Нет, нет, не теперь, быть может, после когда-нибудь. Покамест он ей не может открыть своего секрета. Но уж она может ему поверить. Много лет назад ему так описывали Энн Эллиот, что он проникнулся представлением о ее редких достоинствах и загорелся желанием с ней познакомиться. Энн подумала, что много лет назад с таким пристрастием мог говорить о ней разве что мистер Уэнтуорт из Монкфорда, брат капитана Уэнтуорта. Быть может, он был знаком мистеру Эллиоту? Но задать свой вопрос она не решилась.
– Имя Энн Эллиот, – сказал он, – давно занимало меня. Давно уж волновало оно мое воображение. И если бы я смел, я высказал бы свое сокровенное желание о том, чтобы оно никогда не менялось.
Да, кажется, он произнес именно эти слова; но едва они коснулись ее слуха, внимание ее отвлечено было другими словами, которые произносились у нее за спиною и все прочее разом делали несущественным. Разговаривали ее отец и леди Дэлримпл.
– Хорош собою, – сказал сэр Уолтер. – Весьма хорош собою.
– Прелестнейший молодой человек! – сказала леди Дэлримпл. – Такого не часто встретишь в Бате. Ирландец, я надеюсь?
– Нет, я даже знаю его. Мы кланяемся. Шапочное знакомство. Уэнтуорт, капитан Уэнтуорт, морской офицер. Сестра его замужем за моим съемщиком в Сомерсете, за Крофтом, который снимает у меня Киллинч.
Сэр Уолтер еще не успел произнести этих слов, а взгляд Энн уже устремился в нужном направлении и различил капитана Уэнтуорта, в окружении нескольких господ стоявшего неподалеку. Когда она его увидела, он, ей показалось, отвел от нее глаза. Она словно на минутку всего опоздала; и во все время, пока у нее доставало смелости его наблюдать, он на нее и не взглянул; однако представление вновь начиналось, и ей пришлось, якобы устремив свое внимание на оркестр, смотреть прямо перед собою.
Когда же она снова оглянулась, он уже исчез. Если бы и пожелал, он не мог бы к ней протесниться, ибо она была зажата в кольце родственников. Но ей-то хотелось всего лишь поймать его взгляд.
Речи мистера Эллиота тоже ее огорчили. У нее не было больше охоты с ним разговаривать. Ей неприятно было, что он сидит рядом.
Первая часть концерта окончилась. Энн надеялась на благие перемены. Прилично помолчав, кое-кто решил отправиться на поиски чая. Энн осталась среди немногих, не пожелавших сдвинуться с места. Она осталась сидеть, как и леди Рассел; зато она имела удовольствие избавиться от мистера Эллиота; и, каковы бы ни были чувства ее к леди Расссел, она вовсе не намеревалась уклоняться от беседы с капитаном Уэнтуортом, буде ей представится случай. По лицу леди Рассел она понимала, что та его заприметила.
Но он к ней не подошел. То и дело Энн казалось, что она его видит, но он не подошел. Так в напрасных тревогах протек перерыв. Все воротились, зала вновь наполнилась, на скамьи были вновь предъявлены права, и начинался час блаженства или наказанья, час музыки, и уж заранее приуготовлялись восторги и зевки, дань вкусу истинному или притворному. Энн предстоял час мучительного беспокойства. Она не могла покинуть эту залу, не увидев еще раз капитана Уэнтуорта, не обменявшись с ним дружеским взглядом.
После перерыва произошли некоторые перемещения, для нее благоприятные. Полковник Уоллис предпочел стоять, а Элизабет и мисс Картерет пригласили сесть между ними мистера Эллиота и в манере, не допускавшей отказа; вследствие еще кой-каких перемещений и благодаря собственным своим ухищрениям, Энн оказалась гораздо ближе к концу скамьи и к проходящей публике. Она не могла не сравнивать себя при этом с мисс Лароль {Мисс Лароль – персонаж романа Фанни Берни (1752 – 1840) «Цецилия, или Воспоминания наследницы», где мисс Лароль, находясь в опере, прибегает к тем же ухищрениям, что и Энн, дабы оказаться ближе к предмету своей симпатии} , с бесподобной мисс Лароль; и однако же следовала ее примеру и сперва, пожалуй, не с большим успехом; но в конце концов ей повезло и она оказалась на самом краю скамьи еще до того, как концерт окончился.
Так сидела она, когда капитан Уэнтуорт вновь оказался у нее на виду. Он был совсем близко. Он тоже ее увидел; однако он не улыбнулся и некоторое время стоял, не решаясь к ней подойти и заговорить. Она поняла, что что-то случилось. В нем совершилась бесспорная перемена. Разница между теперешним его поведением и поведением его в Осьмиугольной гостиной была удивительна. Отчего это все? Она подумала про отца, про леди Рассел. Не оскорбился ли он вдруг неприязненным взглядом? Он завел речь о концерте, он говорил независимо, почти как капитан Уэнтуорт времен Апперкросса; признался, что разочарован, он ожидал лучшего пения; одним словом, он должен ей открыть, что не будет сетовать, когда все это кончится. Энн в ответ так разумно защищала певцов, так мило принимая, однако, во внимание и его оценку, что лицо его прояснилось и губы тронула тень улыбки. Они поговорили еще несколько минут; он становился все оживленней; он даже окинул взглядом скамью, словно намереваясь найти себе место, но именно в эту секунду кто-то тронул Энн за плечо, заставя ее обернуться. То был мистер Эллиот. Он просит прощения, но он принужден прибегнуть к ее услугам для толкования итальянского текста. Мисс Картерет горит желанием узнать смысл того, о чем сейчас будут петь. Отказать Энн не могла, но никогда еще не приносила она жертв учтивости с большею неохотой.
Перевод, как ни торопилась она, занял у нее несколько минут, и вот, вновь обретя свободу и обернувшись, она увидела, что капитан Уэнтуорт стоит рядом, сдержанно, но поспешно откланиваясь. Он должен пожелать ей доброй ночи; он уходит; ему непременно нужно тотчас воротиться домой.
– Разве песня эта не стоит того, чтобы ради нее остаться? – спросила Энн, пораженная внезапной догадкой, побуждавшей ее особенно стараться его ободрить.
– Нет, – отвечал он решительно, – мне не для чего оставаться. – И сразу он ушел.
Он ревновал ее к мистеру Эллиоту! Иного не могло быть разумного объяснения! Капитан Уэнтуорт ее ревновал! Могла ли она поверить в такое неделю тому назад? Три часа тому назад? На мгновенье ее охватила безраздельная радость. Но увы! Радость сменилась раздумьями совсем иного свойства. Как успокоить его ревность? Как разуверить его? Какие при невыгодах нынешнего их положения оставались у него средства узнать ее истинные чувства? Милости мистера Эллиота были ей противны. Вред, ими нанесенный, был неисчислим.
На другое утро Энн с удовольствием вспомнила о своем обещании навестить миссис Смит, ибо таким образом она могла уйти из дому, когда, по всем вероятиям, нагрянет мистер Эллиот, а более всего ей хотелось избегнуть общества мистера Эллиота.
Она желала ему всяческого добра. Несмотря на вред, причиненный ей его благосклонностью, она испытывала к нему благодарность, и почтение, и быть может, жалость. Она думала о странных обстоятельствах первого их знакомства, о правах, которые, казалось, давало ему родство и давали чувства и давние его намерения. Все вместе ей казалось необычайно, лестно и так огорчительно. Ей, право, было очень, очень его жаль; изменились бы мысли ее или нет, не будь на горизонте капитана Уэнтуорта, сказать трудно, ибо капитан Уэнтуорт был на горизонте; и чем бы ни разрешилась нынешняя неизвестность, сердце ее навеки принадлежало ему. Союз их не более отвратил бы ее от всех прочих поклонников, чем даже разлука навеки.
Никто еще не проносил по улицам Бата столь возвышенных рассуждений о преданной любви и неколебимой верности, как те, какие украшали дорогу Энн от Кэмден-плейс до Уэстгейт Билдингс. Они даже почти расчищали этот путь и чуть ли не напояли его благовониями.
Она не сомневалась, что ей окажут любезный прием, но на сей раз ее подруга была так ей благодарна, будто ее и не ждала, хотя они определенно условились.
Тотчас же с нее потребовали рассказа о концерте; и она с такой радостью о нем вспоминала, что рассказывала с удовольствием и лицо ее сияло. Все, что могла она сообщить, она сообщала с охотой, но она могла сообщить до странности мало и не удовлетворила миссис Смит, которая уже получила от швейцара и прачки более полное донесение о ходе и успехе концерта и теперь тщетно допытывалась о кое-каких подробностях касательно публики. Миссис Смит знала понаслышке всех богатых и славных обитателей Бата.
– Стало быть, и маленькие Дьюронды были, – говорила она, – слушали музыку разинув рты, как неоперившиеся воробушки в ожидании корма. Ни одного концерта не пропускают.
– Да. Я сама не видела, но они были, мистер Эллиот говорил.
– Ну, а Иббитсены? Такие две модные нынче красотки с высоким офицером-ирландцем, который, говорят, на одну имеет виды.
– Не помню. Этих, по-моему, не было.
– А старуха леди Мэри Маклин? Хотя, что же я спрашиваю. Без нее никогда не обходится. И как вы ее не заметили? Она ведь была, верно, близко от вас. Раз вы были в кружке леди Дэлримпл, вы сидели на самых роскошных местах подле самого оркестра, не так ли?
