свете и знаю, о чём говорю.
– Он не овощ, – уверенно заявил Леонид. – Не смейте так говорить.
– А я этого и не говорил. Я хочу сказать, что в нашем случае вылечить – не значит помочь. Представь, если вдруг он придёт в себя, то вновь вспомнит те страшные события. Ты этого хочешь?
– Я хочу, чтобы он стал прежним, – ответил Леонид. – Я купил медикаменты, которые вы рекомендовали. Попробуем снова, пожалуйста. Если не поможет, то я хотел бы забрать его к себе.
– Прежним он никогда не будет, – холодно заявил Николай Александрович. – Я не хочу делать тебе больно, Лёня, но повторю, процессы, которым подвергся его мозг, необратимы. Я думаю, сейчас ему гораздо лучше, чем ты думаешь. Что он будет делать дома? Таким больным требуется тщательный уход. Двадцать четыре часа в сутки нужно быть рядом. В любой момент может случиться приступ. Что тогда? Ты сможешь самостоятельно сделать укол? Здесь кормят четыре раза в день. Прогулки на свежем воздухе и режим. Ты же не думаешь, что мы держим его взаперти?
***
Дерево трещало от тяжёлых ударов. Скрипучие ненадёжные петли готовы были вот-вот сорваться и впустить того, кто разразился животным криком по ту строну двери:
– МИША! ОТКРОЙ!
Филипп Филиппович, млея от страха, боялся пошевелиться. Ему казалось, будто малейшее движение может нарушить естественный ход времени и что-то изменить на этот раз.
– МИША, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ!? ОТКРОЙ ДВЕРЬ!
Комнату заволокло едким дымом. Дышать становилось всё труднее. Было слышно, как трещат языки пламени. Они жадно подбирались к его кровати. Наверняка, как и тысячу раз до этого, уже нет половины комнаты. Её нещадно сожрал огонь. ОНО его принесло. ОНО хочет завершить дело и убить! Глаза закрыты.
«Ни в коем случае не шевелись! Если пойдёшь и впустишь ЕГО, ОНО поймает тебя! Убъёт!»
– МИШААА!!! – завопил ужасающий голос, взывающий подняться с места и подойти к двери. – ОТКРОЙ!!!
«Ни в коем случае не шевелиться!»
Кем-то навязанное нерушимое правило «Не шевелиться!». Тогда будет всё хорошо. Тогда ОНО уйдёт и оставит несчастного в покое. Тогда всё снова вернётся на свои места, а вокруг будут те же белые стены и заправленная постель. Филипп Филиппович знал это, но всё же не мог справиться со своим страхом. Он растворился в нём всецело, поддавшись естественному ходу событий.
«Сейчас всё пройдёт. Нужно только перетерпеть. Не бойся, малыш. Скоро должен прийти мой сын!»
***
Комаров достал из кармана пиджака бумажный платок и промокнул им вспотевший лоб.
– Значит, я тебя не убедил, – с сожалением заключил он, – и ты всё равно хочешь забрать его?
– Да, – твёрдо ответил Леонид.
Николай Александрович отправил платок в урну и сказал:
– Что же, позволь проводить. Может быть, увидев его собственными глазами, ты передумаешь.
Путь к закрытому корпусу был печально знаком Леониду. Ему неоднократно приходилось спускаться по не видевшей ремонта лестнице, пройти около сотни метров по территории пансионата вдоль еловой посадки, затем повернуть направо и скрипом деревянных ступеней крыльца заставить слететь с дерева стаю воробьёв. Облезшая от старости фанерная дверь была в самом конце коридора. Незнающий человек счёл бы её входом в уборную или санитарную комнату, но палату Филиппа Филипповича знала здесь каждая собака.
– Должен кое о чём предупредить, – вдруг сказал Комаров, остановившись прямо перед дверью. – Прошло больше года с твоего последнего приезда…
– Вы же знаете, мне приходится уезжать на длительное время, чтобы заработать, – перебил его Леонид.
– Да-да, но я не об этом, – запнулся Николай Александрович. – Я хотел сказать, что время, оно не щадит никого. Особенно это заметно у людей, которые находятся в таком же положении, как и Филипп Филиппович.
– Открывайте. Я должен его видеть, – настоял Леонид.
Николай Александрович достал крупную связку ключей, по всей видимости, не только от всех палат закрытого корпуса, но и прочих хозяйственных построек. Раздался лязг механизма несмазанного дверного замка, после чего заскрипели ржавые петли. Палата Филиппа Филипповича ничем не отличалась от остальных: пошарпанные стены с кусками облезлой штукатурки и мутное стекло в оконной раме, через которое едва пробивался солнечный свет.
– Мы планируем делать ремонт, – попытался оправдаться Комаров, но предпочёл не продолжать тему.
В углу на выцветшем линолеуме стояла инвалидная коляска. Решёток не было. Ни к чему. Старик в инвалидном кресле был не в состоянии и пальцем пошевелить.
– Папа, я пришёл, – робко произнёс Леонид.
***
Человек может по-разному реагировать на шоковые ситуации. В зависимости от эмоционального и психического состояния у него могут возникнуть различные посттравматические симптомы. Иногда это проявляется в виде повышенной обеспокоенности и нервозности, непредсказуемой смены настроения. В других случаях эти симптомы перерастают в нечто большее. Человека начинают преследовать различные фобии, он перестаёт чувствовать себя в безопасности, живёт с постоянным ощущением страха и угрозы жизни.
Был ли Филипп Филиппович генетически предрасположен к возникновению посттравматического расстройства, или пережитое им было действительно за гранью восприимчивости его мозга, теперь уже не важно. На его месте мог оказаться каждый третий житель планеты, столкни его лицом к лицу с жестокими реалиями жизни, которые, как нам кажется, могут произойти с кем угодно, но не с нами.
В то время, когда горел пятый этаж его дома, Филипп Филиппович только заступил на ночное дежурство. Ничего не подозревая, он аккуратно заполнил журнал и поставил чайник, приготовив чашку для кофе. Обычная процедура, чтобы не дать организму спать на работе. В тот раз ему не суждено было сделать и глотка.
Когда побледневший Филипп Филиппович примчался к порогу собственного дома, во дворе которого орудовали три пожарных расчёта, он не смог принять увиденное и поверить в реальность происходящего.
– Где Марина? – словно в бреду закричал он. – Где она?
Несчастный замер на месте, когда увидел собственную жену, которую пытаются привести в чувство медики. Внизу! А кто остался в квартире?! В тот момент он ещё не знал, что Марина, оставив близнецов со своей матерью, отправилась в аптеку.
«Зачем ты сделала это?»
Кто знает, возможно, именно этот поход за медикаментами и спас ей жизнь.
Жадное пламя съело четыре первых этажа и приступило к пятому. Из родного окна на высоте пятнадцати метров вдруг высунулся насмерть перепуганный мальчуган.
– ЛЁНЕЧКА!!!
Обезумевший отец бросился в огонь.
– Стой! Сгоришь! – ударил в спину голос пожарного.
– Папа!!! – закричал мальчик, загнанный на подоконник яростным огнём.
Он свесил маленькую босую ножку, но тут же убрал её, не ощутив под собой опоры.
– Папа, спаси!!!
Громкий плач съедал Филиппа Филипповича пуще огня, в завесу которого он бросился с головой.
«Мои малыши! Они там! Господи, помоги мне добраться до них!»
На голову вдруг обрушились остатки деревянных перекрытий. Схватившись голыми руками за головешки, Филипп смог выбраться и преодолел ещё несколько пролётов. Лишившись рассудка от страха за жизнь родных людей, он совсем перестал чувствовать боль. Одержимый мыслью спасти близнецов, Филипп, наконец,
