— Пани, — обращаясь к ней, сказала Марта, — два дня тому назад я вспылила и вела себя безрассудно… Меня обидело то, что вы мне сказали, и я была резка с вами. Простите меня. И, если можно… я хотела бы снова работать у вас.
Лицо Швейц не выражало никакого торжества и, так же как раньше, никакого удивления. Она слащаво улыбнулась и приветливо кивнула головой.
— Ах, милая пани Свицкая, — начала она сладеньким голоском. — Я не сержусь, ничуть не сержусь! Господи, да что тут особенного — выслушать дерзость, услышать неприятное слово. Ведь спаситель наш повелел нам повторять за утренней и вечерней молитвой: «И остави нам долги наши, яко и мы оставляем должникам нашим!» Если бы я сердилась на вас, пани Свицкая, я нарушила бы заповедь господню… но принять вас в мастерскую я не могу. Очень жаль, но, право, не могу, потому что на ваше место уже взята новая мастерица.
Говоря это, она указала ножницами на молодую женщину, сидевшую на месте Марты.
— Наше предприятие, слава богу, имеет прекрасную репутацию… мы не пользуемся машинами, которые так ужасно выматывают силы и подрывают здоровье работниц. Поэтому женщины идут к нам толпами. Дня не проходит, чтобы две-три не обратились с просьбой дать им работу. В работницах, слава богу, нет недостатка, да, недостатка нет, а лишних набирать мы не можем, чтобы нам с дочерью не пришлось слишком обременять себя работой. Так что теперь работниц у нас более чем достаточно, и для вас, пани Свицкая, места нет…
— Мама, а может быть, найдется все-таки работа и для пани Свицкой? — шепнула некрасивая панна Швейц, наклонясь к матери. Она уже несколько минут внимательно и с любопытством смотрела на Марту. В ее немного раскосых глазах мелькало что-то вроде жалости.
Но Швейц пожала плечами.
— Нет, — сказала она, — работы нет, нет работы! Не можем же мы ради того, чтобы принять пани Свицкую, которая ушла от нас по собственному желанию, отказать панне Зофье, принятой вчера на работу?
Услышав последние слова, девушка, сидевшая на месте Марты, подняла голову и испуганно посмотрела на хозяйку.
— Значит, не примете? — спросила Марта. — И не подадите мне никакой надежды?
— Никакой, дорогая пани Свицкая, никакой! Очень сожалею, но место уже занято… не могу!
Едва заметно кивнув головой, Марта вышла из мастерской. Закрывая за собой дверь, она слышала за спиной шепот и приглушенное хихиканье. Она поняла, что стала предметом насмешек и ненужной жалости двадцати женщин, и снова ощутила жар в груди и голове. Но когда она вышла, все заглушила одна-единственная мысль:
«Не могу я вернуться домой с пустыми руками! Сегодня надо получше натопить, а завтра приготовить для девочки что-нибудь мясное… Иначе она заболеет…»
Некоторое время Марта шла так, словно не знала, куда идти: сворачивала то вправо, то влево, останавливалась посреди тротуара и задумывалась, опустив голову. Потом уже увереннее зашагала прямо по Длугой улице и стала внимательно разглядывать витрины. У одной из них она остановилась. Это был ювелирный магазин, не очень большой и шикарный. Очевидно, молодая женщина такой именно искала, потому что после минутного раздумья она открыла стеклянную дверь. Но, войдя, она убедилась, что ошиблась: магазин оказался не таким скромным, как выглядел снаружи. В нем было много изделий из золота и драгоценных камней, и лучшие из них почему-то — то ли по недогадливости, то ли умышленно — не были выставлены в витрине.
В том, что хозяин магазина не из тех, кто заботится о внешнем эффекте, можно было убедиться, глядя, как он работает наравне со своими помощниками и учениками. Это был человек приземистый, румяный, седоватый, с добродушной улыбкой и умными серыми глазами. Увидев входившую женщину, он привстал и спросил, что ей угодно.
— Простите, пожалуйста, может быть, я не туда попала, — сказала Марта, — я думала, что вы можете купить у меня одну золотую вещицу…
— Отчего же нет, сударыни, отчего же нет? — ответил ювелир. — А что это за вещица?
Марта ответила не сразу. Она стояла посреди магазина, неподвижно глядя в землю. Казалось, она продолжает еще мысленный разговор сама с собой и собирается с духом, чтобы высказать, наконец, вслух решение, принятое после тяжкой внутренней борьбы.
— Что же это за вещь? — повторил свой вопрос ювелир, нетерпеливо посматривая на свою работу.
— Обручальное кольцо, — ответила женщина.
— Обручальное кольцо! — протянул ювелир.
— Обручальное кольцо, — перешепнулись помощники ювелира, поднимая головы.
— Да, обручальное кольцо, — повторила Марта, вынимая из-под грубого платка озябшую руку и снимая с тонкого пальца золотое кольцо.
Она пошатнулась и в состоянии, близком к обмороку, инстинктивно искала какой-нибудь опоры.
— Пожалуйста, садитесь, садитесь, сударыня! — воскликнул ювелир, и с его губ сразу сбежала улыбка.
Один из его помощников пододвинул Марте табурет. Но она не села. Она переживала сейчас одну из самых тяжелых, может быть, даже самую тяжелую минуту, какую пришлось ей пережить с тех пор, как она начала свой тернистый путь по дорогам нищеты. Когда она снимала с пальца золотое обручальное кольцо, ей казалось, что она снова и уже навсегда расстается с единственным человеком на земле, которого она любила, расстается со своим счастливым, незабвенным прошлым. Сердце ее судорожно сжалось, в голове зашумело. Но она взяла себя в руки. Усилием воли поборов слабость, Марта подала ювелиру кольцо.
— Это необходимо? Боже мой, неужели это необходимо? — сочувственно спросил ювелир.
— Необходимо, — коротко и сухо ответила женщина.
— Ну уж если вы этого непременно желаете, то вам лучше продать кольцо мне, чем кому-нибудь другому. Здесь вы по крайней мере получите его полную стоимость.
Сказав это, он подошел к столу, на котором стояла стеклянные коробки с золотыми изделиями, и бросил кольцо на чашку маленьких весов. Металл, ударившись о металл, издал чистый протяжный звук.
— Хорошее золото, — буркнул ювелир.
Марта отвернулась от качавшихся весов. Внимание ее привлекли люди, которых она до этой минуты не замечала. По обе стороны длинного стола сидело пятеро молодых людей в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти лет с разными инструментами в руках. Они шлифовали и полировали драгоценные камни, плавили золото над небольшим пламенем, лизавшим края железных треножников; один рисовал образцы цепочек, браслетов, брошек, серег, крышек для часов и тому подобных тонких изделий. Марта упорно смотрела на руки этих людей, работавших за длинным столом. В ее глазах вспыхнули огоньки, она сгорала от любопытства, от желания самой приняться за эту работу. Присматриваясь к ней, Марта за несколько минут лучше поняла особенности ювелирного искусства, чем мог бы понять кто-либо другой за долгие часы наблюдений.
— Прошу вас, сударыня, — окликнул ее ювелир, — ваше кольцо стоит три рубля пятьдесят копеек серебром.
Услышав его голос, Марта перестала смотреть на работающих и быстро подошла к столу, около которого стоял ювелир.
— Скажите, пожалуйста, — обратилась она к нему, — ведь это ваши помощники?
— Да, — ответил ювелир, немного удивленный неожиданным вопросом.
— И ваши ученики…
— Да, есть и ученики.
— А вы не могли бы принять и меня ученицей или помощницей?
Маленькие глазки ювелира широко раскрылись.
— Вас? Вас? — переспросил он, запинаясь. — Как же это… Зачем это вам?
— Да, меня, — повторила Марта решительно. — Я осталась без всяких средств… И я вижу, что работа наша была бы мне по силам; мне думается даже, что я хорошо справлялась бы с ней. Она требует хорошего вкуса, а я когда-то имела возможность развить свой вкус… Конечно, вам пришлось бы учить меня, но недолго… ручаюсь вам, что приложу все силы… Я согласилась бы на самую маленькую плату, на любые условия…
Ювелир, наконец, опомнился от первого удивления. Он понял теперь, чего добивается женщина, пришедшая продать обручальное кольцо. Он нахмурился, быстрые глазки смущенно заморгали.
— Видите ли, пани, — начал он, — я, собственно говоря, не держу учеников; эти молодые люди уже подготовлены, обучены…
Марта бросила взгляд в сторону стола, за которым сидели служащие. Один из них, тот, который рисовал, как раз поднялся и вышел в соседнюю комнату.
— Я умею рисовать, — сказала Марта, — то есть умею настолько, — добавила она быстро, — чтобы делать рисунки для ювелирных изделий.
Сказав это, она с лихорадочной поспешностью подошла к длинному столу и села на место вышедшего из комнаты рисовальщика. Молодые люди отодвинули свои стулья, перестали работать и смотрели на нее с удивлением и иронией. Без иронии, но тоже с большим удивлением смотрел на нее ювелир. В магазине стояла мертвая тишина. Марта ни на кого не обращала внимания, ничего не видела. Схватив карандаш, она начала набрасывать эскиз на листе бумаги, лежавшем тут же на столе. На щеках женщины, склонившейся над работой, заиграл румянец, она дышала ровно и глубоко, рука уверенными движениями чертила линии на бумаге.
