Я пообещала мистеру Эллину сделать все, что в моих силах. Тут его охватило беспокойство и тревога по поводу того, что ему и моим пасынкам предстояло сделать.
— Арминель!
Он в самом деле назвал меня так, я не ослышалась, и даже настолько пришла в себя, что слегка удивилась такой вольности.
— Арминель, вы не будете слишком винить меня, если наша завтрашняя миссия будет безрезультатной, если она окажется ошибкой? Будете ли вы помнить, что я действовал, пусть даже ошибочно, но из лучших побуждений?
— Как вы можете сомневаться во мне, Уильям? — ответила я. — Бог даст, ваши усилия увенчаются успехом. Я же всегда буду испытывать глубокую благодарность к вам, вне зависимости от вашего успеха или неудачи.
Он ушел. А я отправилась утешать своих пасынков. О подробностях нашей беседы предпочту умолчать.
Бывают сны мирные и сны пугающие. Какие именно посещали меня в эту ночь? Я не могу найти ответа на этот вопрос. Знаю только, что до рассвета я бродила то у пурпурных стен, окружавших Груби-Тауэрс, то среди поросших травою холмиков и осыпающихся каменных плит погоста Груби, ища нечто бесконечно ценное, но утерянное мною. Под утро я в изнеможении уснула и проснулась от странных звуков, раздававшихся в соседней комнате.
Вскочив с постели, я поспешила туда и застала Тину, исполнявшую танец дервиша.
— Я праздную возвращение домой, — объяснила она и, сделав заключительный пируэт, бросилась на кровать. — А эти Эммины братья уже уехали?
— После завтрака они с мистером Эллином отправятся туда, где я когда-то жила, в Груби-Тауэрс.
— Зачем?
— Они хотят выяснить, почему Эмма увезла тебя. Ты должна быть добра к ним, Тина, потому что им сейчас плохо. Им горько оттого, что Эмма так нехорошо поступила.
— Хм! — только и ответила Тина, воздержавшись от каких бы то ни было обещаний. — Может быть, и я когда-нибудь стану называть их Лоуренсом и Гаем, как вы.
— Хорошо.
— Но я спущусь к завтраку в последнюю минуту, потому что не хочу их видеть.
Она снова принялась танцевать, а я ушла к себе в комнату, радуясь, что она так скоро пришла в себя после всех злоключений. Пасынки мои, не в пример ей, имели плачевный вид. Было совершенно ясно, что их сны, как и мои, были не из приятных. Я была рада отсутствию Тины, поскольку без нее братья могли рассказать подробно о самой важной причине, побудившей Эмму совершить этот отчаянный поступок, — о страхе всеобщего осуждения. На эту причину мистер Эллин лишь слегка намекнул, говоря об угрозе будущему браку молодой леди; но сейчас, когда мы оказались одни, братья Эммы, до тех пор стыдившиеся рассказать то, что, по их мнению, мне нужно было знать, сообщили следующее: в зрелом возрасте, в тридцать лет, Эмма заключила помолвку. Она не раз бывала помолвлена и прежде, говорили они, и претендентами на ее руку были весьма достойные люди, которые затем, увидев ее дикие выходки или услышав о них, отказывались от своих притязаний. Дедушка и бабушка жаждали видеть любимую внучку замужем за таким человеком, который, как они надеялись, сумел бы обуздать ее капризный нрав, чего еще никому не удавалось. Расстроившиеся одна за другой помолвки привели их в состояние, близкое к отчаянию, как вдруг словно с небес явился новый претендент на руку Эммы в лице графа Орлингтона, владевшего землями на севере Шотландии и подвизавшегося на дипломатическом поприще, что почти постоянно удерживало его за границей.
— Будет очень жаль, если эта история с Мартиной выплывет, прежде чем Эмма получит свою добычу, — произнес Лоуренс: иногда все же сказывалось его долгое пребывание вдали от цивилизации.
— Она помолвлена с Орлингтоном? — удивленно спросила я.
— А, значит, вы с ним знакомы? — ответили они вопросом, удивленные не меньше меня.
— Это мой кузен, — сказала я. — Но мы не виделись с тех пор, как были детьми. Его мать, моя тетушка Генриетта, давно уже умерла, а Хэмиш и его покойный отец после ее смерти редко бывали в Англии.
Их замешательство возросло еще больше — если это вообще было возможно. Как уже было известно мистеру Эллину из рассказа миссис Тидмарш, помолвка была пока неофициальной, но в недалеком будущем должна была быть объявлена, если…
— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы не допустить никакого «если», — сказала я им, и в ответ в их глазах блеснула благодарность. Вошла Тина, и наш разговор прекратился.
Помня мои наставления, она достаточно вежливо приветствовала нежеланных гостей, прежде чем занять место за столом, но, усевшись, разглядывала их ревниво и подозрительно. К концу завтрака, однако, ее чувства взяли верх над правилами приличия. Я услышала, к своему огорчению, как она холодно и сурово обратилась к Лоуренсу:
— Надеюсь, вы не собираетесь похитить мистера Эллина, — сказала мисс Тина.
Лучше бы я не говорила столько о Тинином добром нраве! Но Лоуренс ответил достойно:
— Даже не думали. Мистер Эллин, наверное, стал бы сопротивляться посильнее, чем ты.
— Я сопротивлялась изо всех сил, — обиженно возразила Тина, сразу упав духом. На глазах у нее выступили слезы; но она только сморгнула их и откусила кусок хлеба с медом. Я подумала, что она стала относиться к Лоуренсу, как к врагу, заслуживающему уважения: она больше не нападала на него и даже снизошла до того, чтобы вместе со мной проводить братьев до двери, когда за тремя путешественниками прибыл экипаж, который должен был отвезти их на железнодорожную станцию в Барлтон. Не успели мы помахать им вслед, как появился Ларри с просьбой дать ему выходной. Питер, как он объяснил, вполне в состоянии в его отсутствие присмотреть за лошадьми молодых хозяев. Питер был старшим племянником Джейн, которого только что наняли помогать Ларри ухаживать за садом.
Можно было не смотреть, как Ларри направляется к фермеру Джайлсу одолжить коня, и без того было ясно; что он собрался в Валинкур осматривать будущее поле деятельности. Мне искренне хотелось, чтобы ему повезло, и, сделав вид, что ни о чем не догадываюсь, я отпустила его.
Как только Ларри ушел, я услышала подобную же просьбу от Тины — вдохновленная примером Ларри, она попросила освободить ее от уроков, чтобы она могла, по ее собственному выражению, «привести мысли в порядок».
— Ведь они все сделались кверх ногами, тетя Арминель, и мне бы хотелось сесть и привести их в порядок. А вечером я, может быть, вместе с вами схожу в гости к бабушке Джейн и подарю ей шаль. Джейн говорит, она просто до луны подскочит от радости, когда получит такой подарок, да еще с такой романтичной историей. Я-то не вижу ничего романтичного в том, что тебя душат шарфом и суют в сиротский приют, где все девочки ходят стрижеными. Но Джейн, наверное, думает иначе.
В этот день некогда было сидеть и раздумывать. Через две минуты Тина спросила, где ее «Вопросы» Маньяла.
— Мистер Эллин сказал, что он купил для меня эту книгу, — объяснила Тина. — Не могу понять, то ли он шутил, то ли говорил всерьез. Если всерьез, я сразу же начну учить Элинор и Розамунду. В последнее время я их совсем забросила, и сейчас нужно заниматься с ними как можно больше, пока я не выросла и не перестала играть в куклы. Где книга, тетя Арминель, вы не знаете?
— В комнате для шитья, — ответила я, не подумав. Я хотела, чтобы Тина еще некоторое время не знала, как преобразилась комната. Я думала, будет лучше уберечь ее от лишних волнений после того, что она только что пережила — но опомнилась слишком поздно. Тина проворно побежала в комнату для шитья. Оттуда донесся ее удивленный голос:
— Тетя Арминель, что это? Может быть, я сплю? Ведь это классная комната из «Рощи». Кто прислал все эти вещи? Как это случилось?
Я объяснила ей, что мистер Эллин во время пребывания в Грейт-Парборо сумел добраться до «Рощи» и купил там обстановку ее классной комнаты. Возчик привез вещи на телеге, а мы с Гаем расставили их, как сумели.
— Вам помогал Гай? Тогда я все переставлю. Не хочу, чтобы Гай трогал мои вещи и ставил их не так, как нужно.
— Как же нам с Гаем не повезло! — сказала я. — Мы так старались, чтобы тебе понравилось.
— Если вы покажете мне, какие вещи ставили вы, я не буду их трогать. Я хочу только поменять местами все, что ставил Гай, каждую вещь. Мне не нравится Гай. Он один из ваших жестоких пасынков, и нечего ему называть вас «мадре». Джейн говорит, он поживет здесь какое-то время. Не знаю, зачем он приехал, я не хочу, чтобы он тут был.
Да, ревность все еще не унялась в добром сердце Тины. К счастью, ее мысли вдруг изменили направление при виде книги, хотя ею оказались не «Вопросы» Маньяла, а «Фантазмион» Сары Кольридж.[31] Тина схватила ее с радостным воплем:
— Посмотрите, тетя Арминель! Посмотрите! Мой «Фантазмион»! Я думала, что она пропала. Мисс Мэрфи отобрала ее у меня. Она сказала, что это самая невероятная чепуха, какую ей только доводилось видеть, что она потрясена тем, как дочь великого поэта могла написать такую ерунду. Она забросила книжку на верх шкафа, откуда я не могла ее достать, и сказала, что мне нельзя ее читать и всегда будет нельзя. Но ведь сейчас уже можно, тетя Арминель? Разве я все еще должна слушаться мисс Мэрфи?
