гостинец вы привезли родине и согражданам?», они на это ничего не скажут, но за них отвечу я: пороки и разврат. Мне вспоминается, как некогда один японский путешественник отправился в Германию с целью ознакомления со страной. Однажды он пришел на оружейный завод. Не имея при себе ни пера, ни бумаги, дабы не вызвать у немцев никакого подозрения, он исписал пером своих проницательных мыслей страницы своей памяти строками тонких наблюдений. Вернувшись на свою благоденствующую родину, этот человек сделал несколько подобных машин, и на них стали изготовлять такие пушки, которые были ничем не хуже немецких. Подробности этого случая вы, вероятно, читали в ваших газетах. Что я могу еще добавить об уровне ума и образованности, национальной гордости, любви к родине, уважении к шаху, о преданности народу, набожности и честности этих злобных и ничтожных министров, которых вы и сами видели? Страшась их козней, я никому не показывал то, что у меня написано, за исключением вот вас и нескольких верных испытанных друзей. Я слишком хорошо понимаю, что за подобные мысли в наше время грозит либо смерть, либо полная отставка от дел. Я воскликнул:
— Господин, может ли быть для человека в жизни большее блаженство, чем свершить на ниве патриотизма такое деяние, которое станет причиной его вечной славы! <...>.
Мой почтенный хозяин продолжал:
— Хотя от правления покойного эмира атабека Мирзы Таги-хана ныне, к нашему общему несчастью, ровным счетом ничего не осталось, так как презренные изменники родины чинили ему всякие препятствия, однако я не видел ни одного иранца, кроме какого-нибудь злонамеренного и бесчестного историка, который вспомнил бы без уважения славное имя этого великого человека. Все неизменно восхваляют его высокие патриотические намерения и ниспосылают благословения его чистой душе. Однако поговорка гласит: «Мухтасиб всегда на базаре». [128] Я думаю так: все, что эти тираны, эти потомки Нимврода и фараонов, забирают у подданных, те в свою очередь вдвойне и больше отберут потом у них. И сделают они это любыми средствами, находящимися у них в руках. Если не удастся отплатить этим тиранам, то возмездие ждет их потомков. Поистине, так и есть — одни терпят насилие, другие купаются в золоте. Эти тираны, видно, не думают ни о детях своих, ни о часе возмездия, подобно тем бесчувственным пьяницам, что, потерявши разум от жара вина, напевают пьяными голосами такой припев:
Вчера — осталось позади, что будет завтра, Саади —
Не знаем мы — хвала тому, что есть меж них сегодня. [129]
Этот плутовской стих, который они усвоили еще с детских лет, они не устанут Повторять до конца своей жизни. Нам почти каждый день доводится слышать и читать в газетах, что в той или иной стране министр подал в отставку, и причины для этой отставки бывают разные. Либо это болезнь, вынуждающая его по настоянию врачей на некоторое время удалиться от дел, заняться лечением и дать покой всему организму, с тем чтобы после возвращения здоровья со спокойным сердцем снова служить родине. Либо это старость и немощь, которые мешают ему выполнять по-прежнему служебный долг. Но самая частая причина отставки — это все-таки большая любовь к родине. Министру приходит на ум какая-нибудь идея в интересах родины, касательно мира или войны, и он вносит в национальный парламент свой проект. Если его соображения не встречают одобрения и план этот отклоняют, министр, не желая терпеть унижения своей чести, терять достоинство и авторитет, подает в отставку. А наши министры, увы, будут по сто лет занимать свои посты и подвергать государство тысячам бед и напастей, но не устыдятся своего вредоносного правления и не уйдут по доброй воле от дел. Главная причина того, что это ужасное положение столь устойчиво и продолжительно, — невежество.
Но сколько я ни твердил, что больше всего на свете нам нужны школы, нужно образование, что наше положение может улучшиться лишь старанием людей просвещенных и мудрых, которые постигли бы распространенные в наше время науки, — ничто не достигает цели, ни к чему не прислушиваются! Эти слепцы не видят, что наука и просвещение — вот истинная причина величия и гордости народов Запада, а все унижения и бедствия народов Востока — из-за неграмотности и темноты. Эти невежды не хотят понять, что нынешняя разруха в Иране и неустойчивость государства, которое вертится словно кольцо на пальце, проистекают от беззакония и невежества. Можно ли привести в подтверждение этого пример более очевидный, чем правление Надира, [130] при котором невежество в короткое время уничтожило всю славу и гордость страны: «Не только чалмы не осталось, — как говорит народ, — но и головы». Каких только несчастий не претерпела от невежества эта горсть земли — Иран! И до Надира, и после него ее то и дело топтали копыта табунов бедствий и смут, ниспосланных судьбой. И если внимательно рассмотреть причины этого, станет очевидным, что они — суть незнание и необразованность. Поистине, остается только лить слезы над положением сей злосчастной страны! В подтверждение того, что эти постоянные бедствия проистекают от темноты и отсутствия света знания, я написал книгу, закончив ее только на семисотой странице. Если господь окажет мне свою милостивую поддержку в ее опубликовании, я пришлю вам экземпляр. Прочтя книгу, вы лучше постигнете суть всех этих страшных событий.
Мы между тем поужинали, слуга убрал скатерть, и сей почтенный муж рассказал мне кое-что о своей жизни, а также поинтересовался состоянием торговли Египта и прочими вещами. Я поведал ему все, что знал.
Было около пяти часов, когда я попросил разрешения удалиться. Он тотчас велел заложить коляску, однако я решительно воспротивился. Тогда зажгли фонари и двум слугам было приказано проводить меня до квартиры.
Я встал и хотел поцеловать ему руку, но он не позволил.
— Все бедствия, — сказал я, — которые выпали мне на долю в моих поисках истинных причин несчастий родины, полностью окуплены мудрой благодатью беседы с вами, сударь, и все раны, которые были нанесены моему слабому сердцу языками разных негодяев, теперь залечены целебной мазью вашего утешения. Я не в состоянии выразить вам мою признательность за это нежданное благодеяние! Уповаю, что будет на то воля творца, и в будущем, как вы изволили говорить, отыщутся возможности к улучшению всех дел.
— Не печальтесь, господь милостив, — ответил он. — Если аллах захочет, все будет хорошо. Молитесь: да будет жизнь сына длиннее жизни отца и
