— Вы и в лицо ему говорите «Тони»?
На этот вопрос мисс Армиджер ответила мгновенно.
— Он сам попросил меня называть его так. Даже в разговорах с Джулией. Не бойтесь! Я знаю свое место и не зайду слишком далеко. Конечно, сейчас вся ее жизнь в нем — в нем и отчасти в ребенке. Я лишь хочу сказать, что если он значит для Джулии гораздо больше, то я, по крайней мере, была с ней рядом гораздо дольше. Я старше ее на три года, но еще в детстве нас сплотило то, что сплачивает лучше всего, — общая неприязнь.
— О, я знаю, к кому! — подхватила миссис Бивер в своей обычной манере человека, которому ведомо все обо всех.
— Тогда, возможно, вы знаете, что ее гадкая мачеха — увы, гордиться тут нечем! — приходится мне теткой. Отец Джулии — второй муж миссис Грэнтем, а мой дядя, брат матери, — первый. Джулия потеряла мать; я потеряла и мать, и отца. Миссис Грэнтем взяла меня к себе вскоре после того, как вышла замуж во второй раз. Она отправила меня в ту же ужасную уэймутскую школу, куда раньше поместила падчерицу.
— Вы обе должны быть ей благодарны, — заметила миссис Бивер, — за то, что она вас познакомила.
— Мы благодарны; мы никогда об этом не забывали. Она как будто превратила нас в сестер, причем мне досталось место старшей, которая защищает младшую. Это чудесно. Но больше ничего хорошего она для нас не сделала.
Миссис Бивер деловито и обстоятельно взвесила это заявление.
— Значит, она действительно чудовище?
Роза Армиджер меланхолично покачала головой.
— Не спрашивайте меня о ней. Пожалуй, я питаю к ней слишком сильную неприязнь, чтобы судить справедливо. Осмелюсь сказать, однако, что для меня ее недалекость и черствость не имели серьезного значения. Я не была легкой добычей, я могла постоять за себя, могла бороться. Джулия лишь смиренно страдала. Для нее брак стал настоящим спасением.
Миссис Бивер слушала с явным недоверием.
— И все же пару дней назад миссис Грэнтем приехала сюда из города — и уехала, проведя у Джулии каких-то пару часов. Она проделала долгий путь, чтобы нанести визит падчерице.
— Не из добрых побуждений, — возразила Роза. — От ее приезда был один вред, и я считаю — и Джулия считает, — что именно навредить входило в ее намерения. Миссис Грэнтем прекрасно знала, как ее приезд подействует на Джулию, и добилась того, чего хотела. Она заявила, что прибыла в эту трудную минуту, чтобы заключить мир. Почему она не могла оставить бедняжку в покое? Вместо этого она разворошила ужасное прошлое и разбередила старые раны.
Миссис Бивер перевела разговор на другое:
— По-видимому, она и с вами дурно обходилась.
Роза ответила открытой улыбкой.
— По-моему, отвратительно, но меня это не трогает. Теперь ей меня не задеть и не достать.
— В вашем описании она выглядит чудовищем. И все же, как видно, нашлись двое достойных мужчин, которые оказали ей величайшее доверие.
— Мой бедный дядя перестал ей доверять, когда увидел ее истинное лицо. Она убила его. Он умер от ужаса, который испытал, поняв, на ком женился. Что касается отца Джулии, то вы можете считать его достойным человеком, но он подкаблучник. Он боится жены.
— А то, что она, как вы сами говорите, взяла вас к себе, хотя и не приходилась вам родней? То, что она заботилась о вас и отдала вас в школу? — спросила миссис Бивер, пытаясь выставить еще один довод в защиту миссис Грэнтем. — Разве это не говорит о ее доброте?
— Она взяла меня к себе, чтобы мучить или по крайней мере помыкать мной. У нее есть потребность причинять боль другим. Именно эта потребность привела ее сюда.
— Вы умеете разложить все по полочкам, — заметила миссис Бивер. — Если я когда-нибудь окажусь под судом — скажем, из-за путаницы с банковскими делами, — надеюсь, мой адвокат будет обладать вашими способностями и даром убеждения. — И любезно продолжила: — Неудивительно, что ваши друзья — даже такие безгрешные, как наша милая пара, — столь крепко за вас держатся.
— Если вы имеете в виду: вас не удивляет, что я остаюсь здесь так долго, — весело сказала Роза, — то я очень признательна за ваше расположение. Джулия — единственный родной мне человек.
— Как легко вы сбрасываете со счетов мужей и возлюбленных! — рассмеялась миссис Бивер. — Разве я не имела удовольствия слышать о некоем джентльмене, за которого вы скоро должны выйти замуж?
Роза Армиджер распахнула глаза — возможно, чуть наигранно. Во всяком случае, вид у нее был такой, словно ей пришлось приложить определенное усилие, чтобы понять, о ком речь.
— Вы о Деннисе Видале? — переспросила она.
— Боже, неужели он не единственный?! — вскричала миссис Бивер, после чего, видя, что девушка слегка покраснела и замялась, почти вынуждая поверить, что есть и другие, добавила: — Ваша помолвка — дело решенное, разве нет?
Роза Армиджер оглянулась на часы.
— Мистер Видал будет здесь сегодня утром. Спросите у него, что он об этом думает.
В этот миг одна из дверей в холле отворилась, и миссис Бивер воскликнула с некоторой горячностью:
— Уж не он ли это?
Горячность была весьма ей свойственна и представляла собой одну из существенных сторон ее личности — механизма, детали которого уже давно и плотно притерлись друг к другу. По какой-то причине в эти несколько минут молодая особа, с которой она разговаривала, сильнее, чем когда-либо прежде, показалась ей возможным предметом интереса юноши, слишком наивного с точки зрения даже самой респектабельной матери. Мисс Армиджер только что дала понять, что вполне может расценивать достойных джентльменов как подкаблучников. Она определенно была слишком незаурядной, чтобы ее можно было не принимать в расчет. Если существовала хотя бы малейшая опасность, что Пол в нее влюбится, следовало устроить так, чтобы на пути к ее собственному браку не было никаких препятствий.
Однако вошедший оказался всего лишь доктором Рэймиджем, который уже имел весьма внушительную в своей материальности супругу и, следовательно, никак не мог поспособствовать миссис Бивер в решении данной проблемы. Это был маленький человечек, который с предупредительным видом передвигался на цыпочках, словно играл в какую-то салонную игру с сюрпризами; его чистое и круглое лицо напоминало большую белую пилюлю. Миссис Бивер однажды сказала, посылая за ним: «Я хочу принять не его лекарство, а его самого. Я принимаю его два раза в неделю с чаем». Самый тон доктора действовал на нее благотворно. В руке он держал листок бумаги, исписанный с одной стороны; с этим листком доктор немедленно обратился к мисс Армиджер. То был рецепт, по которому следовало приготовить снадобье, и доктор попросил Розу устроить так, чтобы рецепт немедленно доставили аптекарю; он упомянул, что, выйдя из комнаты миссис Брим, сразу направился в библиотеку, чтобы обдумать назначение. Роза, бросив взгляд на рецепт, с ходу определила природу микстуры, ответила, что с утра находится в нервном настроении и хочет прогуляться, поэтому выполнит поручение сама. Ее шляпка и накидка были в холле; она надела их, собираясь пойти в церковь, но, по зрелом размышлении, видя, что мистер Брим передумал посещать сегодняшнюю службу, сняла.
— Очень хорошо, что вы займетесь этим сами, — сказал доктор.
У него имелись и устные указания, которые она, уже одетая, выслушала со всем вниманием, сосредоточенностью и готовностью помочь. Передавая ей листок, доктор Рэймидж прибавил:
— Вы очень милы, сообразительны и услужливы.
— Она свое дело знает! — с чувством произнесла миссис Бивер. — Но, ради всего святого, что с Джулией?
— Скажу вам, когда буду это понимать, моя дорогая леди.
— С ней действительно что-то не так?
— Жду, когда станет ясно.
Мисс Армиджер тоже ждала, не спеша их покинуть. Услышав вопрос миссис Бивер, она остановилась, не дойдя до двери, и стояла, глядя своими пронзительными ясными глазами на доктора Рэймиджа.
Миссис Бивер также не сводила с него взгляда.
— Значит, вы еще не уходите?
— Ни в коем случае, хотя меня уже ждут в другом месте. Сначала мне нужно получить то средство, за которым вы идете, — сказал он Розе.
