Джимми не спал. Усевшись на край кровати, он смотрел, как отец наносит последние штрихи грима, творя и создавая зверски устрашающую наружность. Широкими жирными мазками Крокер превращал себя в Эда, Короля Похитителей. С первого взгляда на него даже самый тупой зритель понял бы, что с ним не стоит гулять ночами по безлюдным аллеям и проулкам.
Крокер и сам это видел.
— Одно, Джимми, плохо, — сетовал он, смотрясь в зеркало, — не напугаю ли я его до полусмерти? Может, предупредить как-нибудь?
— А как? Уведомление послать?
Крокер с сомнением оглядел мерзостную физиономию, таращившуюся на него из зеркала.
— Опасно все-таки набрасываться с такой рожей на ребенка. Вдруг с ним припадок случится?
— Смотри, как бы с тобой не случился. Не страдай, папа, за Огдена. Уж кто-кто перепугается, только не он!
На туалетном столике стоял пустой бокал. Крокер грустно покосился на него.
— Зря ты, Джимми, вылил вино. Я б хлебнул. Для храбрости.
— Какая чушь! С тобой все в порядке. Пришлось вылить. Я сейчас не пью. Долго ли продержался бы, стой оно рядом и улыбайся мне? Неизвестно. Я дал себе зарок не опускаться больше до уровня животных, которые выпивают. Видишь ли, у моей будущей жены твердые воззрения на этот счет, и я не хочу рисковать. Соблазн — дело хорошее, но не на собственном столике. Тебе, папа, пришла недурная мысль поставить вино туда, но…
— Что? Я вина не приносил.
— А я думал, такие услуги входят в твои обязанности. Разве не дворецкий снабжает благородных и достойных? Ладно, неважно. Сейчас оно увлажняет почву под окном. Соблазн с моего пути устранен. Как-то лучше без соблазнов, — Джимми взглянул на часы. — Так. Пожалуй, что и пора. — Он подошел к окну. — Внизу ждет машина. Думаю, это Джерри. Приступай, папа. Да, кстати, скажи-ка Огдену, что ты от такого Бака Маджиниса. Последний раз его похищал именно Бак, и между ними завязалась крепкая дружба. Главное для визитера — достойные рекомендации.
— Однако! — Крокер-старший кинул в зеркало последний взгляд. — Встреть я себя на пустынной дороге, напугался бы!
Приоткрыв дверь, он прислушался. Откуда-то дальше по коридору доносился приглушенный храп.
— Третья дверь налево, — напомнил Джимми. — Третья! Посчитай. Смотри, не перепутай!
Толстеньким привиденьем Крокер выскользнул в темноту, и Джимми тихонько прикрыл за ним дверь.
Запустив своего покладистого родителя на стезю преступления, он выключил свет и вернулся к окну. Высунув голову на улицу, он на минутку отдался романтическим мечтаниям. Какая тихая ночь! Сквозь деревья огромными светляками светили фары. Ниже по реке задумчиво прогудел пароход. Какая прелесть! Джимми мог бы стоять тут вечно, уносясь в мечтах, но он знал, что пора идти в библиотеку. Ему выпало закрыть стеклянные двери за отцом и Огденом, и он намеревался пока что спрятаться на галерее. Главное — не допустить, чтоб его заметил Огден.
Прикрыв дверь, Джимми спустился вниз. В доме не было и признака жизни. Все замерло. Он разыскал лестницу и полез на галерею.
Там было пыльно. От запаха старой кожи Джимми задыхался. Он осторожно сел на пол, прислонился головой к нижней полке и стал гадать, как продвигается беседа между Эдом и его жертвой.
Между тем Крокер, в маске до ушей, пробирался к двери, указанной Джимми. Стояла могильная тишина. Веселый энтузиазм, с каким он ринулся в это дело, уже совсем растаял. Теперь, когда он попривык к новизне роли, брала верх его респектабельность. Одно дело играть Эда на сцене бродвейского театра и совсем иное — давать представление в реальной жизни. Когда он на цыпочках крался по коридору, перед ним четко встали ужасающие последствия его действий в случае провала. Он повернул бы назад, если б не мысль, что Джимми надеется на него, что там — от успеха зависит счастье сына! Подстегиваемый такими соображениями, Крокер приоткрыл дверь нужной комнаты — тихонько, дюйм за дюймом — и наконец вошел.
Мягко прокравшись к кровати, он гадал, как же действовать поосторожнее, чтоб, не дай Бог не напугать ребенка, но тут его избавили от беспокойств. С внезапностью разорвавшейся бомбы вспыхнул свет и какой-то голос крикнул: «Руки вверх!»
Когда Крокер проморгался и глаза у него привыкли к свету, он увидел, что Огден сидит на кровати с револьвером в руке. Оружие свое ребенок поставил на коленку, и дуло смотрело незваному гостю прямо в обширный живот.
Какие бы мучительные думы того ни терзали, о таком повороте он и не помышлял и растерялся вконец.
— Ты поосторожнее! — хрипло проговорил он. — А то еще выстрелит!
— Ну и что? — хладнокровно отозвался Огден. — Я — с безопасного конца. Зачем явился? — Он любовно оглядел смертоносное оружие. — Получил на купоны от сигарет, кроликов стрелять. А тут такой шанс! Могу пальнуть в человека.
— Ты что, убить меня хочешь?
— Ну!
Грим потек разноцветными жирными каплями, но маска помешала Огдену полюбоваться этим зрелищем. Он с интересом разглядывал посетителя. Вдруг его осенило.
— Слушай-ка, ты что, похищать меня явился?
На Крокера нахлынуло облегчение — так иногда бывало на сцене, когда память подводит, а партнер подбросит нужную реплику. Мы не скажем, что он совсем очухался, под дулом револьвера в себя не придешь, но все-таки дышать стало полегче.
— Ну, держись! — сиплым басом прохрипел он. — Сейчас тебя выволоку.
— Рук не опускать!
— Ах ты, какой сердитый! — прорычал Крокер. — Револьверчик может пальнуть! Слушай, а ты подрос с последнего раза, как мы тебя похищали.
Огден, как по волшебству, стал дружелюбным.
— Так ты что, от Бака Маджиниса?
— А то! — Крокер благословлял вдохновение, подсказавшее Джимми прощальный совет. — От Бака.
— А чего Бак сам не пришел?
— Занят. На другой работе.
К глубочайшему его облегчению, Огден опустил револьвер.
— Хороший парень. Мы с ним старые кореша. Читал в газете, как он меня тот раз похитил? Заметка у меня в альбоме наклеена.
— А то!
— Тогда порядок. Сейчас, минутку. Оденусь и двинемся.
— Ты потише только! Без шума!
— Это кто шумит? Слушай, а как ты сюда забрался?
— Через библиотеку.
— Всегда знал, что туда может влезть грабитель! Не пойму, чего эту дверь решетками не заберут?
— Внизу нас ждет тачка.
— Ого, клево! — одобрил Огден, натягивая рубашку. — А кто у тебя напарником? Я его знаю?
— Не. Новый один.
— А-а. Между прочим, я и тебя что-то не помню.
— Не помнишь? — в замешательстве переспросил Крокер. — Хм, может из-за маски. Ты — кто?
— Эд, прозвище — Чикаго.
— Не помню никакого Эда Чикаго…
— Ничего, — утешил он, — теперь запомнишь! — Крокера озарила счастливая мысль.
Огден подозрительно рассматривал его.
— А ну, сними маску! Хочу взглянуть!
— Нельзя.
— Откуда мне знать, что ты по-честному играешь? Крокер пошел ва-банк.
— Ну, ладно. — Шагнул он к двери. — Тебе решать. Считаешь, нечестно? Так я сматываюсь!
— Эй, эй, минутку! — Огден не желал, чтоб рассыпалось выгодное дельце. — Я ж против тебя ничего не имею. Чего в бутылку лезешь?
— Передам Баку, не сумел захватить тебя. — Крокер сделал еще шаг к двери.
— Эй, стой! Ты чего?
— Идешь со мной?
— Конечно, если ты согласен на мои условия. Бак мне отстегивает половину.
— Ладно. Ровно половину того, что получит.
— Ну, договорились! Погоди, башмак натяну и двинулись. Готов!
— Потише ты!
— А что, по-твоему, мне делать. Петь, что ли?
— Степ отбивать! — пошутил Крокер.
Они осторожно выбрались из комнаты. На минутку Крекеру показалось, что чего-то не хватает, но только у лестницы он сообразил, чего именно. Не гремели аплодисменты, а эпизод их заслуживал.
Джимми в галерее услыхал, как тихонько скрипнула библиотечная дверь и, выглянув между балясин, увидел два неясных силуэта: один большой, другой поменьше. Они пересекли зал.
До него донесся шепот.
— Ты вроде говорил, тут влез.
— Ну!
— А чего ж она заперта?
— Вошел — и запер за собой.
Раздался слабый скребущий звук, за ним щелчок. Темноту комнаты рассеял свет луны. Силуэты исчезли. Джимми прикрыл стеклянные двери. Не успел он запереть их, как из коридора явственно донеслись шаги.
Первым вспыхнул грубый инстинкт самосохранения. Думать он мог сейчас только о том, что от него потребуют объяснений, если его тут застукают; а потому, надо избежать всяких встреч. Одним прыжком очутился он на лестнице и достиг укрытия в тот миг, когда открывалась дверь. Он замер, сейчас его окликнут. Нет, все-таки успел во время, и снова стало тихо. В зале по-прежнему было темно, и это подало ему утешительную мысль: пришелец, равно как и он, не желает нарываться на любопытных. В припадке первой паники он решил, что его присутствие в библиотеке не выдержит яркого света расследований. Но теперь, спрятавшись на галерее, невидимый снизу, он принялся обдумывать действия вошедшего и вывел новое заключение.
