– Это правда? Тогда извини меня, великий Арбак, и прощай.
– Постой, – сказал Арбак, который, несмотря на страсть к Ионе, не остался равнодушен к красоте своей гостьи, и, не будь он так слаб, ему, быть может, захотелось бы утешить прекрасную Юлию иными средствами, нежели сверхъестественная мудрость. – Постой. Хотя я признаюсь, что оставил всякие зелья и снадобья тем, кто только этим ремеслом и занимается, все же сам я не безразличен к красоте и в юности, быть может, тоже пользовался этими зельями. Я могу помочь тебе, если ты будешь со мной искренна. Скажи мне прежде всего: ты не замужем, как я могу судить по твоей одежде?
– Нет, – ответила Юлия.
– И, не имея состояния, ты хотела бы пленить какого-нибудь богатого жениха?
– Я богаче того, который меня отверг.
– Странно, очень странно! И ты любишь его?
– Не знаю, люблю ли я его, – отвечала Юлия надменно, – но я хочу восторжествовать над соперницей, хочу чтобы отвергнувший меня был у моих ног и отверг ту, которую предпочел мне.
– Обычное женское тщеславие, – сказал египтянин серьезно, без насмешки. – И еще одно, прекрасная дева, назови мне имя того, кого ты любишь. Неужели есть такой человек в Помпеях, который может презирать богатство или быть слепым к красоте?
– Он из Афин, – потупилась Юлия.
– А! – вскричал египтянин и покраснел. – В Помпеях есть только один молодой и знатный афинянин. Значит, ты говоришь о Главке!
– Ах! Не выдавай меня! Это действительно он.
Египтянин откинулся назад, задумчиво глядя на дочь торговца и что-то бормоча про себя. До сих пор его только забавляли доверчивость и надменность гостьи, но теперь он подумал: а нельзя ли ее сделать орудием мести?
– Я вижу, что ты не можешь помочь мне, – сказала Юлия, обиженная его долгим молчанием. – Сохрани же по крайней мере мою тайну. Еще раз прощай!
– Прекрасная дева, – произнес египтянин серьезно, – твоя просьба тронула меня, я тебе помогу. Слушай же. Сам я никогда не занимался этими мелочами, но знаю ту, которая в них сведуща. У подножия Везувия живет могущественная ведьма. Под обильными росами новой луны она собирала травы, которые обладают силой привораживать любовь навеки. Ее искусство может повергнуть возлюбленного к твоим ногам. Найди ее и скажи, что тебя послал Арбак, она трепещет перед этим именем и даст тебе самые сильные зелья.
– Увы! – отвечала Юлия. – Я не знаю дороги к жилищу той, о которой ты говоришь! Хоть путь и близок, он опасен для девушки, которая тайно уходит из отцовского дома. Там дикий виноград закрывает собой глубокие пропасти. Я не могу довериться незнакомому проводнику, доброе имя женщины в моем положении легко опорочить. Мне безразлично, пусть все знают о моей любви к Главку, но я не хочу, чтобы думали, что я добилась его любви колдовством.
– Мне нужно еще хоть три дня, чтобы оправиться, – сказал египтянин, встал и, словно пробуя свои силы, прошелся по комнате нетвердыми шагами. – Тогда я сам провожу тебя. Придется подождать.
– Но Главк женится на проклятой неаполитанке!
– Женится?
– Да. В начале будущего месяца.
– Так скоро! Ты это точно знаешь?
– Мне сказала ее собственная рабыня.
– Этому не бывать! – заявил египтянин решительно. – Не бойся ничего, Главк будет принадлежать тебе. Но как ты заставишь его выпить зелье?
– Мой отец пригласил Главка на пир послезавтра, кажется, вместе с этой неаполитанкой. Я сумею опоить его.
– Решено! – Глаза египтянина сверкнули свирепой радостью, что Юлия, задрожав, потупилась. – Прикажи приготовить к завтрашнему вечеру носилки. Есть у тебя носилки?
– Конечно, есть, – сказала Юлия, гордясь своим богатством.
– Прикажи их приготовить. Неподалеку от города есть увеселительное заведение, где часто бывают богатые люди, там великолепные купальни и сады редкой красоты. Ты сделаешь вид, будто отправляешься туда, и там я, если только буду жив, встречу тебя в роще у статуи Силена и сам отведу к ведьме. Мы подождем, пока с восходом вечерней звезды стада и пастухи уйдут на отдых, тогда темнота скроет нас, и никто не встретится на пути. А теперь иди домой и ничего не бойся. Клянусь Аидом, даю тебе слово Арбака, египетского чародея, что Иона никогда не выйдет замуж за Главка!
– И Главк будет принадлежать мне! – подхватила Юлия.
– Быть по-твоему, – сказал Арбак.
И Юлия, опасаясь предстоящего свидания, но подстрекаемая ревностью и досадой даже больше, чем любовью, все же решилась.
Оставшись один, Арбак произнес:
– О светлые звезды, вы никогда не лжете, вы уже начинаете исполнять свои обещания – успех в любви и победу над врагами. В тот самый час, когда я не мог найти средства для мести, вы послали эту красивую дуру, чтобы указать мне путь. – Он замолчал, глубоко задумавшись. – Да, – продолжал он спокойнее, – я не мог сам дать ей яд а вдруг меня выследят и обвинят в смерти афинянина! Но ведьма – самое подходящее орудие для моих планов.
Он кликнул раба, велел ему поскорее идти вслед за Юлией и узнать, кто она такая. Сделав это, он вышел в портик. Небо было ясное и безоблачное, но Арбак, хорошо знавший его изменчивость, по нескольким облачкам, медленно плывшим по ветру далеко на горизонте, понял что близится гроза.
– Это похоже на мою месть, – сказал он. – Небо чистое, но надвигаются тучи.
Глава VI. Южная гроза. Пещера колдуньи
Когда дневной зной понемногу спал, Главк с Ионой отправились подышать свежим воздухом. В те времена римляне пользовались различными экипажами. Богатые люди, когда ездили без спутников, обычно пользовались уже описанной нами колесницей, запряженной парою, знатные матроны ездили в колясках, обычно двухколесных; кроме того, древние пользовались также носилками – большим паланкином, более удобным, чем современный, так как в нем можно было не сидеть, а лежать, меньше чувствуя неприятные толчки. Был еще просторный экипаж с откидным верхом, употребляемый как для дальних путешествий, так и для прогулок по окрестностям города, – в нем свободно размещались трое или четверо пассажиров. В таком экипаже наши влюбленные, сопровождаемые рабыней Ионы, и отправились на прогулку. Милях в десяти от города были в то время руины древнего храма, очевидно греческого, а так как Главку и Ионе все греческое было дорого, они решили осмотреть эти руины и направились туда.
Сначала дорога шла среди виноградников и оливковых рощ, потом, петляя и поднимаясь все выше к Везувию, стала более неровной, лошади шли медленно, с трудом, и в каждом просвете меж деревьями виднелись те серые, угрюмые пещеры, изрывшие опаленные огнем скалы, которые описаны Страбоном[145]; впоследствии потоки лавы и время скрыли их от человеческого глаза. Солнце, склоняясь к закату, бросало на гору длинные и густые тени, кое-где в дубовых и буковых рощах еще слышалась пастушеская свирель. Иногда они видели на склоне изящную козочку с шелковистой шкурой, витыми рогами и блестящими серыми глазами, которая и теперь еще под небом Авзонии воскрешает эклоги Марона[146], виноградные лозы, уже тронутые краснотой, гирляндами свисали с деревьев. Легкие облака так медленно плыли по голубому небу, что казались неподвижными, а справа сверкала спокойная гладь моря, по которой скользило какое-то судно, и солнечный свет искрился на воде во всем многообразии нежных красок.
– Как красиво! – сказал Главк вполголоса. – Не потому ли зовем мы землю нашей матерью? С какой нежной любовью изливает она щедроты равно на всех своих детей! И даже те бесплодные места, которым природа отказала в красоте, она тоже одаряет улыбкой. Взгляни на земляничные деревья и лозы, которыми она одела сухую почву на склонах этого угасшего вулкана. Ах, в такой час здесь легко представить себе, что сейчас смеющееся лицо фавна высунется из этих зеленых гирлянд или что мы увидим в густом лабиринте ветвей горную нимфу. Но нимфы исчезли, прекрасная Иона, когда родилась ты!
Приехав к руинам, они осмотрели их с тем благоговением, с каким мы осматриваем священные реликвии наших предков. Они пробыли там до тех пор, пока Геспер[147] не появился на розовеющем небе, и, возвращаясь домой, были молчаливее прежнего, ибо в сумраке, под звездами, оба еще сильнее почувствовали, как они любят друг друга.
Тем временем гроза, которую предугадал египтянин, уже собиралась над ними. Сначала далекий раскат грома возвестил о предстоящей борьбе стихий, затем по небу быстро побежали темные гряды облаков. Гроза в этих местах налетает с невероятной быстротой, и в те времена это вполне могло внушить людям, полным суеверий, мысль о гневе богов. Крупные капли тяжело упали сквозь листву придорожных деревьев, а потом нестерпимо яркая молния быстрым зигзагом сверкнула прямо перед глазами, и ее поглотил сгущающийся мрак.
– Скорей, мой добрый возница! – крикнул Главк. – Гроза настигает нас!
