в провинции, оказывается, что или подкупленный местными властями телеграфист не отправляет телеграммы по назначению, или же кто-то из местной знати отговаривает жалобщика послать в центр сообщение, чтобы «не выносить сор из избы».
Яшар Кемаль своим произведением как бы хочет открыть правительству глаза на положение в деревне и привлечь его внимание к тем уродливым явлениям и нарушениям законов, к тому отказу от политики государства, которые допускаются на местах. Он критикует не сами земельные реформы, а их извращения и неправильное применение.
Неверно было бы объяснить это причинами цензурного порядка. Яшар Кемаль убежден, что прогресса и процветания страны можно добиться путем поднятия уровня жизни крестьян. А это, по его мнению, возможно, если будут точно соблюдены принятые демократические законы и если страна пойдет по пути прогресса и демократии, понимаемых в смысле буржуазной демократии, осуществленной в развитых странах капитализма.
В данном случае художественная правдивость писателя взяла верх над его политическими убеждениями, как это часто бывает в наши дни в творчестве многих писателей буржуазных стран.
Увлекательный сюжет, динамическое действие, быстрая смена эпизодов, местами бешеный темп придают «Тощему Мемеду» характер приключенческого романа. Но все эти свойства пришли в роман Яшара Кемаля не из детективных романов Запада или из фильмов о разбойниках, которые оказывают значительное влияние на некоторых турецких писателей. Они идут от широко известных на всем Ближнем и Среднем Востоке дестанов о народных богатырях. Писатель использовал характерные для дестанов приемы художественной изобразительности — лиричность и поэтичность образов, романтику боевых сцен, некоторую гиперболизацию боевых качеств героя (один человек выходит победителем в борьбе с сотнями жандармов), отказ от логической подробности в описании тех или иных ситуаций и т. д. и т. п.
Влияние дестана сказывается и на языке романа — то лирически возвышенном, то спокойно повествовательном.
Но все же произведение Яшара Кемаля нельзя назвать дестаном даже в его современной форме. Это своеобразное сочетание многих жанров — от лирико-эпических дестанов до реалистического романа.
Это качество романа Яшара Кемаля делает его чрезвычайно популярным и среди простого турецкого народа, с детства привыкшего слушать в кофейнях дестаны в исполнении ашугов. Как сообщают турецкие газеты, во многих деревнях можно наблюдать картину, когда по вечерам в деревенской кофейне один из грамотных людей читает вслух крестьянам роман Яшара Кемаля «Тощий Мемед» и крестьяне живо реагируют на произведение, находя в нем немало эпизодов из своей жизни.
А. Бабаев
В 1925–1933 годах в горах Тавра бродило свыше ста пятидесяти разбойников. Тощий Мемед, о котором мы рассказываем, — один из них.
У стены меня сфотографировали. Вы узнаете меня на белой бумаге.
Склоны Тавра поднимаются от самого Средиземного моря. Берега его, о которые разбивается белая пена, постепенно взбираются вверх. Над морем всегда стоят белые облака. Побережье — ровное-ровное, словно утрамбованная глина. Часами можно идти, удаляясь от берега, и запах моря будет сопутствовать тебе. Пахнет солью. Запах этот резок. За ровными, глинистыми, распаханными землями начинается Чукурова. Это темно-зеленая, бескрайняя равнина, покрытая густым кустарником, камышом, ежевикой, диким виноградом и тростником. Здесь темно; темнее, чем в лесу.
Продвигаясь от берега вглубь, по направлению к Ислахии, минуя Анаварзу и Османию, подходишь к бескрайним болотам. В летние месяцы они словно кипят. Все кругом окутано испарениями. Близко не подойдешь. Пахнет гниющей травой, камышами, деревьями, прелой землей. Зато зимой все здесь залито прозрачной сверкающей водой. Летом из-за травы и кустарников поверхность воды не видна, а зимой она открывается взору, как огромное покрывало. Пройдя болота, снова попадаешь на вспаханные поля. Земля здесь такая жирная, что даже блестит. Она воздает землепашцу сторицей за его труды. Щедра, богата здесь земля.
За холмами, покрытыми душистыми миртами, неожиданно начинаются скалы. Человеку вдруг становится страшно. Вместе со скалами появляются сосны. Их янтарная смола стекает на землю. А за соснами — снова равнины. Земля здесь серая, она неплодородна и не обработана… Снежные вершины Тавра совсем рядом. Кажется, стоит протянуть руку — и ты дотронешься до них.
Дикенли — одна из этих равнин. На ней разбросано несколько деревень. Крестьяне в этих деревнях не имеют своей земли. Вся земля принадлежит Абди-аге [1]. Дикенли оторвана от мира. Здесь своя жизнь со своими, особыми законами. Жители её не видели ничего, кроме своих деревень. Они очень редко покидают равнину, и никому нет до них никакого дела. Даже сборщики налогов заглядывают сюда раз в три года. Но и они не разговаривают с крестьянами, не интересуются их жизнью. Заглянут к Абди-аге и уходят.
Деревня Деирменолук — самая большая на равнине Дикенли. В ней и живет Абди-ага. Она расположена в восточной части равнины, у самых скал. Скалы лиловые. Вершины их покрыты белоснежными пятнами, с зеленовато-серебристым отливом.
Древний чинар встречает идущего в деревню путника во всем своем величии. Ветви его, переплетаясь, свисают до самой земли. На расстоянии пятидесяти шагов от чинара не услышишь и шороха. Все вокруг погружено в безмолвную пугающую тишину. И в десяти метрах от дерева — та же тишина. Но если приблизиться к дереву о стороны скал — все меняется. Человек столбенеет, оглушенный шумом… Постепенно слух привыкает, и шум уже не кажется таким сильным.
Этот шум приносит в Деирменолук горный родник. Вода бурлит, выбиваясь из-под скалы. Если в водоворот бросить палку, то она день, два, и даже неделю будет кружиться на поверхности воды. Некоторые уверяют, что в этом водовороте даже камень не потонет. Между тем исток родника не здесь. Родник берет свое начало на горе Акчадаг и течет через сосновые рощи, впитывая аромат майорана и тимьяна. Здесь, у этой скалы, он уходит под землю, пенясь и бурля, и с бешеным шумом появляется с другой стороны.
От истока до горы Акчадаг в Тавре местность такая скалистая, что не найти ровной площадки, на которой можно поставить дом. Величественные сосны и грабы, пробиваясь между скал, вздымаются к небу. Звери здесь почти не водятся. Редким вечером на остроконечной скале можно увидеть лань; откинув огромные изогнутые рога, она неподвижно стоит, устремив взор в бесконечную даль.
Колючки растут на самых плохих, пустующих землях. Земли эти белые-белые, как брынза. На них не видно ни травы, ни деревьев. Зато колючкам здесь приволье.
На
