— Вот что, господин, — сказал инспектор, обращаясь к Горе. — Мы сюда приехали по распоряжению губернатора и делаем то, что нам приказано. И, если вы хотите путаться не в свое дело, то неприятностей не оберетесь. Ручаюсь вам…
Гора молча вышел из комнаты. Мадхоб торопливо последовал за ним.
— То, что вы говорили, господин, сущая правда. Грязная у нас работа, ничего не скажешь. А уж что до этого мерзавца-инспектора, так с ним и сидеть-то рядом грех. Но теперь уж недолго мне терпеть. Поднакоплю денег дочери на приданое, а потом мы с женой поселимся в Бенаресе и посвятим себя служению богу. Мне и самому все это не знаю как надоело. Иногда просто руки на себя готов наложить… Но где же вы собираетесь ночевать сегодня? Оставайтесь у меня, поужинайте, выспитесь. Я вас устрою отдельно, даже тень этого разбойника не падет на вас.
Судьба наделила Гору завидным аппетитом, к тому же весь этот злополучный день он почти ничего не ел и был очень голоден. Однако возмущение его еще не улеглось, и он ни за что не мог бы остаться здесь.
— У меня неотложное дело, — сказал он Мадхобу.
— Разрешите мне хоть послать слугу с фонарем, чтобы он проводил вас, — настаивал тот.
Но Гора, не слушая его, быстро зашагал прочь.
Вернувшись в дом, Мадхоб сказал инспектору:
— А этот человек, вероятно, важная птица. На твоем месте я сразу же послал бы кого-нибудь к судье.
— Зачем?
— Предупредить его, что в наших краях появился какой-то бабу, который, по-видимому, собирает свидетелей по этому делу против полиции.
Судья Браунло совершал свою ежедневную вечернюю прогулку по берегу реки; его сопровождал Харан. Немного поодаль за ними следовала коляска — в ней ехала жена судьи с дочерьми Пореша-бабу.
Мистер Браунло снисходил до того, что устраивал иногда небольшие приемы, на которые приглашал наиболее уважаемых из своих знакомых бенгальцев, он же раздавал всегда награды на торжественном акте в местной школе. Если его просили почтить своим присутствием свадьбу в каком-нибудь богатом доме, он милостиво соглашался поскучать часок-другой. Не отказывался он даже от приглашений на представление джатр.[38] И, устроившись в удобном кресле, в течение некоторого времени терпеливо слушал песни, исполнявшиеся по ходу действия. В прошлом году, присутствуя на таком представлении в доме знакомого адвоката, он так восхитился сценой водоноса и подметальщицы, что даже попросил повторить ее.
Жена судьи была дочерью миссионера и любила собирать у себя за чашкой чая дам из миссии. Она основала в своем округе школу для девочек и заботилась о том, чтобы в этом учебном заведении не ощущалось недостатка в ученицах. Видя, как прилежно учатся дочери Пореша-бабу, она всегда хвалила их, и даже сейчас, когда они уехали в Калькутту, регулярно писала им и на рождество посылала в подарок книги религиозного содержания.
Ярмарка уже открылась. К ее открытию приехали Бародашундори с дочерьми, а также Харан-бабу, Шудхир и Биной. Всех их устроили в правительственных бунгало. Пореш-бабу, не любивший шума и суеты, остался один в Калькутте. Шучорита попыталась было добиться позволения остаться с ним, но Пореш считал, что долг требует принять приглашение судьи, и настоял, чтобы девушка поехала вместе со всеми. Было решено, что спектакль состоится через два дня, после торжественного обеда в доме судьи. На этот вечер должны были приехать комиссар и губернатор провинции с женой; кроме того, судья пригласил немало своих друзей-англичан из Калькутты и ее окрестностей. Приглашения были посланы некоторым «избранным» бенгальским бабу, причем ходили слухи, что для их угощения будет отведена специальная беседка, где будет подаваться чай, приготовленный поваром-брахманом.
За короткое время Харан-бабу сумел завоевать расположение судьи. Англичанин был поражен чистотой речи молодого человека, его познаниями в области христианства и даже спросил, почему он до сих пор не принял эту религию.
В этот вечер, прогуливаясь по набережной, они вели серьезную беседу о деятельности «Брахмо Самаджа» и о том, как лучше подойти к вопросу о реформе индуистской общины. И тут неожиданно со словами: «Good evening, sir!»[39] — перед ними предстал Гора.
Гора еще накануне пытался увидеться с судьей, но быстро убедился, что без взятки слугам преодолеть барьер, отделяющий его от англичанина, невозможно. Не желая поощрять этот позорный обычай, он решил подкараулить судью во время прогулки и поговорить с ним. Ни Харан-бабу, ни Гора и виду не подали, что они знакомы.
Неожиданное появление Горы удивило судью. Он не мог припомнить, чтобы ему встречался где-нибудь этот высокий, широкоплечий, здоровенный бенгалец. Да и цвет кожи у него был необычный для индийца. На нем была рубашка цвета хаки с широкими рукавами, грубое, запылившееся дхоти, в руке он держал бамбуковую трость, чадор был обмотан вокруг головы в виде чалмы.
— Я только что из Чор-Гхошпура, — заявил Гора.
Судья чуть слышно свистнул сквозь зубы. Еще вчера ему сообщили, что в Гхошнуре появился какой-то неизвестный и что он пытается мешать расследованию, проводимому полицией. Так вот, значит, это кто!
Острым взглядом он смерил Гору с головы до ног и спросил:
— Кто вы такой?
— Я бенгальский брахман.
— О! По всей вероятности, работаете в газете?
— Нет.
— Почему же вы вдруг очутились в Гхошпуре?
— Я знакомился с положением крестьян в окрестных деревнях. В Гхошпуре мы с приятелем решили отдохнуть. Увидев, до чего довела полиция своими притеснениями крестьян, и опасаясь еще худшего произвола в будущем, я решил попросить вас вмешаться.
— Известно ли вам, что крестьяне Гхошпура — настоящие разбойники?
— Нет, они не разбойники. Они смелые и независимые люди и молча сносить несправедливые притеснения не могут.
Судья пришел в ярость. Он решил, что этот юноша принадлежит к так называемым «новым бенгальцам», которым образование окончательно вскружило голову.
— Insufferable![40] — пробормотал он про себя и добавил строгим тоном: — Вам совершенно неизвестны особые условия, которые существуют здесь…
— Но вам они, по-видимому, известны еще хуже! — прогремел в ответ Гора.
— Вот что, — холодно сказал судья, — предупреждаю, что если вы хотите вмешиваться в гхошпурские дела, то так просто вам это не пройдет.
— Поскольку вы настроены против крестьян и не собираетесь прекратить бесчинства полиции, мне не остается ничего другого, как вернуться в Гхошпур и попытаться убедить людей, что они сами должны бороться с притеснениями.
Судья резко повернулся к Горе.
— Вот как? — закричал он. — Наглец!
Ничего не ответив, Гора медленно пошел прочь.
— Что сталось последнее время с вашими соотечественниками? — с презрением спросил судья, обращаясь к своему спутнику. — Чем вы можете объяснить это, Харан-бабу?
— Это только показывает, что образование их недостаточно глубоко, — снисходительно пояснил Харан-бабу. — Никто не заботится об их духовном и нравственном воспитании, и в результате они оказались не в состоянии воспринять все лучшее, что есть в английской культуре. Слепая зубрежка и полное отсутствие моральных основ привели этих неблагодарных к тому, что они не понимают — не могут понять, — что английское правление ниспослано Индии самим провидением.
— Пока они не признают Христа, духовная культура будет недоступна этим людям, — наставительным тоном заметил судья.
— В известном смысле вы правы, — согласился Харан и пустился в умные рассуждения на тему, в чем он согласен и в чем расходится с христианской точкой зрения. Судья тоже увлекся этой беседой и не заметил, как пролетело время. Только когда жена, проезжая мимо, окликнула его: «Гарри, не пора ли домой!» (она уже завезла в бунгало дочерей Пореша-бабу и теперь возвращалась обратно) — он вдруг опомнился и взглянул на часы.
— Вот же черт! Уже двадцать минут девятого! Я очень приятно провел с вами вечер, — сказал он Харану, садясь в коляску и крепко пожимая ему руку.
Вернувшись в бунгало, Харан-бабу подробно рассказал о своей беседе с судьей, но о внезапном появлении Горы не обмолвился ни словом.
Сорок семь крестьян были брошены в тюрьму без суда и следствия, просто так, чтобы нагнать страха на всех остальных.
После встречи с судьей Гора отправился на поиски адвоката. Он слышал, что лучший адвокат в этой округе некто Шаткори Халдар, и решил обратиться к нему.
Увидев его, Халдар воскликнул:
— Ба, Гора! Ты что тут делаешь?
Шаткори, как и думал Гора, оказался его старым школьным товарищем.
Гора объяснил, что хотел бы подать прошение судье об освобождении на поруки арестованных в Гхошпуре крестьян.
