— Вот и отлично.
— А он, представьте, даже обозлился. Сказал, что поедет вас искать.
— Еще лучше.
И тут случилось то, чего Адам с ужасом ждал уже много дней. Лотти вдруг сказала: — А кстати, мне вы ведь тоже кое-что должны.
— Знаю, знаю, — сказал Адам. — Я все собирался попросить у вас счет. Вы распорядитесь, чтобы его выписали и прислали мне как-нибудь на днях, ладно?
— А он у меня здесь, уже готов. Батюшки мои, сколько же тут за одни напитки!
— Да, просто ужас. А может быть, часть этого шампанского брал судья, как вы думаете?
— Вполне возможно, — согласилась Лотти. — У нас частенько получается путаница с записями.
— Ну, все равно, спасибо, я вам пришлю чек.
— Нет, голубчик, — сказала Лотти, — вы лучше выпишите его прямо здесь. Вот вам перо, вот чернила, а вот чистая чековая книжка.
(Счета у Лотти предъявляют нечасто и нерегулярно, но уж если предъявят, от них не отвертеться.) Адам выписал чек на 78 фунтов и 16 шиллингов.
— И два пенса за бланк, — сказала Лотти.
— И два пенса, — приписал Адам.
— Вот и умница, — сказала Лотти, промокнула чек и заперла его в ящик стола. — Смотрите-ка, кто сюда пожаловал. Мистер Какбишьего собственной персоной.
Это был Рыжик.
— Доброе утро, миссис Крамп, — сказал он официальным тоном.
— Подсаживайтесь к нам, голубчик, выпейте винца. Я ведь вас знала, когда вас еще на свете не было.
— Приветствую, Рыжик, — сказал Адам.
— Послушайте, Саймз, — сказал Рыжик, в замешательстве глядя на бокал, оказавшийся у него в руке. — Мне нужно с вами поговорить. Можем мы пройти куда-нибудь, где нам не помешают?
— Да не буду я вам мешать, мои милые, — сказала Лотти. — Говорите себе сколько душе угодно. А у меня дел невпроворот.
Она ушла, и тут же в гостиную донесся ее громкий голос, распекающий лакея-итальянца.
— Итак? — сказал Адам.
— Дело в том, что я хочу сказать вам одну вещь, которая может показаться вам чертовски неприятной и все такое, но, понимаете, я хочу сказать, что победа досталась достойнейшему, только я, конечно, не имею в виду, будто я достойнее вас. Это бы мне и в голову не пришло. И уж, во всяком случае, Нины ни вы, ни я не достойны. Просто мне повезло. Вам-то, конечно, здорово не повезло и все такое, но, однако же, как подумаешь, ну, в общем, вы, черт возьми, понимаете, что я хочу сказать?
— Не совсем, — сказал Адам ласково. — Давайте повторите еще раз. Это что-то насчет Нины?
— Вот именно, — вдруг зачастил Рыжик. — Мы с Ниной помолвлены, и я попросил бы вас не вклиниваться, а то вам же будет хуже. — Он умолк, несколько смущенный собственным красноречием.
— Из чего вы заключили, что я вклиниваюсь?
— Она, черт возьми, обедала с вами вчера вечером, разве не так? И домой вернулась очень поздно.
— Откуда вы знаете, когда она вернулась домой?
— Ну, мне, понимаете, надо было обсудить с ней одну очень важную вещь, и я несколько раз звонил ей, а она ответила только в три часа ночи.
— Вы, надо думать, звонили ей примерно каждые десять минут?
— Ничего подобного, вовсе не так часто. Нет, черт возьми, гораздо реже. Я понимаю, это звучит как-то непорядочно, но мне, понимаете, необходимо было с ней поговорить, а когда я, наконец дозвонился, она только сказала, что ей нездоровится, а разговаривать не захотела. Ну вот, я и говорю. Как-никак, надо быть джентльменом. Еще будь вы давнишним другом семьи, ну, тогда другое дело, а то ведь нет? Вы ведь сами одно время были как будто с нею помолвлены, верно? Ну вот, я и говорю, как бы вы отнеслись, если бы я тогда вклинился? Должны же вы, черт возьми, встать и на мою точку зрения, разве не так?
— А знаете, пожалуй, именно это и произошло.
— Ну что вы, Саймз, как можно, черт возьми, говорить такие вещи. Да вы знаете, когда я жил на Востоке, у меня Нинина фотография всегда висела над кроватью, честное слово. Вы, наверно, сочтете это сентиментальностью и все такое, но, говорю вам, пока я был там, я ни на минуту не переставал о ней думать. Причем, имейте в виду, там было много и других очень славных девушек и, я не скрываю, с некоторыми я дружил — теннис, понимаете, турниры и все такое и танцы по вечерам, но что-нибудь серьезное — этого, понимаете, не было. Единственной девушкой, о которой я думал всерьез, была Нина, и я твердо решил — найду ее, когда вернусь в Англию, и, если она согласится… Вы меня понимаете? Так что видите, как мне должно быть неприятно, когда кто-то вклинивается. Уж это-то вы можете понять?
— Да, — сказал Адам.
— И есть, понимаете, еще одна вещь, это уж независимо от всяких сантиментов. Нина, понимаете, любит хорошо одеваться и любит красивые вещи и комфорт и все такое. Так вот, я хочу сказать, ее отец, конечно, чудесный старик, прямо-таки замечательный, но в денежных делах он, понимаете ли, порядочный осел. Я хочу сказать, что Нине придется очень туго и все такое, а у вас ведь не так уж много денег, верно?
— У меня вообще нет денег.
— Ну вот, я и говорю, это я и хотел сказать, что вам в этом смысле здорово не повезло. Никто вас, разумеется, не осуждает, это даже очень почтенно — я имею в виду зарабатывать на хлеб и все такое. Сейчас у многих нет денег. Я мог бы назвать вам десятки хороших людей, прямо-таки превосходных, у которых нет буквально ни гроша. Нет, я только имею в виду, что, когда дело доходит до женитьбы, это все-таки разница, верно?
— Вы, видимо, все это время пытались сказать, что не уверены в Нине?
— Бросьте, дорогой мой, что за глупости. Это абсолютная чепуха. Черт возьми, конечно, я в ней уверен, как же иначе? В конце концов, что значит любить человека, если не веришь в него?
„В самом деле, что это значит?“ — подумал Адам, а вслух сказал: — Ну-ка, Рыжик, положа руку на сердце, что бы вы дали за Нину?
— О господи, вот странный вопрос, да что угодно, разумеется. Я бы ради этой девушки ничего на свете не пожалел.
— Ну, так я ее вам продам.
— Бог с вами, послушайте, нет, черт возьми, я хочу сказать…
— Продам вам мою долю в ней за сто фунтов.
— Вы уверяете, что любите Нину, а сами так о ней говорите. Да это, черт возьми, непристойно. И кроме того, сто фунтов — очень большая сумма. Я хочу сказать, женитьба вообще связана с большими расходами. А я еще выписал из Ирландии двух лошадок для поло. То, другое, вы знаете, во сколько мне это все обойдется?
— Сто фунтов на бочку, и я отказываюсь от Нины в вашу пользу. Я считаю, что это еще дешево.
— Пятьдесят.
— Сто.
— Семьдесят пять.
— Сто.
— Больше семидесяти пяти не дам, хоть ты тресни.
— Давайте семьдесят восемь фунтов, шестнадцать шиллингов и два пенса. Дешевле уступить не могу.
— Ладно, идет. И вы правда уберетесь с дороги?
— Постараюсь, Рыжик. Выпьем.
— Нет уж, спасибо… Вот теперь ясно, какой участи избежала Нина… бедная девочка.
— Прощайте, Рыжик.
— Прощайте, Саймз.
— Мистер Какбишьего уже уходит? — сказала Лотти, появляясь в дверях. — А я как раз думала, не выпить ли по стаканчику.
Адам пошел в телефонную будку. — Алло, это Нина?
— Кто говорит? Мисс Блаунт, кажется, нет дома.
— Мистер Фенвик-Саймз.
— Ой, Адам. А я думала, это Рыжик. Я как проснулась, почувствовала, что просто не выношу его. Он вчера позвонил, как только я вернулась.
— Знаю. Нина, радость моя, случилась ужасная вещь.
— Что?
— Лотти предъявила мне счет.
— Милый, и что же ты сделал?
— Сделал нечто из ряда вон выходящее… Родная, я продал тебя.
— Ой, милый, кому?
— Рыжику. Ты потянула на семьдесят восемь фунтов, шестнадцать шиллингов и два пенса.
— Что?!
— И теперь я никогда больше тебя не увижу.
— Ну знаешь, Адам, это свинство. Я так не хочу, чтобы больше тебя не видеть.
— Мне очень жаль… Прощай, Нина, родная моя.
— Прощай, моя радость. Но какой же ты все-таки негодяй.
На следующий день Лотти сказала Адаму: — Помните, я говорила, что вас тут один спрашивал?
— Кредитор?
— А он, оказывается, был не кредитор. Я только что вспомнила. Он одно время часто здесь бывал, пока не подрался с каким-то канадцем. Он был здесь в тот вечер, когда эта дурочка Флосси доигралась с люстрой.
— Неужели пьяный майор?
— Вчера он был не пьяный. С виду, во всяком случае, было незаметно. Такой краснолицый дядька с моноклем. Да вы, голубчик, наверно, его помните. Он еще ставил за вас на лошадь в ноябрьском гандикапе.
— Но я немедленно должен с ним связаться. Как его зовут?
— Вот этого не скажу. И знала ведь, да начисто забыла. Он поехал в Манчестер вас искать. Обидно, что вы с ним разминулись.
Адам пошел звонить Нине. — Знаешь, что, — сказал он, — ты там не спеши с Рыжиком. Возможно, я тебя еще выкуплю обратно. Пьяный майор опять объявился.
— Поздно, милый. Мы с Рыжиком сегодня утром поженились. Я как раз укладываюсь. Мы улетаем в свадебное путешествие на аэроплане.
