шесть часов Месяц делает вдох, и поэтому его легкое так сильно набухает, что давит на море и вызывает этим это удивительное природное явление. Первое мнение кажется мне самым веселым, второе — естественным объяснением.
Совершив это важное открытие, коим я мнил оказать миру большую услугу, я моментально принял решение. Я собрал как можно больше соломы, продумал сейчас все лучше, чем в первый раз [212], вырезал в Месяце воронкообразную дыру, как можно глубже залез в солому, сбросил вниз сначала целую охапку, чтобы было мягче падать, а потом свалился и сам, упаковавшись так хорошо, насколько было возможно. Когда я оказался внизу, из соломы получилась такая гора, что лошади королевской конюшни в Ганновере [213] могли бы есть ее 200 лет. Я упал так мягко и так глубоко, что смог выбраться наружу только через 3 дня. И целых 8 дней, подобно снегу, с неба падала солома.
Таким образом я удачно завершил одно из величайших путешествий, полное многими приключениями, которое когда-либо предпринимал на Земле смертный.
* * *
На протяжении трех миль мой путь был завален соломой. Я видел, как мало-помалу люди один за другим выбирались из нее. Они были весьма довольны тем, что, тщательно все исследовав, без малейшего труда и забот обнаружили на долгое время корм для своегр скота. Это именно то, чего особенно желает обычный человек, — и именно то, что его большей частью портит. Они были так удивлены, что не могли понять, какой это доброжелательный дракон высыпал на них так много благодеяний. Подобный ливень из облаков им еще не встречался. Едва увидев первого, выбиравшегося вместе со мной из соломы, я сразу же признал в нем русского по одежде и языку. Я поинтересовался, как далеко до Петербурга и услышал в ответ: «2 мили». Какая радость! Однако я был так опустошен и голоден и из-за нашего тяжелого воздуха снова стал таким же непрозрачным, как и прежде. Мне очень хотелось вновь наполнить мой европейский желудок европейской пищей. Все немного прибрав и придя в себя после первого испуга, люди доставили меня в ближайший трактир. Когда я вошел в комнату, то увидел недалеко от печки шкаф для молока со множеством молочных сосудов. Ничего не потребовав и не дожидаясь, пока хозяйка меня обслужит, я немедленно бросился туда, схватил миску и жадно, не отрываясь, проглотил ее содержимое; затем еще одну, молоко в которой было немного гуще и не хотело течь, — мне пришлось несколько раз переводить дух. Я взял миску с более жидким молоком, которое в один присест проскользнуло внутрь, затем — четвертую, хозяйка уже смотрела на меня во все глаза. — Глотал все с кусочком хлеба. Однако это не помогло. Я не дал себе помешать. Представьте, если так долго путешествуешь и за много дней не ешь ничего реального, как же голод должен мучить человека. — Короче: я выпил с хлебом не менее 20 мисок молока. Все крестились и молили о благополучном исходе. — Однако что за работа шла в моем теле! Какой треск и грохот! У меня так сильно, как никогда прежде, заболело тело. Даже в аду не будет таких болей. Все шло так, как будто я живая маслобойка. «Сбивай масло, сбивай масло, — думал я, — может быть, ты этим что-нибудь заработаешь». Мои деньги остались у тех, на Марсе, они у меня все начисто отобрали, все растащили. Даже моего страуса они отравили потому, что думали, будто я захвачу их земли от имени какой-нибудь известной державы. Пусть будет, что будет, я уже понял, что со мной могло случиться. Я сказал хозяйке: «Принесите столько посуды, сколько есть в вашем доме». Она ее принесла, и тогда — да простят меня господа и дамы — меня стало рвать так часто и так помногу, что я не видел этому конца. И то, чем меня рвало, было, естественно, чистейшим, отличным маслом. Такое хорошее масло нельзя сделать ни в одной маслобойке. Хозяйка старательно пыталась облегчить мои страдания и, когда у меня не очень получалось, ударяла меня по загривку, весьма дружелюбно посматривая на меня. После того как все сосуды были наполнены и мне немного полегчало, хозяйка доделала масло и добавила в него нужное количество соли. Его взвесили, и получилось не менее 109 фунтов 31 лота [214] и 3 квентхенов [215], так что до целого центнера не хватало лишь одного-единственного квентхена [216]. Хозяйка заплатила мне за каждый фунт по 13 копеек, что в переводе на наши деньги равно 6 грошам и 51/4 пфеннигам, так что я выручил за производство масла 15 рублей чистых денег и бесплатный обед. Хозяйка ничего не утаила. — Так, хорошо поев и попив, я со своими 15 рублями отправился в Петербург, где на следующий день узнал это самое масло по запаху и по внешнему виду на столе ее величества императрицы. Вероятно, тысячу раз благословляла меня та женщина, ибо на этом масле она заработала 60 рублей, потому что императрица его очень хвалила. Она раз десять просила мне сказать, чтобы я доставил ей удовольствие и сбивал у нее масло, однако я настоятельно отклонил это предложение. Я подумал: пусть люди сами попробуют делать так. Это ужасно противная штука. В тот раз меня к этому вынудили голод, необходимость и случай.
Ее величество императрица изволила отправиться на санках в Москву. Во всех церквах публично молились о благоденствии самодержицы, хотя она бы и без этого могла вполне нормально пропутешествовать. Мои таланты в выездке и других достойных кавалера занятиях, наилучшие образцы коих я продемонстрировал ее величеству, позволили ей выбрать для эскорта и меня вместе с другими представителями русского дворянства. Праздничный поезд отправился таким порядком:
1) курьер,
2) ее величества скороход,
3) ее величества лейб-лакеи,
4) ее величества маршал — им был ваш покорный слуга,
5) 3 малых саней, каждые на 24 персоны, с придворными императрицы,
6) ее величества сани. Снова
7) 3 малых саней,
8) маршал — и им снова был ваш покорный слуга,
9) снова ее величества лейб-лакеи,
10) ее величества скороходы,
11) курьер.
Поезд, естественно, выглядел просто сказочно. Сани ее величества имели совершенно особое устройство [217]. Их лучше всего представить в виде настоящего маленького охотничьего или летнего дворца. — Кроме того, они выглядели на русский лад и, чтобы было удобнее передвигаться, имели лишь один этаж и Souterrain [218]. В последнем находились
