Государство не должно терять ни единого человека. А когда ты становишься взрослым человеком, тебя никто и знать не хочет. Ведь у тебя нет ни имущества, ни земли, ни дома. Государства швыряют миллионы долларов, читают тысячи докладов, выпускают фильмы и печатают книги, чтобы юноши не уходили в иностранные легионы. А когда к ним является человек, у которого нет паспорта, они выгоняют его вон. И тогда он вынужден идти в иностранный легион или, что еще хуже, на корабль смерти. Народ, который уничтожит все паспорта и водворит снова тот порядок, какой был до освободительных войн, порядок, который никогда никому не мешал и только облегчал жизнь, - вернет жизнь и мертвецам кораблей смерти, а владельцев этих кораблей сметет с лица земли.
–Возможно, - сказал Станислав. - С «Иорикки» никто не вернется. Есть только одна надежда: что она пойдет ко дну, а нам удастся спастись. Но и на это надежды мало. Легко можно попасть с одной «Иорикки» на другую.
Станислав опять отправился в полицейское управление, в отдел подданства.
–Польский консул меня не принимает.
–Это надо было предвидеть. Что же нам делать, Козловский? Ведь у вас должны быть бумаги, иначе вы не получите корабля.
–Совершенно верно, господин комиссар.
–Хорошо, я выдам вам удостоверение. С этим удостоверением вы пойдете завтра утром в девять часов в паспортное бюро. Это здесь же, комната триста тридцать четыре. Там вы получите паспорт, и с этим паспортом вы добудете себе корабельный паспорт.
Станислав обрадовался, а немцы доказали, что их меньше всего можно было назвать бюрократами. Он отправился в паспортное бюро, сдал свое удостоверение и фотографические карточки, расписался, уплатил сорок триллионов марок и получил свой долгожданный паспорт.
Паспорт был в полном порядке. Это была хорошая бумага. У Станислава никогда во всю жизнь не было такой хорошей бумаги. С нею он мог отправиться прямо в Нью-Йорк, - такой отличный был этот паспорт.
Все было в порядке: имя, год рождения, профессия. Но что это такое. «Без отечества». Ну да это пустяки, неважно. Мне и без того выдадут корабельную карточку. А что это означает? «Действительно только в Германии». Очевидно, чиновники думают, что суда плавают по Люнебургским полям или что я собираюсь кататься на лодке по Эльбе?
Прошел еще один день, и Станислав пошел в морское ведомство.
–Корабельный паспорт? Не можем вам выдать. Ведь у вас нет подданства. А подданство и право гражданства для получения корабельного паспорта - самое главное. Для других целей вам вполне достаточно вашего удостоверения.
–Как же мне устроиться на корабль? Скажите мне только это.
–У вас же есть паспорт, с ним вы устроитесь на любой корабль. В паспорте видно, кто вы и что вы и что вы живете здесь в Гамбурге. Ведь вы же старый, опытный моряк, а такому человеку всегда легко попасть на судно. Устраивайтесь на иностранный корабль, там вы заработаете больше, чем на немецком, при теперешнем курсе марки.
Станислав устроился на корабль. На прекрасный голландский корабль. С хорошим окладом. Корабельный агент, нанимавший его, увидя его паспорт, сказал:
–Хорошие документы. Это я люблю. Теперь пойдем к консулу: надо зарегистрироваться и оформить все надлежащим образом.
Консул зарегистрировал и записал его имя: Станислав Козловский.
Потом спросил: «Ваша корабельная книжка?»
Станислав ответил: «Паспорт?»
–Безразлично, - сказал консул.
–Паспорт совсем новый, из местной полиции, выдан два дня тому назад. Человек нам подходящий, - сказал шкипер и закурил сигару.
Консул взял паспорт, перелистал его и удовлетворенно кивнул головой, так как это был образчик идеальной бюрократии. Такие вещи импонировали консулу.
Вдруг он уставился в одно место паспорта и окаменел:
–Не можем вас принять.
–Что? - крикнул Станислав.
–Что? - крикнул шкипер и от изумления выронил из рук спички.
–Не принимаю, - сказал консул.
–Но почему же нет? Ведь я же знаю лично чиновника полиции, подписавшего паспорт. - Шкипер начинал нервничать.
–Паспорт во всех отношениях безукоризнен. Но я не могу принять этого человека. Ведь у него нет подданства, - сказал консул.
–Это мне совершенно безразлично, - возразил шкипер. - Я хочу взять этого человека. Мой первый офицер его знает, и корабли, на которых он плавал, превосходные корабли. Мне нужны именно такие люди, как этот моряк.
Консул, сложив паспорт, ударил им о ладонь своей левой руки и сказал:
–Вы хотели бы получить этого человека, господин капитан? Не хотите ли вы его усыновить?
–Какой вздор! - буркнул шкипер.
–Берете ли вы на себя личную ответственность за то, что в любой момент сможете реабилитировать этого человека?
–Не понимаю, - промычал шкипер.
–Этот человек не имеет права жительства ни в одной стране. Он может быть на берегу только до тех пор, пока корабль стоит в порту. Если же корабль уйдет и его поймают, то обязанность пароходного общества или ваша обязанность, господин капитан, тотчас же взять этого человека обратно на корабль. Куда же вы его везете?
–Ведь он в любое время может вернуться сюда в Гамбург, - сказал шкипер.
–Может? Нет, не может. Германия может отказаться принять его и передаст его в распоряжение компании или вам обратно. Германия не обязана принимать его, поскольку он нарушил свои права и переступил границу. У него, впрочем, есть выход. Он может выхлопотать себе бумагу, дающую ему право в любое время вернуться в Гамбург или в Германию и жить здесь. Но такую бумагу может выдать ему только министерство, а министерство вряд ли сделает это так просто: ведь такая бумага равносильна документу о германском подданстве. Вам пришлось бы начать хлопоты очень издалека. Если бы он мог получить документ о германском подданстве, то, конечно, уже имел бы его в руках. Ведь он же немец и родился в Познани. Но ни Германия, ни Польша не признают его своим. Конечно, если вы или ваша компания возьмете на себя прямую ответственность за этого человека…
–Как это возможно?! - воскликнул шкипер в раздражении.
–В таком случае я не могу принять этого человека, я бессилен помочь вам, - спокойно сказал консул, вычеркнул из книжки записанное имя и вернул Станиславу паспорт.
–Послушайте, - обернулся, выходя из комнаты, шкипер. - Послушайте, не можете ли сделать на этот раз исключение? Мне очень хотелось бы взять на корабль этого человека. Он прекрасный рулевой.
–Мне очень жаль, капитан. Но мои полномочия слишком ограничены. Я должен придерживаться инструкций. Я - только подчиненный.
Консул поднял плечи до самых ушей, а кисти его рук повисли, раскачиваясь под прямым углом у локтей. Это выглядело так, словно ему подрезали и ощипали крылья.
–Проклятые порядки, будь они прокляты, - крикнул в бешенстве шкипер, бросил сигару на пол, растоптал ее и с шумом захлопнул за собой дверь.
В коридоре стоял Станислав.
–Что мне делать с тобой, сынок? - сказал старый шкипер. - Мне очень хочется взять тебя с собой. Но теперь ты вообще не попадешь ни на один корабль - консул знает твое имя. Вот тебе два гульдена, повеселись сегодня вечером. А мне придется поискать себе другого рулевого.
Шкипер и прекрасный голландец исчезли.
Но Станиславу во что бы то ни стало надо было устроиться на корабль.
–«Честная профессия» хороша на время. Но не надолго. Какой-нибудь ящик или мешок, кому от него убыток? Это только утечка в крупном деле. Ящик может сломаться и при погрузке. Но и «честная профессия» в конце концов надоедает.
Я ничего не ответил Станиславу, и он продолжал:
–Да, скажу я тебе, страшно надоедает. У тебя всегда такое чувство будто ты сидишь на чужом кармане. Немного - ничего. Но потом появляется мерзкое ощущение. Хочется ведь и самому что-нибудь делать. Хочется видеть результаты своей работы. Видишь ли, Пиппип, стоять на руле в непогоду и держать курс… Это дело! Никакая «честная профессия» с ним не сравнится! Что и говорить, Пиппип, никогда не сравнится! Вот ты стоишь и стоишь, а коробка твоя хочет вывернуться и выскользнуть из курса. Но ты держишь ее на поводу… смотри: вот так.
Станислав схватил меня за пояс и попытался перевернуть, словно держал в руках рулевое колесо.
–Послушай-ка, ведь я не руль, пусти меня!
–А вот если ты удержишь судно в непогоду и оно не соскользнет у тебя ни на один вершок, то - я скажу тебе, Пиппип - хочется кричать от радости, что ты можешь держать на поводу этого великана, что он покорно подчиняется твоей воле, как кроткий ягненок. И когда потом первый офицер или даже шкипер, взглянув на компас, скажет: «Козловский - молодчина, умеет держать курс, чертовски чистая работа, я бы сам не сделал лучше!…» Да, Пиппип, сердце у тебя готово выпрыгнуть от радости, ты готов брыкаться, как молодой теленок. А «честная профессия» этого никогда не может дать. Правда, и там бывают приятные минуты, когда благополучно удастся хапнуть, и там смеешься подчас, но разве это такой смех? Это неискренний смех. Смеешься, а сам оглядываешься, не идет ли кто за спиной, не хотят ли тебя схватить.
