— Мама, Шарлотта, Сесиль, Фредди, вы, — проговорила Люси, каждое имя аккомпанируя нотой. Затем она сыграла шестую ноту.
— Если вы хотите слышать мое мнение, то я очень рад случившемуся и совершенно уверен, что вы поступили правильно.
— Я надеялась, что другие того же мнения, но это не так.
— Вероятно, мисс Бартлетт считает, что вы поступили неразумно?
— Мама тоже так считает. И она ужасно сердита.
— Мне очень жаль, если это так, — сказал мистер Биб с чувством.
Миссис Ханичёрч, которая ненавидела любые перемены, действительно сердилась, но только вполовину того, что представила священнику ее дочь, и совсем недолго. Со стороны Люси это была уловка, которая призвана была оправдать ее уныние, уловка неосознанная, поскольку сама Люси сейчас шла одним путем с армией мрака.
— И Фредди сердится.
— Но Фредди никогда особенно не ладил с мистером Визом, не так ли? Насколько я понял, ему не нравилась ваша помолвка; он чувствовал, что мистер Виз разлучает вас с ним.
— Мальчики такие странные!
Слышно было, как Минни спорит с мисс Бартлетт, — поход в «Улей» предполагал полную смену наряда. Мистер Биб увидел, что Люси — что было вполне понятно — не желала обсуждать свои проблемы, а потому, искренне выразив свое сочувствие, он сказал:
— Занятное письмо я получил от мисс Элан. Я, собственно, из-за него и приехал. Я думал, оно вас позабавит.
— Как мило, — произнесла Люси тусклым голосом.
Только ради того, чтобы не сидеть без дела, священник принялся читать письмо. Но стоило ему произнести только несколько слов, как в глазах Люси проскользнула тревога, и она перебила чтение, спросив:
— Едут за границу? Когда?
— На следующей неделе, я полагаю.
— Фредди сказал, что он сразу вернется?
— Нет.
— Потому что я надеюсь, он не станет сплетничать.
Значит, она все-таки хочет поговорить про свою разорванную помолвку? Всегда готовый услужить, мистер Биб отложил письмо. Но Люси вдруг громко воскликнула:
— О, расскажите мне побольше про сестер Элан! Как здорово, что они едут за границу!
— Я предложил им начать с Венеции и проплыть на грузовом судне вдоль Иллирийского побережья.
Люси весело рассмеялась.
— Как хорошо! Как бы я хотела отправиться с ними!
— Неужели Италия заразила вас страстью к путешествиям? Не исключено, что Джордж Эмерсон и прав. Он называет Италию эвфемизмом Судьбы.
— О нет, не Италия! Константинополь! Я всегда мечтала побывать в Константинополе. Ведь Константинополь — это практически Азия, не так ли?
Мистер Биб напомнил Люси, что сестры Элан намереваются посетить только Афины «…и Дельфы, если дороги будут безопасны». Но это не умерило пыла Люси. Как давно она хотела побывать в Греции! К своему удивлению, мистер Биб осознал, что Люси говорит это вполне серьезно.
— Я и не думал, что вы и сестры Элан — такие друзья, особенно после этой истории с виллой «Кисси».
— О, это пустяки! — ответила Люси. — Вилла не имеет никакого значения. Я все отдала бы ради этой поездки.
— Но разве ваша мать захочет с вами так скоро расстаться? Вы ведь дома не больше трех месяцев.
— Она должна! — воскликнула Люси возбужденно. — И я должна уехать. Просто должна.
Она нервно пробежалась пальцами по волосам.
— Разве вы не видите, как мне это нужно? Сначала я этого не понимала. Но теперь понимаю, и то, что мне особенно нужно, — это посмотреть Константинополь.
— Вы хотите сказать, что после разрыва помолвки вы чувствуете…
— Да. Я знала, что вы поймете.
Но мистер Биб не вполне понимал. Почему мисс Ханичёрч не может найти успокоения в объятиях своих близких, своей семьи? Сесиль, очевидно, будет вести себя благородно и не станет ее беспокоить. Потом священник понял, что для Люси сама семья является источником беспокойства. Он намекнул ей на это, и девушка охотно согласилась.
— Именно так! Я уеду в Константинополь, чтобы они примирились с тем, что произошло, и успокоились.
— Наверное, это был неприятный разговор? — мягко предположил священник.
— Нет, отнюдь! Сесиль был очень добр, в самом деле. Только… я должна сказать вам всю правду, поскольку вы не все знаете: он был такой властный. Я поняла, что он не позволит мне жить так, как я хочу. Он стал бы развивать меня в тех сферах, где это сделать невозможно. Сесиль не может позволить, чтобы женщина все решала сама. Просто не может. Что за нелепости я говорю! Но это действительно так.
— Именно это я и понял, наблюдая за мистером Визом. И это полностью совпадает с тем, что я знаю о вас. Я сочувствую вам глубочайшим образом, и я полностью с вами согласен. Согласен настолько, что вы не обидитесь на небольшое критическое замечание: а стоит ли вам бежать в Грецию?
— Но я должна куда-нибудь уехать! — воскликнула Люси. — Все утро я не находила себе места, а тут такая удача. — Крепко сжатыми кулаками она била по коленям и повторяла: — Я должна! Я должна! Мне трудно будет оставаться под одной крышей с мамой, а тут еще и деньги, которые она на меня потратила весной. Вы слишком высокого обо мне мнения! Вряд ли я этого заслуживаю.
В это мгновение в гостиную вошла мисс Бартлетт, и Люси воскликнула, еще более нервно:
— Я должна уехать, и как можно дальше. Я должна узнать себя и то, что мне нужно.
— Так идемте! Чай, чай, чай! — проговорил мистер Биб и проворно вывел мисс Бартлетт и Минни из дома. Он торопился настолько, что забыл в доме свою шляпу. Когда он вернулся за ней, то вновь услышал звуки Моцарта.
— Она снова играет, — сказал он, обращаясь к мисс Бартлетт.
— Люси всегда играет, — ядовито ответила Шарлотта.
— Можно только порадоваться, что у нее есть такая отдушина, — проговорил священник. — Она, очевидно, очень расстроена, в чем нет ничего удивительного. Я все знаю об этом. Свадьба была так близка, что Люси, вероятно, пришлось изрядно побороться с самой собой, перед тем как она решилась говорить о разрыве.
Мисс Бартлетт передернуло, и мистер Биб приготовился к спору. Он до конца так и не понимал Шарлотту. Как он сказал самому себе еще во Флоренции, «она еще способна продемонстрировать глубину странностей». Но она так неодобрительно относилась к поступку Люси, что на нее можно было вполне положиться. На это его понимания хватало, и он не сомневался, что мисс Бартлетт не откажется пообсуждать с ним Люси. К счастью, Минни в это время была занята сбором папоротников.
Шарлотта открыла обсуждение словами:
— Лучше нам не касаться этого предмета.
— Но почему?
— В высшей степени важно не допустить в Саммер-стрит сплетен по этому поводу. Сплетничать по поводу отставки мистера Виза в настоящее время — смертельно опасно!
Мистер Биб в изумлении приподнял брови. Слово «смерть» — сильное слово, даже слишком сильное. Здесь же трагедией и не пахло. Он заметил:
— Конечно, мисс Ханичёрч сделает это известие достоянием публики тогда, когда захочет. Фредди же мне сказал об этом потому, что знал — Люси не стала бы возражать.
— Я знаю, — учтиво ответила мисс Бартлетт. — И тем не менее Фредди не стоило вам рассказывать. Осторожность в таких делах не бывает излишней.
— Совершенно согласен.
— Поэтому я настаиваю на абсолютной секретности. Случайно брошенное слово во время дружеского разговора…
— Абсолютно с вами согласен.
Священник был хорошо знаком с этими нервными старыми девами и привык к той преувеличенной важности, которую они придавали словам. Приходской священник живет среди паутины пустяшных тайн, откровений и угроз, и чем более он мудр, тем меньше им придает значения. И мистер Биб, как опытный пастырь прихода, резко изменил тему разговора:
— Не слышали ли вы что-либо по поводу наших друзей из пансиона Бертолини? Я полагаю, вы поддерживаете отношения с мисс Лэвиш? Не странно ли, что наши жизни, жизни постояльцев синьоры Бертолини, совершенно случайно встретившихся в Италии, вдруг оказались столь тесно переплетенными? Двое, трое, четверо, шестеро из нас… нет, восемь человек, включая Эмерсонов, более или менее поддерживают друг с другом отношения. Право, мы должны сообща составить синьоре Бертолини благодарственное письмо.
Поскольку мисс Бартлетт явно не одобрила план священника, то остаток пути они проделали в молчании, которое время от времени прерывал сам мистер Биб, называя имя какого-нибудь редкого папоротника. На вершине холма они остановились. Прошел час с того момента, как мистер Биб стоял здесь в предыдущий раз, а небо уже помрачнело, придав окрестностям трагический вид, столь редкий для пейзажей графства Суррей. Серые тучи мчались наперерез гряде белых облаков, которые, медленно истончаясь, растягиваясь и разрываясь, открывали взору последние пятна исчезающей синевы. Лето отступало. Ветер выл, деревья стонали, и тем не менее сила этих звуков пока не соответствовала мощи катаклизмов, происходящих на небесах. Погода менялась; погода изменилась, и вой небесной артиллерии казался уже не сверхъестественным, но вполне обычным аккомпанементом вою ветра и стону деревьев. Взор мистера Биба остановился на Уинди-Корнер, где Люси разыгрывала Моцарта. Без всякой улыбки он вновь сменил тему разговора:
