Ознакомительная версия.
– Смотри, – Хуан указал на дощечку, висевшую под трамвайным проводом. Прочитать было нелегко, Андрес поднес ладони к глазам:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ, НЕ СПЕША
– Не поймешь, – сказал Хуан, – что это: предупреждение или побуждение?
– Неплохо, – сказал Андрес. – Однако я голоден.
– И я, – сказала Клара, шмыгая носом, как маленькая. – Я готова съесть репортера и Андреса заодно…
– Ах ты, жук-богомол, – сказал Хуан. – Тебе нравится бар «Швейцарский»?
– Нет. Я мечтаю поесть в каком-нибудь элегантном месте, где для каждого найдется салфетка, как говорит Сесар Бруто. – Она ухватилась за руку Андреса, который, остановясь на углу, позволил ей опереться на него. – По сути, меня мучает жажда. Там, внутри… Но ты понимаешь, что это —
– Нет, не понимаю, но подтверждаю, – сказал Андрес. – Бедные ребята такого не заслужили.
– Кто его знает, че, – сказал Хуан, подталкивая их, чтобы они наконец-то – ну:
СТУПАЙТЕ И СПУСКАЙТЕСЬ ВНИЗ ПО СКЛОНУ
– Вот именно, – сказал репортер, вздыхая. – Да еще в такую жару.
– Я слышал раскаты грома там, на юге, если это только раскаты грома.
– Сейчас их мигом исследуют в твоей лаборатории, – сказал Хуан. – А я не очень уверен, что не заслуживаю такого. На свадьбу опоздали, и торт уже прокис.
– А я знала материал, – по-детски пробормотала Клара.
– Да не об этом же речь, старуха. Ты прекрасно понимаешь, что никому нет дела ни до каких знаний. Слушайте, давайте все пойдем в «First and Last»[85] и насосемся там, пока еще не вечер, как сказал один мой знакомый поэт. Посмотри-ка, Андрес, —
Из бара на углу вышел —
по старой привычке задрав голову (бросал вызов – кому? туману?)
далекие взрывы, приглушенные —
вышел придавленный, как будто грязный —
быстрые огоньки – машины ехали по улице Леандро Алема —
– Профессор, – пробормотал Андрес. – Какого черта он делает в кафе в то время, как вы? Лучше, чтобы он нас не видел.
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
– Не получится, – сказал Хуан. – Добрый вечер, профессор.
– Добрый вечер, юноша, – сказал профессор и медленным поклоном головы распространил свое приветствие и на Клару. Он улыбнулся половиною рта, а другая половина оставалась тяжелой и недвижной, словно из рубероида. Они увидели, что лицо у него в поту и он вытирал ладони о брюки.
– Ну и ночь, – сказал он, внимательно поглядев на Андреса, а потом – на репортера. – Как будто в воздухе носится что-то и ты этого наглотался и —
– В воздухе пух, – сказал репортер, – и летучие грибы, которые мы у себя в редакции исследуем.
– Грибы? – спросил профессор.
– Да, тримартиносы скромникусы, – сказал репортер.
– А-а. В правительственных сообщениях…
– Посмотрите, – сказал Андрес, указывая на запад, где по облакам пластались и дрожали красноватые полосы, словно лучи прожекторов. – Этого, насколько мне известно, в правительственных сообщениях нет.
– Дело в том… – профессор хотел что-то сказать, но замолк, и им показалось, что он согнулся еще больше и уменьшился в размере. «А как же его лекции о хеттах, – подумала Клара, глядя на профессора с ненавистью. – И библиографии на восьми страницах. Какой же он трус…» Профессор взял Хуана за руку, подошел к ним ближе, словно прося внимания.
– Я провел тут весь вечер, – он указал на бар «Швейцарский». – Меня ждали к семи, декан… Но мне из-за моего столика, вот он —
фасад Факультета, как на ладони, ну, конечно, надо немного нагнуться и я могу сказать вам —
«Мертвый», – подумал Андрес, —
потому что, строго говоря, —
это точно —
машина декана так и не приехала. А когда уже стемнело, да еще туман —
(и он задвигал рукою, словно разгребал в воздухе шпателем желтое вещество), —
и тогда мне стало так страшно, что —
вы – молодые и вы должны понять, что —
Хуан мягко отстранил его. Профессор собирался говорить и дальше и знаками давал понять, что они должны его выслушать, но Хуан взял Клару под руку, и они пошли вниз по склону. Андрес отстал и попросил репортера дать Хуану с Кларой уйти немного вперед, и Стелле, которая шла за ними следом, – тоже.
– Оставь их ненадолго наедине. Они так расстроены.
– Ты прав, – сказал репортер. – Знаешь, старик, это —
Профессор шел следом за ними, что-то бормоча и ломая руки. Репортер оглянулся на него.
– Постарайтесь пересмотреть свой метаболизм, – сказал он ему вежливо.
– Я… – сказал профессор, но остановился, и туман тотчас же стал разъедать его, как кислота.
Они жадно схватились за сигарету и остановились раскурить ее перед жилым домом с садиком, из которого пахнуло лугом, топтаным клевером. Не верилось, что такое может быть, и они вошли в сад, прошлись по влажным плитам. Репортер сорвал листик и сунул в рот. Курил и грыз листик. Они уже выходили из сада, когда Хуан, стоявший на углу, стал делать им знаки.
– Похож на призрак, – сказал репортер. – Че, этот туман искажает образы. Первый раз я…
Андрес прихлопнул букашку, застрявшую в волосах у репортера. Они оглянулись назад, на Реконкисту, но профессора уже не было.
– Наверное, сидит за своим столиком в «Швейцарском», – сказал репортер, – где у него весь фасад, как на ладони. А машина декана, заметь —
– Хватит, прошу тебя, – сказал Андрес. – Ну вот, мы уже почти дошли до деревьев, до их тени. И не возвращайся больше к этой блевотине.
– Хуан зовет нас.
– Пошли, они уже, наверное, успокоились. Слышишь, рояль?
– На верхнем этаже, – сказал репортер, принюхиваясь к воздуху. – Как хорошо, что кто-то еще… Танго, че, надо же – «Бабочка».
Они нагнали Стеллу, которая ждала их, молчаливая и как будто немного сонная.
– Я не жалею,
что тебя любил безумно, -
пропел репортер. – Танго, Андрес, а не правительственные сообщения. Я берусь написать тебе историю с тысяча девятисотого года по сегодняшний день из одних только танго.
– Наверно, занятно, – сказал Андрес, совсем его не слушавший.
– Но ты, безумная, другого полюбила, -
Ты полюбила, -
Я тебе прощаю все. – Аптека «Сориа».
– Итак, всем коллективом решено отправиться в «First and Last», – говорил Хуан, прислонясь к витрине, в которой Клара разглядывала духи и пудру. – Но никакого ужина, че, только выпивка и фирменный копченый окорок.
– А потом… – сказала Стелла бодро.
(«Потом по домам».)
– Потом – ничего, – прервал ее Андрес. – Забудь ты это словечко хоть на минуту и погляди на пожарных, какие бравые ребята.
Они услыхали вой сирены, что-то прокатило мимо, в глазах зарябило. Вблизи реки жара была еще более влажной и моросил мелкий дождь.
– Объясни мне, пожалуйста, как может в одно и то же время стоять туман и идти дождь, – сказал Хуан. – Интересно: вода проливается сквозь туман? Или это происходит в разных измерениях?
– Ему интересно, – сказала Клара, переходя улицу. – А объяснений не дают. Лучше бы… – она замолчала и остановилась в дверях кафе, глядя на то, что происходит внутри. Андрес, который шел за ней следом, увидел их почти в тот же момент. Самый молодой только что сидел рядом с ними в вестибюле Факультета; другой – тот, что играл в карты и пререкался со смотрителями. Они сидели за столом посреди зала, а на столе перед ними лежали развернутые дипломы, —
и они смотрели на дипломы —
а на столе рядом с дипломами – бутылка граппы и жареный картофель —
(мощный вентилятор перелопачивал воздух и
шевелил их волосы, ко всеобщему удовольствию) —
Хуан встал в дверях и сложил руки рупором:
– Дипломники липовые!
Андрес с репортером ухватили его за руку и потянули —
ВНИЗ ПО СКЛОНУ НЕ СПЕША
Стелла смеялась с перепугу, Клара шла впереди, холодная и онемевшая, как будто безразличная ко всему. Студенты даже не выглянули за дверь.
– Невероятно, старик, – жаловался репортер. – Мало тебе одного скандала, ты еще хочешь устроить шум в таком кафе? Ты думаешь, я затем пошел, чтобы мне напоследок расквасили физиономию?
– Va bene[86], – сказал Хуан. – Ты прав. Организованность и порядок – превыше всего. Хочешь видеть, как ставят фингалы, – плати пятнадцать песо за место у каната и смотри, как на ринге молотят друг друга.
– Слушай, старик, – говорил жалобно репортер, ожидая, что скажут Клара и Андрес, но те ни слова не проронили; они завернули за угол и нос к носу столкнулись с людьми, бежавшими со стороны улицы Кордова. Свистки (с Кордовы, а может, и еще дальше), и один из бежавших, пулей пронесясь мимо Клары, выдохнул ей что-то вроде: «Живые, спасайтесь» или «Живей, опасайтесь», потом он споткнулся, на мгновение застыл на одной ноге, обретя равновесие, и кинулся дальше, а за ним темными комьями неслись другие, словно подстегиваемые полицейскими свистками. Репортер отдал приказ прижаться к стене за выступом дома и оглядеться, что происходит; они сбились в кучку в тени дома (здесь не было фонарей, а кафе на углу закрыто, как и табачный киоск) и смотрели на бегущих людей.
Ознакомительная версия.
