Возможно, именно это неведение и придавало ее глазам такую прозрачность, а всему ее облику такой вид, словно она не человек, а некая абстракция, нечто вроде изображения одной из гражданских добродетелей или греческих богинь. По жилам, просвечивающим сквозь белую кожу, вполне могла бы течь не горячая живая кровь, а какая-то консервирующая жидкость, но благодаря обаянию молодости она казалась не суровой и не вялой, а всего лишь примитивной и чистой. Погрузившись в эти размышления, Арчер вдруг поймал себя на том, что смотрит на нее испуганным взором постороннего наблюдателя, и обратился к воспоминаниям о свадебном завтраке, на котором безраздельно и торжествующе царила бабушка Минготт.
Мэй с искренним удовольствием принялась обсуждать эту тему.
— Между прочим, я очень удивилась — да и вы, наверное, тоже, — что тетя Медора все-таки решила приехать. Эллен мне писала, что они обе нездоровы и не в состоянии пуститься в дорогу. Как жаль, что выздоровела не она! Вы видели, какие замечательные старинные кружева она мне прислала?
Он знал, что рано или поздно эта минута настанет, но почему-то воображал, что усилием воли сможет преградить ей путь.
— Нет… я… да, они прекрасны, — сказал он, глядя на нее пустым взором и боясь, как бы от одного звука этого имени весь так старательно выстроенный им мир не рухнул, словно карточный домик.
— Ты не устала? Хорошо бы по приезде выпить чаю. Надеюсь, что тетушки обо всем позаботились, — без умолку болтал он, взяв ее руку в свою, и мысли Мэй тотчас перенеслись к великолепному кофейному и чайному сервизу балтиморского серебра, который прислали Бофорты и который так «идеально» подходит к подносам и блюдам, подаренным дядей Лавелом Минготтом.
В сумерках поезд остановился на станции Райнбек, и они пошли по платформе к ожидавшей их карете.
— Ах, как любезно со стороны ван дер Лайденов — они прислали за нами слугу из Скайтерклиффа! — воскликнул Арчер, когда степенная личность в партикулярном платье подошла к ним и взяла из рук горничной саквояжи.
— Мне очень жаль, сэр, — промолвил сей посланец, — но в доме барышень дю Лак случилась небольшая неприятность — прохудился бак с водой. Это произошло вчера, и, узнав об этом сегодня утром, мистер ван дер Лайден послал ранним поездом служанку приготовить домик пэтруна. Надеюсь, вам будет там удобно, сэр. Барышни дю Лак отправили туда свою кухарку, так что все будет точно так же, как в Райнбеке.
Арчер с таким недоумением уставился на лакея, что тот еще более извиняющимся тоном повторил:
— Все будет точно так же, уверяю вас, сэр… Неловкое молчание прервал радостный возглас Мэй:
— Точно так же, как в Райнбеке? В домике пэтруна? Да ведь это в сто тысяч раз лучше, правда, Ньюленд? Как мило и любезно со стороны мистера ван дер Лайдена!
Горничная уселась рядом с кучером, новенькие свадебные саквояжи уложили на сиденье против новобрачных, карета тронулась, и Мэй с упоением продолжала:
— Подумать только! Ведь я еще ни разу не бывала в домике пэтруна. А вы? Ван дер Лайдены почти никого туда не пускают. Но они открыли его для Эллен, и она мне рассказывала, как там чудесно. Она говорит, что это единственный дом во всей Америке, где она была бы совершенно счастлива.
— Надеюсь, так же будет и с нами! — весело воскликнул Арчер, и Мэй с мальчишеской улыбкой отозвалась:
— Да! Наше счастье ведь только начинается — мы с вами всегда будем счастливы вместе!
Разумеется, мы должны обедать у мисисс Карфрай, дорогая, — сказал Арчер, и Мэй, озабоченно нахмурившись, взглянула на него поверх массивных столовых приборов британского металла,[133] украшавших накрытый для завтрака стол в их пансионе.
Во всей дождливой пустыне осеннего Лондона было только два человека, которых Арчеры знали, но этих двоих они упорно старались избегать по старинной нью-йоркской традиции, согласно которой «бестактно» навязывать свое общество знакомым за границей.
Миссис Арчер и Джейни, посещая Европу, так твердо придерживались этого правила и с такой непоколебимой стойкостью отклоняли любые попытки к дружескому общению со стороны своих попутчиков, что буквально не обменялись ни единым словом с «иностранцами», кроме служащих гостиниц и железных дорог. К соотечественникам, не считая тех, кто был им известен лично или понаслышке, они относились еще более пренебрежительно, так что, если им не случалось натолкнуться на кого-либо из Чиверсов, Минготтов или Дэгонетов, они проводили долгие месяцы своего заграничного путешествия исключительно tête-a-tête. Однако самые крайние меры предосторожности порой оказываются тщетными, и однажды вечером в Боцене[134] одна из двух живших по другую сторону коридора англичанок (чьи имена, туалеты и общественное положение Джейни уже успела досконально изучить) постучалась в дверь и спросила, не найдется ли у миссис Арчер баночки с растиранием. У второй дамы — сестры незваной гостьи, миссис Карфрай, — внезапно разыгрался бронхит, и миссис Арчер, которая никогда не отправлялась в путешествие без домашней аптечки, к счастью, могла снабдить ее необходимым лекарством.
Миссис Карфрай серьезно занемогла, а так как она и ее сестра, мисс Харл, путешествовали одни, эти дамы были очень благодарны госпожам Арчер, которые старались всячески облегчить их участь и чья расторопная служанка помогла поставить больную на ноги.
Покидая Боцен, миссис и мисс Арчер и в мыслях не имели когда-либо снова увидеться с миссис Карфрай и мисс Харл. По мнению миссис Арчер, нет ничего более «бестактного», чем навязываться «иностранцам», которым вам довелось оказать случайную услугу. Однако миссис Карфрай и ее сестре эта точка зрения была не только неизвестна, но попросту непостижима, и потому они чувствовали себя глубоко обязанными «очаровательным американкам», которые оказали им такую любезность в Боцене. С трогательным постоянством они использовали каждую возможность встретиться с миссис Арчер и Джейни во время их путешествий по континенту и с поистине сверхъестественной находчивостью выведывали, когда американки должны заехать в Лондон на пути из Штатов или в Штаты. Дружба стала неразрывной, и всякий раз, как миссис Арчер и Джейни останавливались в гостинице Брауна, их уже ожидали две добрые подруги, которые, как и они, разводили папоротники в ящиках Уорда, плели макраме, читали мемуары баронессы Бунзен[135] и имели свое мнение о наиболее известных лондонских проповедниках. По словам миссис Арчер, знакомство с миссис Карфрай и мисс Харл «совершенно преобразило Лондон», и ко времени помолвки Арчера между обоими семействами установилась такая тесная связь, что сочтено было «вполне уместным» послать англичанкам приглашение на свадьбу, в ответ на которое они прислали прелестный букет засушенных альпийских цветов под стеклом. А на пристани, когда Ньюленд с женой отплывали в Англию, миссис Арчер напутствовала их словами: «Ты непременно должен познакомить Мэй с миссис Карфрай».
Ньюленд и его жена отнюдь не собирались выполнять это предписание, но миссис Карфрай со своей обычной находчивостью ухитрилась их разыскать и послать им приглашение на обед, и именно это приглашение заставило Мэй Арчер хмурить брови за чаем с булочками.
— Тебе хорошо, Ньюленд, ты ведь их знаешь. А я буду чувствовать себя неловко среди такого множества незнакомых людей. И потом, что мне надеть?
Ньюленд откинулся на спинку стула и с улыбкой посмотрел на жену. Она никогда еще не была так хороша и так похожа на Диану. Казалось, от английской сырости румянец на ее щеках стал еще ярче, девическая жесткость черт смягчилась, а возможно, их согревало сияние счастья, что пробивалось изнутри, как свет из-подо льда.
— Что тебе надеть, дорогая? Разве на прошлой педеле из Парижа не прибыл целый сундук платьев?
— Да, конечно. Я просто не знаю, что полагается надевать. — Она слегка надула губы. — Я ни разу не была на званом обеде в Лондоне и не хочу выглядеть смешной.
Он попытался вывести ее из затруднения.
— Разве англичанки по вечерам одеваются не так, как все?
— Ньюленд! Как ты можешь задавать такие глупые вопросы, если они ходят в театр в старых бальных платьях и без шляп!
— А вдруг они и дома носят бальные платья? Впрочем, к миссис Карфрай и мисс Харл это не относится. Они будут в чепцах — как мама — и в шалях, в очень мягких, пушистых шалях.
— Допустим. Но как будут одеты остальные дамы?
— Не так изысканно, как ты, детка, — отвечал он, недоумевая, откуда у нее вдруг появился присущий Джейни нездоровый интерес к нарядам.
Она со вздохом отодвинула назад свой стул.
— Это очень мило с твоей стороны, Ньюленд, но мне от этого не легче.
