— Чего вы ждете? — спросил Бнитрей.
Обенрейцер указал на коричневую дверь.
— Позовите их обратно, — отвечал он. — Мне нужно нечто сказать в их присутствии, прежде чем я уйду.
— Скажите это мне, — возразил Бинтрей. — Я отказываюсь звать их обратно.
Обенрейцер повернулся к maître'у Фохту.
— Помните, вы говорили мне, что у вас был когда-то клиент англичанин по имени Вендэль? — спросил он.
— Ну, ладно, — отвечал нотариус. — Что же из этого?
— Maître Фохт, ваши часы-замок изменили вам.
— Что вы хотите сказать?
— Я прочитал письма и удостоверения, лежавшие в ящике вашего клиента. Я снял с них копии. Я принес копии с собой сюда. Достаточна или нет эта причина, чтобы позвать их обратно?
Целую минуту нотариус смотрел растерянно то на Обенрейцера, то на Бинтрея в беспомощном удивлении. Придя в себя, он отвел в сторону своего коллегу-юриста и быстро сказал ему на ухо несколько слов.
Лицо Бинтрея — которое сперва верно отразило удивление, выразившееся на лице maître'а Фохта — внезапно изменило свое выражение. Одним прыжком он ринулся с ловкостью молодого человека к двери, ведущей в следующую комнату, вошел в нее, пробыл там одно мгновенье и вернулся в сопровождении Маргариты и Вендэля.
— Ну, мистер Обенрейцер, — сказал Бинтрей, — последний ход в игре остается за вами. Делайте его.
— Прежде чем отказаться от своего положения в качестве опекуна этой девицы, — сказал Обенрейцер, — мне нужно разоблачить одну тайну, в которой она заинтересована. Делая свое разоблачение, я вовсе не претендую на ее внимание к такому рассказу, который она или кто другой из здесь присутствующих должны будут принять на веру. У меня имеются письменные доказательства, копии с оригиналов, подлинность которых может удостоверит сам maître Фохт. Запомните это и позвольте мне перенести вас сразу к давно прошедшему времени — к февралю месяцу тысяча восемьсот тридцать шестого года.
— Заметьте эту дату, мистер Вендиль, — сказал Бинтрей.
— Мое первое доказательство, — начал Обенрейцер, вынимая из своей записной книжки бумагу. — Это копия с письма, написанного одной англичанкой (замужней) своей сестре — вдове. Об имени особы, написавшей письмо, я умолчу, пока не дойду до конца. Имя же особы, которой письмо написано я хочу обнаружить. Оно адресовано: «Миссис Джэн Анне Миллер, Грумбриджские Колодцы, Англия».
Вендэль вздрогнул и открыл рот, чтобы заговорить. Бинтрей сейчас же остановил его, как останавливал maître'а Фохта.
— Нет, — сказал упрямый юрист. — Предоставьте это мне.
Обенрейцер продолжал далее:
— Не стоит беспокоить вас первой половиной письма, — сказал он. — Я могу передать содержание ее в двух словах. Положение автора письма в это время таково. Она уже долго живет в Швейцарии со своим мужем — вынужденная жить здесь ради его здоровья. Они собираются через неделю переезжать в новое свое местожительство, на Невшательское озеро, и будут в состоянии принять миссис Миллер через две недели с этого времени. После этого, автор входит далее в важные интимные подробности. Она бездетна в течение целого ряда лет и у нее с мужем теперь уже нет никакой надежды иметь детей; они одиноки; им нужен какой-нибудь интерес в жизни; они решили усыновить ребенка. Тут начинается важная часть письма, и поэтому отсюда я буду читать его вам слово в слово.
Он перевернул первую страницу письма и стал читать следующее:
«…Не посодействуешь ли ты нам, моя дорогая сестра, в осуществлении нашего нового проекта? Будучи англичанами, мы хотим усыновить английское дитя. Мне кажется, что это можно сделать в Воспитательном Доме: поверенные моего мужа в Лондоне объяснят тебе, каким образом. Предоставляю выбор тебе, но только с соблюдением нижеследующих условий: ребенок должен быть мальчиком, не старше одного года. Пожалуйста, извини за беспокойство, которое я тебе причиняю своей просьбой. Не привезешь ли ты наше усыновленное дитя к нам вместе со своими ребятами, когда поедешь в Невшатель?
Я должна добавить еще несколько слов относительно желаний моего мужа, относящихся к этому делу. Он решил уберечь ребенка, которого мы делаем своим собственным, от каких бы то ни было огорчений и потери самоуважения в будущем, что могло бы произойти благодаря открытию его настоящего происхождения. Он будет носить имя моего мужа и будет воспитан в уверенности, что он, действительно, наш сын. Его право на унаследование всего того, что мы ему оставим, будет обеспечено за ним не только согласно английским законам, касающимся таких случаев, но также и согласно швейцарским законам, так как мы прожили столь долго в Швейцарии, что возникает вопрос, нельзя ли нас рассматривать в качестве лиц, «водворенных» в этой стране. Остается принять только единственную предосторожность, чтобы предупредить всякое последующее раскрытие тайны в Воспитательном Доме. Но на беду наша фамилия очень редко встречается, поэтому, если мы будем фигурировать в книгах этого учреждения в качестве лиц, усыновляющих ребенка, то как раз и может случиться, что от этого произойдут те или иные нежелательные последствия. Твоя же фамилия, моя дорогая, такая фамилия, которую носят тысячи других лиц. Поэтому, если ты согласишься фигурировать в книгах, то можно не бояться никаких разоблачений с этой стороны. Мы переезжаем по приказанию доктора в такую часть Швейцарии, где наши домашние дела совершенно неизвестны, а ты, как я поняла из твоих слов, собираешься нанять новую няньку для поездки, когда вы тронетесь в путь, чтобы посетить нас. При таких обстоятельствах может показаться, что это мой ребенок, которого везут ко мне под попечением моей сестры. Единственная прислуга, которую мы берем с собой отсюда — моя собственная горничная, на которую можно смело положиться. Что же касается юристов в Англии и Швейцарии, то они уже по профессии хранители секретов, и мы можем чувствовать себя совершенно спокойными в этом отношении. Вот тебе и весь наш маленький невинный заговор! Пиши, моя любимая, с обратной почтой и сообщи мне, что ты примешь в нем участие».
— Вы все еще скрываете имя автора этого письма? — спросил Вендэль.
— Я приберегаю имя автора до конца, — ответил Обенрейцер, — и перехожу к своему второму доказательству — на этот раз это, как вы видите, всего только к бумажке в несколько строк. Это меморандум, переданный швейцарскому юристу, составлявшему документы, на которые есть ссылка в только что прочитанном мною письме, написанный в таких выражениях: «Принят от Английского Воспитательного Дома для подкидышей 3-го марта 1836 г. младенец мужеского пола, названный в Заведении Вальтером Уайльдингом. Лицо, фигурирующее в книгах в качестве усыновителя ребенка — миссис Джэн Анна Миллер, вдова, действующая в данном случае от имени своей замужней сестры, водворившейся в Швейцарии». Терпение! — заметил Обенрейцер, когда Вендэль, отмахнувшись от Бинтрея, вскочил на ноги. — Я не буду долго скрывать имени. Еще две маленьких бумажки, и я окончу. Третье доказательство! Удостоверение доктора Ганца, еще до сих пор практикующего в Невшателе, помеченное июлем 1838 года. Доктор удостоверяет (вы можете сами сейчас же это прочесть), во-первых, что он пользовал усыновленного ребенка во время его детских болезней; во-вторых, что за три месяца до времени выдачи этого удостоверения, джентльмен, усыновивший ребенка, умер; в-третьих, что в день выдачи удостоверения вдова этого джентльмэна и ее горничная, взяв с собой усыновленного ребенка, покинули Невшатель, чтобы вернуться в Англию. Теперь остается прибавить к этому еще одно звено, и моя цепь доказательств будет закончена. Горничная оставалась у своей хозяйки до ее смерти, последовавшей только несколько лет тому назад. Горничная может клятвенно заверить тождественность усыновленного ребенка от его детства до юности, от его юности до возмужалости, в каковом возрасте он находится теперь. Вот ее адрес. В Англии — и вот, мистер Вендэль, четвертое и последнее доказательство!
— Почему вы обращаетесь ко мне? — сказал Вендэль, когда Обенрейцер швырнул на стол записанный адрес.
Обенрейцер повернулся к нему, охваченный внезапно безумным торжеством.
— Потому что вы этот человек! Если моя племянница выйдет замуж за вас, то она выйдет за незаконнорожденного, вскормленного общественной благотворительностью. Если моя племянница выйдет за вас, то она выйдет за самозванца без роду и племени, скрывающегося под личиной джентльмэна хорошего положения и фамилии.
— Браво! — воскликнул Бинтрей. — Удивительный вывод, мистер Обенрейцер! Нужно только сказать еще пару слов, чтобы дополнить его. Она выходит замуж — исключительно благодаря вашим усилиям — за человека, получающего в наследство недурное состояние, за человека, происхождение которого заставит его гордиться более, чем когда либо, своей крестьянкой женой. Джордж Вендэль, давайте поздравим друг друга, как содушеприказчики! Последнее земное желание нашего дорого покойного друга исполнено. Мы нашли потерянного Вальтера Уайльдинга. Как только что сейчас сказал мистер Обенрейцер, вы этот человек!
