в человека, то целая компания цирюльников ее оттуда не прогонит. Сохрани нас, Господи, от такой беды, но уж ежели Господь послал ее нам, то мы должны следовать Иову [245]. Господь наслал на святых, которые любили его и служили ему, столько страданий, столько болезней, чтобы даже такой грешник, как я, увидел: ежели святые страдают, то я наверняка заслуживаю не меньше. Они терпели муки для того, чтобы быть примером для людей и чтобы очиститься лучше, чем золото в огне. Я же должен страдать для того, чтобы даже против воли своей положить конец слабости своей и несовершенству [246].
Милая кузина, какая хорошая вещь здоровье! Здоровью же чаще всего вредим мы сами. Почему мы видим среди монахов и рабочих людей столько здоровых стариков? Это очень легко объяснить: разум ни у монахов, ни у рабочих не претерпевает столько изменений и поворотов, его не терзают зависть, скупость, честолюбие. Ибо ничто так не сокращает жизнь, как эти пороки; суета же и терзания наносят ущерб разуму, а разум — здоровью. Но не будем говорить о разуме, а посмотрим, какой воздержанной жизнью живут монахи и рабочие, чья еда и питье — просты и умеренны. Почти во всякое время они употребляют одинаковую пищу и питье, не отягощают желудок свой разнообразием блюд, а ежели в воскресенье или другой праздничный день какому-нибудь рабочему случится поесть или выпить больше, то от излишества его избавляют на другой день долгая работа и потение. Но мы удивляемся, видя среди господ стариков, и не удивляемся, когда видим среди них больных. Есть ли для здоровья враг страшнее, чем жадность, неумеренность и безделье, и укорачивает ли жизнь что-либо быстрее, чем пьянство? Ведь разнообразные кислые и сладкие блюда, охлаждающие и разогревающие напитки, — какую музыку они устраивают в желудке! И всем этим мы наполняем себя доверху, а потом не только не облегчаем переваривание, скажем, прогулкой, но еще и усугубляем его двумя часами дневного сна. А что делает с человеком ужасное питие, когда желудок тонет не в обильной воде, а в обилии вина и не способен переварить все то, чем его нагрузили. Все это создает в теле нашем разные вредные жидкости, сгущает кровь и вызывает многочисленные недуги. Поэтому говорится в одной притче, что человек роет себе могилу собственными зубами.
Одним словом, не думаю, что бедный господин Берчени выздоровеет. Потому так грустна сейчас бедняжка Жужи; я бы и рад ее утешить, но она только печально улыбается. По-другому и быть не может, столько ей приходится выносить. Недаром считается, что хорошая жена видна только тогда, когда муж ее болен. Милая кузина, берегите здоровье, потому как это дело хорошее. Остаюсь вашим слугой, аминь.
65
Родошто, 4 oktobris 1725.
Сегодня я пишу вам только потому, что случай представился, и ежели я его упущу, знаю, будут меня стыдить и постараются отомстить, потому как женщины — существа мстительные, кто в одном, кто в другом. Чтобы избежать вашего ужасного гнева, милая, лучше напишу. Но что писать? Клянусь своей бородой, не знаю. Мы здесь живем в такой тишине (ежели не считать господина Берчени), как души на Елисейских полях [247], где даже по вере Магомета души находятся в блаженном покое и только любуются несказанно красивыми девами, которые до того сладки, что ежели какая-нибудь из них плюнет в море, то море тут же утратит соленый вкус и станет сладким. Турки верят, что там живут совсем другие женщины, не такие, как здесь, на земле. Так о чем же мне писать, милая кузина? Могу написать, что сегодня у нас большой праздник, потому как господин наш при крещении получил имя Ференц. Будь я попом, мне надо было бы писать житие святого Франциска [248]. Но я не хочу уподобляться попу, у которого все проповеди были только про исповедь, потому как больше он ничему не смог научиться и в каждый праздник говорил одно и то же. Однажды просят его произнести проповедь в день Святого Иосифа [249]; проповедь он начинает так: братья мои, сегодня день Святого Иосифа, а святой Иосиф был плотником, а так как он был плотником, то делал и кабины для исповеди, а потому давайте поговорим об исповеди. Одним словом, нет необходимости мне писать о жизни святого Франциска, об этом вам может рассказать любой монах-францисканец. Мы знаем, что Франциск прожил жизнь ангельскую. Но знаем мы и то, что он сильно разозлился бы на того глупого монаха, который спустя много времени после его смерти сравнил бы его в своих писаниях с Христом, говоря, что и в рождении, и в жизни, и в страданиях, и в смерти своей он подобен был Искупителю и что тому, кто умрет в рясе францисканца, не нужно будет нести наказание за грехи, и что святой Франциск раз в год спускается в чистилище и освобождает оттуда францисканцев, которые там случайно оказались. Такие писания мы тоже не находим достойными похвалы, а уж тем более не нашел бы их таковыми блаженный святой.
Сейчас здесь собирают виноград, поэтому давайте говорить об урожае. Скажите мне, милая: в чем причина, что сбор винограда почти везде происходит в одно и то же время? Когда убирают хлеб, тут есть большие различия: жатва — где раньше, где позже. Был я в таком краю, где пшеницу жнут в мае, а виноград собирают в то же самое время, что у нас. На это многие отвечают, мол, древние римские императоры издали декрет, чтобы виноград собирали по всей империи в одно и то же время. Я могу допустить, что такой декрет был, но подчиняется ли виноград декретам? Не думаю. Тут, в этой стране, конечно, гораздо теплее, чем в Эрдее, и все-таки сбор винограда начинается почти в тот же день, что и там. Таким образом, можно ли сказать, что солнцу было приказано доводить виноград до зрелости везде в одно и то же время? Нет, так сказать нельзя, можно сказать лишь, что по декрету природы сбор винограда происходит почти везде одновременно. При всем том мне кажется, что в теплых краях, где зимы почти нет, собирать виноград надо бы по крайней мере на месяц раньше, чем у нас. Но раньше его не собирают, и сбор винограда почти везде в Европе приходится на одно и то же время. Мы знаем, в Венгрии сбор винограда в Хедьалье [250] приходится на