Мне в голову приходит мысль… инстинкт!.. Моя нарукавная повязка!.. Я забыл о ней! Я подпрыгиваю!.. В кармане! Роюсь… нашел!.. Засаленная, грязная, но подлинная… «Гражданская оборона»… красный крест, печати, все на месте… я надеваю ее на руку и говорю Лили:
– Слушай!.. У нас больше нет документов, нет паспортов, ничего нет!.. Только повязка!
– Отлично, Луи!
– Слушай дальше!
Не было о чем говорить, было на что посмотреть… внезапно! Перемещение огромной массы людей… я говорил вам, что во Фленсбурге минимум двадцать железнодорожных путей… неожиданно все платформы заполнились народом… задаю себе вопрос, куда эти люди едут… опустившиеся, обтрепанные, со своими мешками… я не очень четко различаю, куда они все устремились… я вытягиваюсь во весь рост, всматриваюсь… ага, понимаю! Добрая сотня людей нацелилась на один вагон, я говорю «сотня», но. может быть, тысяча… женщины, мужчины, дети… военные, гражданские… они хотят взять вагон приступом, но двери заперты, невозможно… и не только этот вагон… четыре… пять… весь поезд… о, я понял, что это такое, я уловил! Это поезд Красного Креста… множество маленьких эмблем… Красный Крест, а еще эти таблички!.. Я мог бы догадаться сразу, если бы не отупел… и еще: он весь разноцветный, все вагоны… небесно-голубое с желтым… весь поезд из конца в конец… небесно-голубое с желтым… делаю усилие, чтобы понять: это поезд шведского Красного Креста, он направляется в Швецию через Фленсбург… ясное дело, что так много желающих!.. Настолько, что они намереваются взять его приступом… черт побери! Но, кажется, он битком набит… женщины, сотни женщин видны в окнах, и их дети, и медсестры… поезд переполнен детьми… я ведь тоже имею отношение к Красному Кресту! Свидетельство – моя повязка!.. И у меня целая куча детей! И я в отчаянии!.. Этот чертов поезд приближается к тому месту, где мы стоим… он пересечет границу, никаких таможенных проблем! Это тоже заставляет окружающих волноваться, вместе с их отпрысками… как они цепляются!.. Я же сказал вам – сотни… тысячи!.. Ничего не преувеличиваю… гражданские и пехота… даже французские солдаты, наверняка из лагерей или с заводов… они тоже жаждут попасть в Швецию… я окликнул одного, который взобрался на гармошку между вагонами, спросил его, что они делают?… Репатриируют шведских детей и их матерей, которые были угнаны в Германию… шведский Красный Крест! Эврика! Только бы он остановился!.. Наши дети тоже шведы, все!.. Я набираюсь смелости!.. Я утверждаю!.. Это решает все!.. Они не станут спорить со мной! Вот это идея!.. Я могу находиться в расслабленном состоянии, быть архимедлительным, но мысли у меня никогда не запаздывают!.. Я никогда не сдаюсь, я сразу ухватываю суть! Лили меня понимает… быстро… надо! Прежде всего найти распорядителя! Лучше, если это офицер!.. Я ему объясню! Наверняка, там есть кто-то, кто командует! Проклятый Красный Крест!.. У нас много шведских детей, необходимо, чтобы он их принял!.. Их необходимо спасти! У нас ничего для них нет!.. Красный Крест прибыл в самый раз!.. Мы едем из Берлина… эти дети, такие кривоногие и сопливые, потеряли своих родителей… во время ужасных бомбежек… а они шведы, все!.. Гарантирую!.. Они не умеют говорить, они ничего не понимают, они умеют только пускать слюни… это все… еле ходят… объясню, что у меня были все документы, но мы их потеряли в Ганновере, еще под одной бомбежкой, с фосфором… а потом при переезде через канал… никто не станет с нами спорить… контуженные шведские дети, потерявшие отцов и матерей… я скажу, что у нас нет ни хлеба, ни молока, ни документов… Лили согласна, но с кем разговаривать?… Я вижу, этот шведский поезд не останавливается… идет очень медленно, но идет… проходит… там полно людей… вагоны облеплены… висят гроздьями на подножках, на буферах… я в отчаянии, что это провал… ну вот, в итоге, я оказался полным кретином… Лили так не думает… я не успеваю выдохнуть «уф-ф!»… как она уже под поездом… да! Она бросилась под поезд!.. И с каким громким воплем!.. И это она, которая никогда не кричит… Ее раздавило?… Вовсе нет! Она, которая всегда старается быть незаметной! Я ползу на коленях, карабкаюсь… протискиваюсь сквозь скопление народа, лезу… кричу: «Лили! Лили!» Естественно, она не слышит, все громко орут! О, я держу свои чувства в узде! Поздно, но так случилось, так надо! Надо!.. «Лили! Лили!»… Этот шведский поезд остановился… он пыхтит… громко: «Пшум! Пшум!..» Они должны были сорвать стоп-кран… Лили уже, может быть… я узнаю! Узнаю!.. «Лили! Лили!..» Она вроде бы кричит, из-под вагона… карабкаясь, я ее замечаю… она переползает через рельсы… нет! Она под вагоном, между рельсами, на камнях… «сюда! Сюда! Сюда!..» Это она!.. «Лили! Лили!..» Она снова кричит… но это не крик отчаяния… сейчас я узнаю… я вслушиваюсь в ее крики… она жалуется, зовет меня, я не очень уверен… надо, проползти под этим вагоном… сперва на рельсы!.. Я ее вижу! Она наискосок от колеса… по-моему, не ранена… конечно, она очень гибкая… все же это трудный фокус – проползти между колесами на ходу… он шел очень медленно, этот поезд, я согласен, но все-таки, только представьте себе… эта толпа, эти крикуны пытаются увидеть, что же там происходит, под вагоном, и не раздавлена ли женщина… по крайней мере, своими криками они остановили поезд!.. и – клац! Клац! – дверь открывается!.. В вагоне!.. Наконец!.. Какой-то начальник появляется в проеме двери, он хочет узнать, в чем дело… го-го-го! Его освистывают, бранят!.. Как все вопят и визжат! Однако все приступают к нему с какими-то требованиями… а он невозмутим, он смотрит на нас, даже не удивлен… думаю, это шведский офицер… или начальник поезда… во всяком случае, это Красный Крест… на руке у него такая же повязка, как у меня, только чистая… я все еще на четвереньках становлюсь на колени, с трудом передвигаюсь, подбираюсь к двери, тут недалеко, два… три метра… надо ли вам говорить, что я настроен решительно… отчаяние!.. Я чувствую либо сейчас, либо никогда!.. Эмоциями займемся позже!. Вот вам доказательство тридцать лет спустя… я так именно сказал себе тогда, стоя перед этим, с лычками Красного Креста… перед? Нет! Под ним! Я на карачках, внизу, у подножки вагона… он наверху… он возвышается над нашей ордой крикунов… а я не кричу… говорю громко, но не кричу… отчетливо, чтобы он хорошо разобрал… и по-французски… и по-английски!.. Кто мы такие… чтобы он понял! Что я – французский врач Красного Креста… а моя жена, медицинская сестра, там, под поездом! Это она кричит!.. «Вы ее слышите!..» А с нами шестнадцать детей! Все шведы!.. Они прибыли из Бреслау!.. У них больше нет родных!.. Все родные погибли, сгорели!.. Бомбардировки!.. Особенные, с фосфором! Эти дети совсем не разговаривают, ни на одном языке… просто не умеют говорить, слишком травмированы… и без родителей!.. Они тоже горели, многие умерли, с нами шестнадцать, все, что выжили.
Поскольку я обращаюсь к нему вот так, по-французски а потом по-английски, это вынуждает его бросить взгляд на меня… он тоже отвечает мне на двух языках… он полагает что это такой стиль, что так принято… другие крикуны, слыша английскую и французскую речь, умолкают, пытаются нас понять…
– А что вы делали в Германии?
– Я был заключенным, работал врачом в лагере…
– Все эти дети – шведы?…
– Еще какие!.. У меня были их документы, и наши… тс есть мои и моей жены… но вы понимаете, на вокзале в Гамбурге все сгорело!.. Одежда, сумки, папки! У нас больше ничего нет!
В самом-то деле, да кто же он такой? Он не назвался., конвоир?… Капитан?
Ну вот! Он отвечает мне… врач из Красного Креста… я тоже! «Гражданской оборона»… Безон… вот моя нарукавна; повязка, свидетельство!.. Он может посмотреть!.. Он смот рит… повязка черная от грязи, но подлинная, печати, все!.. Но больше всего его интересует, где я так хорошо изучил английский?… Лондон, госпиталь Майл Энд Роад… и в SDN в Женеве, а также в Америке, в фонде Рокфеллера… ах, вот что нас сближает…
– Где же ваши дети?
Они там, в толпе… они все на ногах… их отсюда не увидеть, но, конечно, моя жена соберет их, позовет… они не умеют говорить, но ей они повинуются, хоть немного… но Лили, где она? Я заглядываю под вагон… она на другой платформе, она не ранена… «Бебер!.. Бебер!..» Он спасся!.. И вся толпа, ползая под вагоном, тоже зовет: «Бебер! Бебер!..» Они развлекаются… чертов хвостатый проходимец воспользовался случаем, уже восемь дней как он без прогулок, нельзя было выпускать его из сумки… бродяга по натуре… я бы сказал, натуралист, дегустатор цветов и растений… он, однако же, был городским котом, и куплен в большом магазине, обиталище породистых кошек… выпрыгнув в заросли, и привет! Ищи ветра в поле… никто его не поймает, за исключением Лили… никто другой… этот представитель Красного Креста оказался не столь строгим, я вижу… думаю, сразу все сообразил… наверное потому, что я разговаривал по-английски…
– Сколько у вас там детей?
– Не могу вам точно сказать… мы потеряли часть по дороге… думаю, потеряли двоих… троих в Ганновере… и еще, мне кажется, на канале… должно быть, примерно, семнадцать…
