Я сидел однажды на этой террасе и заметил, что на проехавшем по дороге автомобиле были зажжены фонари. Тут только я обратил внимание, что запоздал и едва успею возвратиться в павильон до наступления сумерек. Я шел поэтому хорошим шагом, как вдруг увидел, что в конце аллеи кто-то движется мне навстречу. Неужели я так сильно запоздал, что доктор послал за мною на поиски или же мне хотели передать какое-нибудь известие? Я еще более ускорил шаг. Человек, к которому я направлялся, шел довольно быстро, и мы вскоре оказались на близком расстоянии друг от друга. В этот момент я заметил, что это не был кто-нибудь из сторожей или из моих соседей по павильону. Я различал человека среднего роста, крепкого сложения, коренастого и сутуловатого, с опущенною головою. Так как, казалось, он не замечал меня, то я не сделал ничего для привлечения его внимания ко мне, но, по мере того как я приближался к нему, я начинал испытывать странное ощущение, какое-то беспричинное беспокойство. Неприятные встречи были невозможны в парке доктора. Доступ в него был разрешен только жильцам павильонов. Что касается других пансионеров дома, то крепкие оконные решетки и солидные дверные замки исключали всякую возможность бегства. Кем же тогда мог быть этот неожиданный посетитель парка? Новый обитатель одного из еще незанятых павильонов? Кто бы он ни был, я был уже почти лицом к лицу с ним, как вдруг вздрогнул и отступил назад. Сердце мое сильно забилось. Сжав кулаки, я занял оборонительную позицию, но незнакомец не заметил, по-видимому, моего присутствия и прошел мимо с опущенною головою. Когда я миновал его таким образом, я заметил, что весь обливаюсь холодным потом и все мое тело дрожит. В самом деле, разве в этом прохаживающемся в сумерки человеке я не узнал сейчас шофера большого красного автомобиля, который столько раз нарушал сонную тишину городка П.? Разве я не узнал в нем также беспокойного ночного прохожего в валленском общественном саду и таинственного разбойника, однажды вечером в Булонском лесу, на берегу озера, занесшего надо мною свой нож движением руки убийцы? Разве я не узнал в нем человека, которого уже неоднократно судьба помещала на моем пути и который внезапно вновь появлялся, точно он преследовал меня в самом последнем моем убежище? Тогда меня охватила паника, и, не оборачиваясь, я со всех ног пустился бежать по направлению к павильонам. Добежавши до них, я, вместо того чтобы возвратиться к себе, устремился в кабинет доктора В., куда, не постучавшись, запыхавшись, я влетел с такою стремительностью, что доктор в страшном испуге вскочил с кресла, в котором сидел. Лишь в этот момент я сообразил, какая некорректность была допущена мною; к счастью, я нашел в себе достаточно силы извиниться и выдумать, не помню уже какой, предлог для этого неожиданного и неурочного появления; кажется, я попросил у доктора книгу, чтобы заполнить чтением свой вечерний досуг. Доктор не был обманут извинением и очень хорошо заметил мое замешательство, но он не подал никакого виду. Пока он разыскивал книгу в шкафу, я успел уже довольно хорошо оправиться от своего волнения, чтобы спросить доктора небрежным тоном, кто такой этот гуляющий, которого я только что встретил в парке. Вопрос, по-видимому, нисколько не удивил доктора; он даже как будто ожидал его и ответил:
– Да это новый пансионер нашего Маленького Марли, тот самый, которого я недавно привез из Парижа. Это молодой человек из очень хорошей семьи. Имя его Проспер де Буакло, он сын маркиза.
Он подружился со мною. Почти каждый день он приходил ко мне посидеть и проводил у меня долгие часы, праздный и молчаливый. Часто он внимательно разглядывал свои руки, одну вслед за другою. Они были большие и сильные, с толстыми пальцами, с загрубелыми ладонями, руки рабочего, привыкшего к тяжелому труду. Одна из них, правая, казалось, особенно сильно интересовала его. Он рассматривал ее внимательно и с любопытством. Я тоже внимательно и с любопытством рассматривал этого почти ежедневного моего гостя. Я самым подробным образом разглядывал это коренастое и сильное тело, эти крепкие члены, эту короткую и мощную шею и это лицо, это лицо с выпуклым лбом, с глубоко сидящими глазами, с выдающимся подбородком, это лицо одновременно суровое и скорбное, это лицо, которое, несомненно, было – я убеждался в этом все больше и больше – тождественно различным лицам, появлявшимся передо мною в памятные для меня моменты. Мне невозможно было не отожествить Проспера де Буакло с человеком, который угрожал мне однажды вечером в Булонском лесу, с человеком, который был готов снова напасть на меня в валленском общественном саду, с грубым шофером большого красного автомобиля, с пронзительной сиреной, который тоже однажды вечером в П., На дороге у каналов, чуть было не раздавил меня и уронил в пыль раскрытый нож. Да, все эти лица, конечно, были лицами Проспера де Буакло, который, сидя подле меня, проводил долгие часы в молчаливом рассматривании своих рук…
Когда Просперу де Буакло случалось разговаривать, он никогда не делал ни малейшего намека на известные мне обстоятельства его жизни: на свое бегство из родительского дома, на свое странное исчезновение, которое в течение многих лет лишало его отца присутствия единственного сына. Равным образом он не говорил ни слова о профессиях, занятие которыми укрепило его мускулы и сделало грубыми его руки. Через какие мытарства пришлось пройти этому странному и непонятному бродяге, прежде чем он докатился до ножа, занесенного над головою мирного прохожего, до профессии шофера, которую он выполнял с каким-то бешеным упоением скоростью и которая, в силу совершенно исключительного совпадения, привела его в виллуанский замок, где он родился и где вновь появился под этим странным инкогнито на службе у проезжего аргентинца и прекрасной Клары Дервенез, моей прежней любовницы? Все эти вопросы мучили меня, но я не осмеливался задать ему ни одного из них. Он поселял в меня необъяснимую робость, и мне даже становилось как-то не по себе, когда он неподвижно сосредоточивал на своих слишком сильных руках взгляд скотских и фанатических глаз. Проспер де Буакло был очень набожен. Карманы его были набиты четками, медальонами и различными священными реликвиями. Не раз я заставал его в парке коленопреклоненным и молящимся. Эта набожность мало вязалась с его прошлым ночного разбойника. Проспер де Буакло оставался для меня загадкою, которую я отчаялся когда-либо разгадать. Когда я стал расспрашивать о нем доктора, то получил весьма неопределенный ответ. Впрочем, однажды доктор дал мне понять, что Проспер де Буакло прошел через этапы мистического умопомешательства и имел видения. Но духовидец или нет, Проспер де Буакло никогда не посвящал меня в свои откровения во время своих посещений. Он не сообщал мне ни о каких сверхъестественных явлениях.
Это положение могло бы длиться очень долго, если бы одно случайное обстоятельство не повлекло за собою странных признаний Проспера. Однажды я ходил к доктору за новыми книгами для чтения и возвратился в павильон, неся под мышкою вместе с другими книгами "Антихриста" Ренана. Обыкновенно Проспер де Буакло обращал мало внимания на то, что я читаю, но на этот
раз, едва только он увидел заглавие тома, положенного на стол, как пришел в сильное волнение. Встав со стула, на котором он поджидал моего возвращения от доктора, он зашагал по гостиной в видимом нервном расстройстве со сжатыми кулаками. Яростное и обезумевшее выражение его лица напоминало мне выражение, которое я подметил у него, когда он размахнулся ножом надо мною. Вдруг он опустился на стул. Слова застревали у него в горле, и пальцем он показал мне заглавие книга Ренана:
– Антихрист! Антихрист!
Минуточку он помолчал, затем продолжал:
– Ведь он придет, он придет! Все возвещает о его прибытии, и он уже так близок, что дыхание его проходит по небу. Все свидетельствует, что сроки свершились. Предсказанное близко к осуществлению. Он придет среди бедствий и страданий, среди ужасов и гнева, среди крови и гноя, в громе и молнии, в разгар мятежа и войны. Горе тем, кто окажется не готовым вступить с ним в бой, у которых не хватит мужества схватить его за горло, вонзить нож ему в грудь! Горе слабым, робким и трусам, горе тем, кто не будет бороться огнем и мечом с тираническою властью проклятого!
Он задыхался от приступов гнева. Судорога сотрясала все его тело. Своим мощным кулаком он ударял себя в грудь:
– Молитв будет недостаточно, нужно будет действовать. Нужно будет проливать кровь, всаживать в тело нож; нужно будет уметь рассекать тело и источать из него кровь. Учитесь владеть мечом, управлять военными колесницами. Перепояшьте чресла ваши, вооружите ваши руки. Учитесь побеждать, побеждая самих себя. Оставьте вашу семью, оставьте отца вашего и дом ваш. Закалите ваши мускулы, укрепите ваши руки. Размахнитесь мстящим клинком. Умейте рубить живое тело.
