курсах.
— Тэк-с. А скажи, дорогая мумия, была ты под судом при советской власти, и если не была, то почему?
Мумия заморгала глазами и молчит.
Молодой человек кричит:
— Что ж вы, гражданин, за 15 копеек мучаете мумию?
А председатель начал крыть беглым:
— А, милая мумия, твое отношение к воинской повинности?
Мумия заплакала. Говорит:
— Я была сестрой милосердия.
— А что б ты сделала, если б ты увидела коммунистов в церкви? А кто такой тов. Стучка [9]? А где теперь живет Карл Маркс?
Молодой человек видит, что мумия засыпалась, сам кричит по поводу Маркса:
— Он умер!
А председатель рявкнул:
— Нет! Он живет в сердцах пролетариата.
И тут свет потух, и мумия с рыданиями исчезла в преисподней, а публика крикнула председателю:
— Ура! Спасибо за проверку фальшивой мумии.
И хотела его качать. Но председатель уклонился от почетного качанья, и мы выехали из Народного дома, причем за нами шла толпа пролетариев с криками.
Ж-л «Смехач». 1924. № 16, 10 сентября.
При жизни писателя издан в сборнике: Булгаков М. «Смехач». № 15. Юмористическая иллюстрированная библиотека. Ил. Н. Радлова. Л., 1926.
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель [10]...
Из письма рабкора
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый...»
— А вам чего, товарищ? — спросил он.
— В союз желаю записаться, — ответил визитер.
— Тэк-с... А вы где работаете?
— Да я только что приехал, — пояснил гость, — весовщиком сюды назначили.
— Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
— Да, фамилия, конечно... — заговорил он, — фамилия у меня... Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
— А имя и, извините, отчество? — спросил странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
— Да, имя... ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
— А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:
— Да вы не думайте... Ну, из Крыма...
Словно пружина развернулась в предместкоме.
Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
— Так я и знал! — кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал 3-го класса, потом через 1-й класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
— Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
— Кто?!
— Врангель!..
— Сдурел!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
— Беги скорей, дверь покарауль!..
— Которую?!
— Дурында... Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок... За ним — второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместком, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
— Ничего интересного, граждане! Попрошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить...
— Кого поймали, родные?
— Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить...
— Деникина словил месткомщик!..
— Дурында, это Савинков убег... А его залопали у нас!
— Я обнаружил его по усам, — бормотал предместком человеку в фуражке, — глянул... Думаю, батюшки — он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец...
Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
— Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
— Да Врангель же... да я ж говорю...
— Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном.
Через пять минут перед дверьми было чисто от публики, и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
— Вот, твоя воля... замучился... В Херсоне водили... В Киеве водили... Вот горе-то... В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут...
— Я обнаружил, — бормотал предместком в хвосте, — батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз — и на ключ. Усы — самое главное...
* * *
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась, и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
— Э... вы?
— Я, — мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил:
— Кто ж его знал... — забормотал он... — гм... да, игра природы... Главное, усы у вас, и Петр Николаевич...
Вошедший мрачно молчал.
— Ну что ж... Стало быть, препятствий не встречается... Да... Зачислим... Да вот усы сбили меня...
Вошедший злобно молчал.
* * *
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
— Здравия желаю, ваше превосходительство, — заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим. — Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ресефесере?
— Отойди от меня, — мрачно сказал Врангель.
— Сердитый вы, господин генерал, — продолжал Карасев, — у-у, сердитый. Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария...
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.
Кругом засмеялись.
— Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? — сказал дрожащим голосом Карасев. — Я шутю, а ты...
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
«...Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мне роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери — Иванов...»
Сбоку было написано химическим карандашом: «Удовлетворить».
— Свинья ты... — заныл Карасев. — Что ж ты мне ударил?
