«К черту любовь, — пробормотал Макиавелли, слезая с лошади. — Что есть любовь в сравнении с искусством!»
Местечко называлось Кастильоне Аретино, и тамошняя таверна выглядела ничуть не хуже многих других, где ему приходилось ночевать после отъезда из Флоренции. От быстрой езды у Макиавелли разыгрался аппетит, и, войдя в таверну, он первым делом заказал ужин. Затем он написал короткое письмо Синьории, которое тут же отправил с курьером. Таверна была переполнена, но хозяин сказал, что может выделить ему часть кровати, на которой спали он и его жена. Взглянув на хозяйку, Макиавелли ответил, что его вполне устроят несколько овечьих шкур на кухонном полу. Перед ним поставили большую миску с макаронами.
«Что есть любовь в сравнении с искусством? — продолжил он прерванную мысль. — Любовь мимолетна, искусство — вечно. Любовь лишь орудие природы, заставляющее нас приносить в этот мир себе подобных, обрекая их со дня рождения на голод и жажду, болезни и печали, ненависть, зависть и злобу. Макароны лучше, чем я ожидал, и как вкусен этот соус с куриными потрохами. Сотворение человека следует назвать даже не трагической ошибкой, но нелепой неудачей. Чем можно оправдать ее? Я полагаю, искусством. Лукреций, Гораций, Катулл, Данте и Петрарка. Скорее всего, они никогда не создали бы своих божественных произведений, если б в их жизни не было горя и несчастий. Вот и у меня не возникло бы и мысли об этой пьесе, проведи я ночь с Аурелией. Получается, что все вышло как нельзя лучше. Я потерял безделушку, а нашел алмаз, достойный королевской короны».
Плотно поужинав, Макиавелли сыграл в карты с проезжим монахом, направляющимся в какой-то дальний монастырь, лег на постеленные шкуры и быстро заснул.
На заре, в отличном настроении, Макиавелли уже был в седле и с удовольствием представил, как через несколько часов приедет домой. Он надеялся, что Мариетта обрадуется его приезду и не станет упрекать в пренебрежении к ней. А после ужина к нему приедет Биаджо, милый добрый Биаджо, на следующий день он увидит Пьетро Содерини и других членов Синьории, потом навестит друзей. Какое счастье вновь оказаться во Флоренции, каждый день ходить в канцелярию, гулять по знакомым с детства улицам, узнавая в лицо почти каждого прохожего.
«С возвращением, мессер, — скажет один. — Привет, привет, Никколо, откуда ты взялся? — услышит он от другого. — Надеюсь, ты привез полные карманы золота, — улыбнется третий. — Когда нам ожидать счастливого события? — спросит подруга матери».
Дом. Флоренция. Родина. А еще Ла Каролина, теперь свободная, так как кардинал, содержащий ее, был слишком богат, чтобы умереть естественной смертью. Какая умница и как приятно беседовать с ней, а иногда, после жаркого спора, получить даром то, за что другим приходится платить немалые деньги. Как красива тосканская природа! Еще месяц и зацветет миндаль.
Его мысли вернулись к пьесе. Он вновь чувствовал себя молодым и счастливым. Голова кружилась, как от молодого вина, выпитого натощак. Он повторял про себя циничные речи, которые собирался вложить в уста фра Тимотео. Внезапно он остановил лошадь. Встревоженные слуги подъехали узнать, не случилось ли чего. И к своему изумлению увидели, что их господин сотрясается от приступа беззвучного смеха. А Макиавелли, глядя на их удивленные физиономии, развеселился еще больше и, вонзив шпоры в бока бедного животного, помчался вперед. Он понял, как вдохнуть жизнь в персонажи пьесы, нашел завязку интриги, которая, распрямляясь как тугая пружина, после долгих приключений забросит Каллимако в теплую постель Лукреции. Все знали, что доверчивые женщины покупали корень мандрагоры, якобы способствующий зачатию. Это стало всеобщим поверьем, и каждый флорентиец знал десяток пикантных историй, связанных с его использованием. Теперь он решил убедить Бартоломео, которого он назвал мессер Нича, что его жена сможет зачать, если выпьет настой корня. Но первый мужчина, вступивший с ней в интимную связь, непременно умрет. Как убедить его в этом? Очень просто. Он, Каллимако, переодевшись, представится доктором, обучавшимся в Париже, и пропишет ей это лекарство. Без сомнения, мессер Нича не захочет отдать жизнь, чтобы стать отцом. Значит, потребуется незнакомец, который займет его место на одну ночь. Этим незнакомцем, естественно, станет Каллимако, то есть Макиавелли.
Он буквально летел на крыльях вдохновения. Сцены следовали одна за другой, будто кусочки картинки-головоломки. Казалось, пьеса пишется сама, а он, Макиавелли, присутствует лишь в качестве переписчика. Когда они остановились пообедать, он, полностью поглощенный пьесой, ел все подряд, без разбора, а когда вновь тронулись в путь, не замечал миль, оставшихся позади. Приближаясь к Флоренции, они проезжали знакомые Макиавелли места, но он ничего не видел. Солнце уже склонялось к западу, но он даже не взглянул в сторону огненного светила. Он жил в мире иллюзий, полностью затмившем мир реальный. Он стал Каллимако, молодым, красивым, богатым, остроумным и жизнерадостным флорентийцем. И в сравнении с неистовым пожаром страсти к Лукреции его влечение к Аурелии казалось слабым огоньком. Макиавелли наслаждался высшим счастьем, когда-либо дарованным человеку, — счастьем созидания.
— Смотрите, мессер, — окликнул его Антонио. — Флоренция.
Макиавелли поднял голову. На фоне зимнего неба он увидел великолепный купол, воздвигнутый Браманте. Перед ним лежал город, который он любил больше всего на свете. Флоренция, город цветов, с колокольнями и баптистериями, церквами и дворцами, садами, кривыми улочками и старым мостом, по которому он каждый день ходил во дворец, его домом, братом Тото, Мариеттой, его друзьями, город, в котором он знал каждый камень, город с богатой историей, где родился он и жили его предки. Флоренция, давшая миру Данте и Боккаччо, не одно столетие боровшаяся за свою свободу. Его любимая Флоренция, город цветов.
Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам. Он сжал зубы, едва сдерживая рыдания. Совершенно беспомощной Флоренцией управляли люди, потерявшие мужество. А ее граждане, некогда все как один поднимавшиеся на защиту ее свободы, теперь думали только о купле и продаже. Независимая лишь по милости короля Франции, которому она платила унизительную дань, защищаемая лишь беспринципными наемниками, могла ли она выстоять под ударом герцога? Флоренция была обречена. Если Чезаре Борджа не захватит ее, это сделает кто-нибудь другой, не в этом году, так в следующем, во всяком случае раньше, чем мужчины средних лет станут стариками.
— К черту искусство! — вскричал он. — Что есть искусство в сравнении со свободой. Теряя свободу, человек теряет все.
— Если мы хотим приехать до темноты, мессер, то должны торопиться, — заметил Антонио.
Пожав плечами, Макиавелли натянул поводья, и усталая лошадь затрусила к городским воротам.
Прошло четыре года. Многое изменилось за это время. Умер папа Александр VI. Эль Валентино, казалось, предусмотрел все на случай смерти отца, но он не мог предвидеть, что, когда это произойдет, он и сам окажется тяжело болен. Несмотря на тяжелейшую болезнь, ему все-таки удалось добиться избрания Пия III, которого он не опасался. Но принцы и герцоги, изгнанные Чезаре из их городов, воспользовались возможностью вернуть свои владения, и он уже не мог им помешать. Джидобальдо ди Монтефелтро вернулся в Урбино, Паоло Бальони захватил Перуджу. Только Романья осталась верна Борджа. Вскоре умер и Пий III. На папский престол под именем Юлия II взошел Джулиано делла Ровери, смертельный враг Борджа. Чтобы заполучить голоса кардиналов, контролируемых Эль Валентино, Юлий II пообещал герцогу назначить его главнокомандующим войсками церкви и закрепить за ним его владения. Чезаре поверил в обещания и совершил роковую ошибку. Жестокий и беспринципный Юлий II быстро нашел предлог для ареста герцога, заставил его сдать города Романьи, удерживаемые верными Борджа капитанами, а затем позволил ему уехать в Неаполь. Но там, по приказу короля Фердинанда, его вновь бросили в тюрьму и увезли в Испанию. Сначала его заточили в крепость Мурсии, а затем перевели в замок Медины-дель-Кампо, в сердце Кастилии. Казалось, Италия навсегда избавилась от этого честолюбивого авантюриста, так долго будоражившего всю страну.
Однако несколько месяцев спустя всех потрясло известие о том, что герцог бежал и после головокружительных приключений, переодевшись купцом, прибыл в Памплону, столицу короля Наваррского. Новость вдохновила его сторонников, а принцы и герцоги вновь затряслись в своих дворцах. Король Наварры в это время воевал со своими баронами и назначил Чезаре Борджа командующим армией.
Эти четыре года Макиавелли трудился, не покладая рук. С различными миссиями он ездил по всей Италии. А в самой Флоренции ему было поручено создать отряды милиции, чтобы при нападении врага город мог рассчитывать не только на наемников. Его постоянно подводил желудок, и долгие поездки верхом в стужу и зной, дождь и снег, а также плохое и нерегулярное питание в паршивых харчевнях окончательно подкосили его здоровье и в феврале 1507 от Рождества Христова он тяжело заболел. Ему пускали кровь, давали слабительное, он принимал таблетки, состав которых подобрал сам, излечивающие, по его мнению, любой недуг. Макиавелли стало лучше, но болезнь так ослабила его, что Синьория предоставила ему месячный отпуск. Он поехал на свою ферму в Сан-Касчиано, где его здоровье быстро пошло на поправку.
