рот, улыбка, озаряющая живое лицо. Речь ее, жеманно-кокетливая, волновала слушающих. Разговаривая, она делала чувственные движения. Женщина, с ее красотой и жеманством, напоминала начинающую, но в будущем весьма дорогую проститутку.
Молодой человек, стоящий рядом с ней, был хорошо сложен, чисто выбрит, но волосы свисали до воротника. На нем была рубашка в розовую полоску и костюм в крупную клетку. Галстук был таких необъятных размеров, что его хватило бы на платье для его спутницы, наподобие того, в каком она была. Лицо его выражало смесь гордости, уверенности в себе и самодовольства, происходивших не от ума, а от глупости.
— Посмотри на них!
Посол повернул голову и процедил со скрытой завистью и едва уловимой ревностью:
— Да смотрю!
— Красива, стерва, здорово красива!
— Эта красота и помогла ей в жизни, а может быть, и усложнила ее.
— Ты ее знаешь?
— Да, причем хорошо. Она очень рано вышла замуж. К тому же какое замужество! Попала как кур в ощип! Ведь ханум весьма страстная! А муж ее такой битюг, что и говорить не стоит, — смесь невежды и бабника. Прожив с мужем несколько лет и сделав несколько абортов, ханум с ним развелась. Потом она стала любовницей бывшего мужа. Еще год они прожили таким образом, пока он не уехал за границу. Тогда она вышла замуж. Ее новый муж — настоящий мешок с деньгами, ханум поймала его в свои сети. Теперь она по нескольку раз в год ездит за границу — одна — и там возобновляет связь со своим первым мужем.
— Да ну! И муж не возражает?
— Знаешь ли, муж, говорят, получает от ханум удовольствие только глазами, он доволен и горд тем, что у него красивая жена. Но у него не хватает сил, чтобы свернуть с пути целомудрия. Говорят, у него с женой — мирное сосуществование. Он выполняет все ее прихоти и обеспечивает ее деньгами. И не мешает ей ни в чем. А ханум завлекает в свои сети красивых молодых людей одного за другим. Тот, по-деревенски одетый, с недоступно-идиотским выражением лица, — последняя добыча ханум.
— Да ну! Везет же некоторым кретинам!..
— Друзья, я уже задыхаюсь, мне плохо, — пожаловался Маршал. — Пойдемте на крышу, подышим свежим воздухом.
Маршал, Доктор, Визитер и еще двое ближайших приятелей потихоньку вышли из гостиной и направились в одну из отдаленных комнат. Там они заперлись. Маршал вынул маленькую сумочку, которую он в начале вечера спрятал в комоде под вещами, достал из нее изящную трубочку, маленькие щипчики и полную коробочку опиума.
— А где ты возьмешь огонь? — спросил Доктор.
— Подожди, — ответил Маршал с горящими от предвкушения удовольствия глазами, — современная прогрессивная наука и модерновая техника позаботились и об этом. — Затем от назидательно-книжной интонации он снова перешел на доверительный тон: — В этом мире все сложности разрешены, остались только заботы об этой проклятой душе: ничто ее не радует, ничто не удовлетворяет, совершенно не понятно, что ей еще надо! — Затем он показал другую коробочку: — Смотри, такая маленькая, а таится в ней так много! — Он вынул из коробочки металлическую квадратную спиртовочку на двух ножках, поставил ее на стол и достал белые таблетки. — Видишь? Это сухой спирт, нечто потрясающее. Такая таблетка горит долго, жарко, к тому же чистейшим пламенем, никакой копоти. А вот уголек, — и он вынул черные кубики, — промышленный, очищенный, супер!
Он сложил таблетки на спиртовке и поджег спичкой. Они загорелись красивым голубым пламенем. Затем он положил поверх таблеток пару черных кубиков, прогрел трубку, и все было готово.
Приятели накурились вдоволь. Затем все убрали и вернулись к гостям. Снова пили водку и виски, пока Маршалу не стало совсем плохо. Тогда они поднялись на крышу. Маршал снял пиджак и галстук, расстегнул воротник сорочки, влажным платком отер лицо и шею.
