— К черту искусство! — вскричал он. — Что есть искусство в сравнении со свободой. Теряя свободу, человек теряет все.
— Если мы хотим приехать до темноты, мессер, то должны торопиться, — заметил Антонио.
Пожав плечами, Макиавелли натянул поводья, и усталая лошадь затрусила к городским воротам.
Прошло четыре года. Многое изменилось за это время. Умер папа Александр VI. Эль Валентино, казалось, предусмотрел все на случай смерти отца, но он не мог предвидеть, что, когда это произойдет, он и сам окажется тяжело болен. Несмотря на тяжелейшую болезнь, ему все-таки удалось добиться избрания Пия III, которого он не опасался. Но принцы и герцоги, изгнанные Чезаре из их городов, воспользовались возможностью вернуть свои владения, и он уже не мог им помешать. Джидобальдо ди Монтефелтро вернулся в Урбино, Паоло Бальони захватил Перуджу. Только Романья осталась верна Борджа. Вскоре умер и Пий III. На папский престол под именем Юлия II взошел Джулиано делла Ровери, смертельный враг Борджа. Чтобы заполучить голоса кардиналов, контролируемых Эль Валентино, Юлий II пообещал герцогу назначить его главнокомандующим войсками церкви и закрепить за ним его владения. Чезаре поверил в обещания и совершил роковую ошибку. Жестокий и беспринципный Юлий II быстро нашел предлог для ареста герцога, заставил его сдать города Романьи, удерживаемые верными Борджа капитанами, а затем позволил ему уехать в Неаполь. Но там, по приказу короля Фердинанда, его вновь бросили в тюрьму и увезли в Испанию. Сначала его заточили в крепость Мурсии, а затем перевели в замок Медины-дель-Кампо, в сердце Кастилии. Казалось, Италия навсегда избавилась от этого честолюбивого авантюриста, так долго будоражившего всю страну.
Однако несколько месяцев спустя всех потрясло известие о том, что герцог бежал и после головокружительных приключений, переодевшись купцом, прибыл в Памплону, столицу короля Наваррского. Новость вдохновила его сторонников, а принцы и герцоги вновь затряслись в своих дворцах. Король Наварры в это время воевал со своими баронами и назначил Чезаре Борджа командующим армией.
Эти четыре года Макиавелли трудился, не покладая рук. С различными миссиями он ездил по всей Италии. А в самой Флоренции ему было поручено создать отряды милиции, чтобы при нападении врага город мог рассчитывать не только на наемников. Его постоянно подводил желудок, и долгие поездки верхом в стужу и зной, дождь и снег, а также плохое и нерегулярное питание в паршивых харчевнях окончательно подкосили его здоровье и в феврале 1507 от Рождества Христова он тяжело заболел. Ему пускали кровь, давали слабительное, он принимал таблетки, состав которых подобрал сам, излечивающие, по его мнению, любой недуг. Макиавелли стало лучше, но болезнь так ослабила его, что Синьория предоставила ему месячный отпуск. Он поехал на свою ферму в Сан-Касчиано, где его здоровье быстро пошло на поправку.
Весна в тот год наступила рано, и деревья, одетые зеленой листвой, ковер полевых цветов на изумрудной траве и дружные всходы пшеницы радовали глаз.
Как-то мартовским утром Макиавелли встал с восходом солнца и направился к маленькой рощице. Он дошел до ручейка, устроился на берегу и достал из кармана принесенную с собой книгу. Это был Овидий. С улыбкой Макиавелли начал перечитывать веселые и жизнерадостные стихи, в которых поэт описывал свои любовные приключения. Они напомнили ему его собственные.
— Насколько лучше согрешить и раскаяться, — пробормотал он, — чем сожалеть о том, что не согрешил.
Проголодавшись, Макиавелли пошел домой, чтобы разделить скромную трапезу с женой и детьми. После обеда он отправился в таверну. Там его ждали мясник, мельник и кузнец. Они играли в карты, сопровождая каждый ход криками, шумом, взаимными оскорблениями. И Макиавелли кричал и ругался ничуть не меньше других. Спустились сумерки, и он вернулся домой. Мариетта, беременная в третий раз, кормила сыновей ужином.
— Я думала, ты никогда не придешь, — сказала она.
— Мы играли в карты.
— Кто?
— Как всегда — мясник, мельник и Батиста.
— Зачем тебе эта шваль?
— Они не позволяют заплесневеть моему остроумию, и потом они ничуть не глупее большинства наших государственных мужей и даже порядочнее.
Он посадил на колени старшего сына Бернардо, которому шел четвертый год, и начал кормить его.
— У тебя остынет суп, — напомнила Мариетта. Они ели на кухне вместе со служанкой и батраком. Когда Макиавелли покончил с супом, служанка принесла ему полдюжины жаворонков, поджаренных на вертеле. Он удивился и обрадовался, так как обычно их ужин состоял из супа и салата.
— Откуда это?
— Джованни поймал. И я подумала, что ты с удовольствием съешь их на ужин.
— Ты очень добра, Мариетта.
— За пять лет супружеской жизни я убедилась, что путь к твоему сердцу лежит через желудок, — сухо ответила Мариетта.
— Такая наблюдательность заслуживает жаворонка, дорогая, — улыбнулся Макиавелли, взял одну из крохотных птичек и, невзирая на протесты Мариетты, засунул ей в рот.
— В восторге летят они к небесам, заливаясь пением, а потом в один прекрасный день их жарят и съедают. Вот так и человек с его интеллектом, идеалами и устремлениями в конце концов становится не чем иным, как пищей для червей.
— Ешь, пока они не остыли, дорогой. Поговорить ты еще успеешь.
Макиавелли засмеялся и съел очередного жаворонка, с любовью глядя на Мариетту. Ему досталась хорошая жена, хозяйственная и добродушная. Она всегда с грустью провожала его в поездки и с радостью встречала при возвращении. Знала ли Мариетта, что он частенько изменяет ей? Если и знала, то никогда виду не показывала. Да, с женой ему повезло.
После ужина служанка помыла посуду, Мариетта уложила детей, а Макиавелли поднялся к себе, чтобы почитать перед сном. Но не успел он раскрыть книгу, как раздался топот копыт и он услышал голос Биаджо, спрашивающего служанку, дома ли хозяин.
— Никколо! — позвал тот. — У меня есть новости.
Макиавелли быстро спустился вниз. Биаджо ждал его на ступеньках.
— Эль Валентино умер.
— Откуда тебе это известно?
— Прибыл гонец из Памплоны. Я подумал, что ты должен знать об этом, и прискакал сюда.
— Пойдем ко мне.
Они поднялись в кабинет, Макиавелли сел за стол, а Биаджо в резное кресло из приданого Мариетты.
Как передал курьер, Чезаре Борджа занял деревню на берегу Эбро и готовился к штурму замка графа Лерина, самого могущественного из мятежных вассалов короля Наваррского. Рано утром двенадцатого марта произошла стычка его войск с отрядом графа. Когда раздался сигнал тревоги, Чезаре Борджа вскочил на лошадь и бросился в битву. Мятежники обратились в бегство, а герцог, не оглядываясь назад, помчался вслед за ними. Его спутники отстали, и мятежники, заметив, что герцог один, остановились, окружили его и убили в жаркой схватке. На следующий день люди короля обнаружили его тело.
Макиавелли внимательно выслушал Биаджо. А когда тот закончил, не проронил ни слова.
— Хорошо, что он умер, — прервал молчание Биаджо.
— Он потерял свои владения, деньги и армию, а Италия все равно боялась его.
— Это был страшный человек.
— Скрытный и непостижимый. Жестокий, вероломный и беспринципный, но талантливый и энергичный. Сдержанный в страстях и уверенный в себе. Он не позволял эмоциям преобладать над разумом. Он любил женщин, но никогда не подпадал под их влияние. Он создал армию, на которую мог положиться и которая верила в него. Он не щадил себя. В походах его не страшили ни холод, ни зной, а богатырское здоровье позволяло не чувствовать усталости. В сражении он был смел и решителен. Он разделял опасности с последним из солдат. В мирных делах он разбирался ничуть не хуже, чем в военном искусстве. Он подбирал себе деятельных помощников и следил за тем, чтобы они не забывали, кому они обязаны своим возвышением. Он не упускал ни одной мелочи, которая могла укрепить его положение, и не его вина, что ему не удалось добиться успеха. Просто фортуна сыграла с ним злую шутку. С его безмерным честолюбием он не мог быть кем-то другим. Его планам помешала лишь тяжелая болезнь в момент смерти Александра.
— Он понес заслуженное наказание за свои преступления, — возразил Биаджо. Макиавелли пожал плечами.
— Останься он в живых, фортуна, скорее всего, продолжала бы благоволить к нему и он изгнал бы чужеземцев из нашей несчастной страны и дал бы ей мир и покой. Тогда люди забыли бы преступления, ценой которых он захватил власть, и он вошел бы в историю великим и добрым политиком. Кого теперь волнует, что Александр Македонский был жесток и неблагодарен. Кто помнит о вероломстве Юлия Цезаря? В этом мире важно захватить власть и удержать ее, тогда и использованные для этого средства признают честными, а победителя будут носить на руках. Чезаре Борджа называют негодяем только потому, что он потерпел поражение. Когда-нибудь я напишу книгу о нем и о моих впечатлениях от наших встреч.