Джон Роджер Глэдхилл.
Лист выскользнул из моих пальцев и, метнувшись пару раз из стороны в сторону, задумчиво спланировал на пол. Я поднял глаза на моего гостя. Он пожал плечами.
— Мой кузен умер из-за этого?! — спросил я.
— Думаю, что ради желания «таинственной незнакомки» он позабыл обо всём на свете, — ответил тот, кого я уже не решался назвать Теодором Гертнером. Тёмный вихрь спутанных, обрывочных мыслей пронёсся в моей голове: леди Сисси? Кто она?! Княгиня Шотокалунгина, кто же ещё! А кто тогда княгиня? Исаис Чёрная, не иначе! Исаис Бартлета Грина! Итак, разверзся потусторонний мир демонов, с которым заключил пакт сначала Джон Ди, после него преследуемый страхом неизвестный, вписавший в дневник Джона Ди то пронизанное несказанным ужасом предупреждение, потом… потом мой кузен Роджер и наконец я — я, который тоже просил Липотина сделать все возможное, чтобы исполнить странное желание княгини!
Мой визави медленно выпрямился в своём кресле. Лицо просветлело, зато тело стало ещё более расплывчатым и зыбким, чем прежде. Голос утратил свою реальность и вещественность, локализовать его в пространстве и времени было невозможно. Это был уже шепот вечности:
— Теперь ты последний наследник герба! Лучи зелёного зеркала сфокусированы на твоем темени. Сожги или сохрани! Но не расточай! Герметическая алхимия повелевает: трансмутация или смерть. Выбирай…
Сумасшедший грохот, как будто изо всей силы колотили ружейными прикладами в дюймовой толщины дверь, заставил меня вскочить, — я был в кабинете один, передо мной стоял липотинский подарок — старинное, подёрнутое зелёным налётом зеркало в флорентийской раме; ничего не изменилось в привычной обстановке комнаты, однако в дверь постучали вторично, правда, стук был на сей раз крайне деликатен и ни в коей мере не походил на прежний грохот.
На моё приглашение войти дверь открылась, на пороге возникла, робко переминаясь с ноги на ногу, незнакомая молодая женщина и смущенно представилась:
— Иоганна Фромм.
Я с трудом стряхнул с себя оторопь. Дама понравилась мне сразу, во всем её облике было что-то очень располагающее, трогательное… Наконец я протянул ей руку и машинально посмотрел на карманные часы. Госпожа Фромм отнесла этот взгляд, наверное со стороны и вправду не совсем вежливый, на свой счет и еле слышно проронила:
— Я просила передать вам мои извинения за сегодняшний полдень; обстоятельства не позволили заступить мне на службу раньше восьми вечера. Надеюсь, мои слова не разошлись с делом.
Не разошлись… На моих часах было без восьми восемь.
Итак, с тех пор как я вернулся домой, прошло менее десяти минут…
Записывая вчерашние события, я старался быть предельно точным. Всё глубже заглядываю я в бездну и обнаруживаю там, по крайней мере мне так кажется, все больше сложных, прежде неведомых связей, существующих между моими собственными переживаниями и судьбой Джона Ди. Теперь даже то «зелёное зеркало», о котором я читал в дневнике моего предка, каким-то чудом оказалось у меня в руках.
Но почему чудом? Хорошо, поставим вопрос так: откуда оно у меня?
Из антикварной лавки, подарено мне Липотиным как «привет с утраченной родины». С какой родины? Из необъятных владений русского царя Ивана Грозного? Как дар далёкого потомка Маске, таинственного магистра царя?! Но кто такой Маске?
Нет ничего проще ответить на этот вопрос, если хладнокровно перелистать дневник Джона Ди: Маске — это злой демон отрядов восставших простолюдинов-реформаторов, которые называли себя «ревенхедами»; он был посланцем нечестивого главы ревенхедов, осквернителя могил, бессмертного убийцы-поджигателя Бартлета Грина, сына Исаис, Красной Бороды в кожаном колете, которого я только вчера видел у себя за письменным столом! Итак, с ним по-прежнему необходимо считаться, с этим Бартлетом Грином, заклятым врагом и искусителем Джона Ди, который отныне переходит ко мне по наследству и становится моим врагом! Он, и только он, через Липотина подсунул мне это зелёное зеркало!..
Но я сумею оградить себя от тех опасных флюидов, которые исходят из этого магического стекла; страшно лишь то, что первым из зеркала появился Теодор Гертнер. Ведь он пришел как друг, чтобы предупредить об опасности! Выходит, я и в нём должен теперь сомневаться? Что же это за силы, которые так стремятся сбить меня с толку?!
Положиться не на кого, все против меня, я один на этом остром, как лезвие ножа, горном хребте сознания, и по обеим сторонам — зияющие бездны безумия, которые, стоит мне сделать лишь один неверный шаг, поглотят меня навеки!
Всё глубже погружаться в тайны наследства Ди, которые, как выяснилось, имеют ко мне самое непосредственное отношение, постигать их тёмный смысл, каким-то загадочным образом стимулирующий меня, поистине становится моей насущной потребностью. Вот и сейчас она с новой силой овладевает мной. Я чувствую, как эта опасная любознательность перерастает в настоящую одержимость, противопоставить которой мне фатально нечего. И пока этот роковой аспект не будет разрешён, покоя мне не видать; я должен мою жизненную влагу смешать с грунтовыми водами древнего рода, подземный ток которых стремится ко мне как к магниту, бьёт ключом у меня из-под ног и требует своей доли…
В общем, я принял свои меры.
Госпожа Фромм получила строгий наказ в ближайшие дни любыми средствами избавить меня от визитов. Друзей я не жду: у одинокого друзей нет. А все остальные… гости? Я прямо кожей ощущаю их близость, чувствую, как они толпятся у моего порога! Но мои двери для них закрыты! Слава Богу, мне известно, что они от меня хотят.
Я подробно проинструктировал госпожу Фромм и снабдил исчерпывающими описаниями: господин Липотин, такой-то и такой наружности, — не принимать; дама, назваться может любым именем, например: «княгиня Шотокалунгина», — не принимать!
Когда я описывал внешность княгини, мне бросилось в глаза следующее: мою весьма робкую и невероятно скромную экономку вдруг стало трясти как в лихорадке, а ноздри её миленького миниатюрного носика затрепетали, словно она уже сейчас реально почуяла приближение нежелательной гостьи. Педантично подчеркнув каждое слово, она уверила меня, что строжайшим образом исполнит все мои указания; отныне она будет начеку и сумеет твёрдо и решительно отразить любого самого назойливого визитера.
Такое необычное рвение заставило меня поблагодарить её и приглядеться к моей новой помощнице повнимательнее. Была она среднего роста, скорее по-детски грациозна, чем женственна; тем не менее в глазах и во всём существе присутствовало нечто, мешающее назвать её внешность инфантильной или даже моложавой. Взгляд был мудр, как у человека, прожившего долгую и трудную жизнь, подёрнут странной поволокой и витал где-то далеко, очень далеко… Такое впечатление, словно он постоянно убегал от себя самого или от того, на что в данный момент был направлен.
И тут ко мне вернулось смутное ощущение вчерашнего вечера, когда я впервые с такой болезненной остротой почувствовал свою беспомощность и одиночество среди всех этих потусторонних влияний и зловещих ревенантов, подобных призрачному Бартлету Грину… Стоило мне только подумать о нем, как я сразу ощутил его пугающе близкое присутствие, и подозрение укололо меня: а эта госпожа Фромм не из тех же масок? Что, если какой-то призрак перевоплотился в эту молодую женщину, чтобы под видом экономки внедриться в мой дом?
Возможно, мой долгий и пристальный взгляд был слишком суровым испытанием для женской скромности: госпожа Фромм густо покраснела и нервно поёжилась. На меня она смотрела с таким испуганным выражением, что мне, когда я представил примерный ход её мыслей, стало стыдно. Отбросив глупые подозрения, я постарался как можно быстрее сгладить невыгодное впечатление — с несколько театральной рассеянностью провел рукой по волосам и забормотал что-то не очень членораздельное о нехватке времени, о вынужденном затворничестве, ещё раз умоляя её войти в моё положение и оградить от нежелательных помех.
Глядя куда-то мимо, она монотонно, без всякого выражения пробормотала:
— Да, конечно. Ради этого я и явилась.
Этот ответ насторожил меня: вновь такое чувство, словно тут кроются какие-то «связи». Невольно я спросил резче, чем мне бы хотелось:
— Вы устроились ко мне с каким-то намерением? Вам что-нибудь известно обо мне?
Она едва заметно качнула головой:
— Нет, о вас я ничего не знала. Очень может быть, что я здесь совершенно случайно… Просто иногда мне снится…
— Вам кажется, — перебил я, — что вы меня видели во сне? Ну что ж, такое бывает.
— Нет, тут другое.
— И что же?
—У меня приказ: помочь.
Я вздрогнул:
— Что вы имеете в виду?
Она страдальчески посмотрела на меня:
— Прошу вас, извините меня. Несу какой-то вздор. Иногда мне приходится бороться с моими фантазиями. Но не беспокойтесь, на моей работе это никак не скажется. И, пожалуйста, извините, что отняла у вас время.
