Но в одном отношении его превосходство бесспорно. Интеллект его – вне сравнений. Тут высшим животным до него далеко. И как любопытно, как интересно, что ни в одном раю не было еще отведено место для этого его единственного неоспоримого достоинства. Даже когда он сам изобретает рай, он не обеспечивает себе там никаких интеллектуальных радостей. Удивительное упущение! Собственно говоря, это означает, что небеса предназначаются только для высших животных. Об этом стоит поразмыслить – и поразмыслить весьма серьезно. И напрашивается весьма мрачный вывод: мы, пожалуй, вовсе не так важны, как нам это всегда казалось.
1.
КРОЛИК. Свидетельскими показаниями установлено (1), что кролик отказался добровольно вступить в армию и был завербован насильно и (2) что он дезертировал перед лицом врага накануне сражения. Будучи спрошен, что он может сказать в свое оправдание, прежде чем ему будет вынесен смертный приговор за нарушение военного устава, запрещающего трусость и дезертирство, он сослался на то, что не хотел нарушать устава, но должен был подчиниться высшему закону, который обладает большей силон, чем устав, и аннулирует его. Будучи спрошен, какой закон он имеет в виду, он ответил: «Закон бога, лишающий кролика храбрости».
Решение суда. Покрыть бесчестием перед строем, сорвать с него мундир, прикрепить на грудь дощечку с надписью «трус», отвести к эшафоту и повесить.
2.
ЛЕВ. Свидетельскими показаниями установлено, что лев своей доблестью и беспримерной силой решил исход сражения.
Решение суда. Наградить титулом герцога, воздвигнуть ему статую, написать его имя золотыми буквами в первой строке свитка в храме Славы.
3.
ЛИСА. Свидетельскими показаниями установлено, что ею нарушен божественный закон: «Не укради!» На вопрос, что она может сказать в свое оправдание, она сослалась на то, что должна была подчиниться божественному закону: «Лиса да украдет!»
Решение суда. Пожизненное тюремное заключение.
4.
ЛОШАДЬ. Согласно собранным данным, она провела много суток на птичьем дворе без всякого надзора и все же не поддалась искушению.
Решение суда. Да будет прославлено ее имя; торжественно объявить по всей стране о ее благородном деянии.
5.
ВОЛК. Он уличен в нарушении закона: «Не убий!» В свое оправдание он ссылался на закон своей природы.
Решение суда. Смерть.
6.
БАРАН. Согласно собранным данным, он не раз имел возможность совершить массовые убийства, но не поддался искушению.
Решение суда. Да живет в веках память о его добродетели.
7.
МАШИНА.
Судья: Обвиняемая, доказано, что вы плохо собраны и скверно сконструированы. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Ответ: Не я себя сконструировала. Не я себя собирала.
Судья: Доказано, что вы двигались, когда вам не следовало двигаться; что вы свернули, когда вам надлежало ехать прямо; что вы продвигались через толпы прохожих с быстротой, запрещенной законом и опасной для общественного спокойствия; что вы распространяете вонь и упорствуете в этом, хотя вам известно, что это непристойно и другие машины так не поступают. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Ответ: Я машина. Я рабски подчиняюсь закону моей конструкции и не могу его нарушить ни при каких условиях. Сама по себе я ничего не делаю. Меня приводят в движение внешние силы, сама себя в движение я приводить не способна.
Судья: Вы свободны. Ваше объяснение достаточно. Вы – жалкое творение, наделенное кое-какими хорошими и кое-какими дурными качествами, но хвалить вас за поведение, проистекающее из первых, и порицать за поведение, проистекающее из вторых, было бы нечестно и несправедливо. То есть по отношению к машине – по отношению к машине.
Он создал все сущее. Нет во вселенной ни одного Великого или малого предмета, который не был создан Им. Он сказал про сотворенное Им, что это «хорошо». Это слово покрывает все: оно ставит печать Его одобрения на каждую деталь вселенной; оно хвалит каждую ее деталь. Мы также одобряем и хвалим – нашим языком. Одобряем и хвалим громогласно, с великим пылом – и с осторожностью. Да, с осторожностью. Ибо мы не входим в подробности. Ежедневно мы изливаем потоки неодобрения, хулы, неудовольствия, яростной досады – но не в словах. Нет, нас выдают наши поступки, а не наши слова. Наши слова – это сплошные комплименты, и они обманывают Его. В этом нет никаких сомнений. Они вселяют в него уверенность, что мы одобряем все Его труды.
Во всяком случае, так нам кажется. Многие века мы внушали себе, будто, пряча неприятный факт под грудами льстивой лжи, мы делаем это так незаметно, что Он видит лишь похвалы и пребывает в приятном заблуждении. Но верно ли это? Между собой мы соглашаемся, что дела говорят громче слов, но мы внушили себе, что для Него это не так; мы воображаем, что Его интересуют лишь слова – лишь звуки; что если мы будем выкрикивать эти слова достаточно громко, Он не заметит опровергающих их поступков.
Но – серьезно говоря – неужели кто-нибудь искренне в это верит? Да разве такая уверенность не была бы оскорблением Верховному Разуму? Придет ли кому-нибудь из нас в голову расхваливать матери всех ее отпрысков, в то же время усердно шлепая одного из них? Не опровергнет ли подобный поступок самую красноречивую нашу хвалу? И разве мать будет обманута? Разве не оскорбится она – и с полным на то правом?
А посмотрите, как мы поступаем с Ним. Мы одобряем все Его труды, мы восхваляем все Его труды с горячим восторгом – на словах; и в то же время мы убиваем муху – такое же Его творение, как все прочие, и тем самым включенное в наши бурные восхваления. И мы не просто убиваем муху, мы проделываем это с величайшим раздражением, даже с ненавистью, со злобной мстительностью; и мы смотрим на нее с презрением и отвращением, хотя только что хвалили ее, одобряли и прославляли. Мы хвалили ее, обращаясь к ее Творцу, а теперь мы своим поступком оскорбили ее Творца. Хвала была нечестной, а поступок – честным; хвала была корыстным лицемерием, а поступок – искренним порывом.
Мы безжалостно уничтожаем мух, а также крыс, блох, змей, болезнетворных микробов и тысячи других существ, которых Он нарек хорошими, которыми был удовлетворен и которых мы вслух красноречиво хвалим и одобряем – нашим языком, – а потом преследуем и злобно уничтожаем в елико возможно большем числе.
Разумеется, это нехорошо, неумно и несправедливо. Это порождает притворство и ложь. Неужели Он будет оскорблен, если мы изменимся и предстанем перед Ним с истиной и на устах, а не только в поступках? Неужели мы не можем доверчиво и без страха изменить наши слова и сказать:
– О Источник Истины, мы лгали и раскаиваемся в этом. Выслушай наше признание в том, что мы чувствовали от начала времен, но по слабости душевной старались скрыть от Тебя: мы смиренно хвалим и прославляем многие Твои труды и благодарны за то, что они есть на Земле – Твоем подножии, но относится это не ко всем из них.
Этого будет достаточно. Перечислять исключения не потребуется.
(Глава, не включенная в окончательный вариант рукописи «Пешком по Европе»)
А теперь поговорим о жестокости, дикости и любви к резне. Все эти качества не служат к украшению полуцивилизованных народов земли, но в то же время их едва ли можно назвать недостатками. Они представляют собой естественное порождение социальной системы, и без них эта система не была бы Совершенна. В этом отношении между французами, команчами и некоторыми другими народами, стоящими на том же нравственном и социальном уровне, трудно обнаружить значительные различия. Справедливость требует признать, что в одном отношении команчи, несомненно, превосходят французов, а именно: между собой они не дерутся, в то время как французы с незапамятных времен развлекались тем, что резали и жгли друг друга. Из всех мечей мира больше всего французской крови испил французский меч. Нет ненависти столь неумолимой, как ненависть француза к своему брату. Ни одна религия не творила таких неслыханных зверств, как кроткая и смиренная религия французов. Впрочем, последнее замечание в данном случае не вполне справедливо, поскольку у команчей нет религии, а следовательно, нет и потребности убивать своего брата, дабы наставить его на путь истинный.
Турки иногда дрались между собой, так же как и другие варварские народы, но истинного совершенства, злобы и несравненной эффективности гражданская война достигла только у двух общественных конгломератов – у французов и у килькеннийских котов[41].
