203
Намек на ту роль, которую сатирические произведения Вольтера и комедии Бомарше сыграли — как были убеждены многие, и в том числе Нодье, — в подготовке Французской революции. О комедиях Бомарше Нодье писал в статье «Об интеллектуальном и литературном движении при Директории и Консульстве» (1835): «…великий нравственный кризис нашей цивилизации застигнут здесь с поличным рукою мастера; никогда еще комедия не рисовала таких отвратительных картин в таких правдивых и ярких красках. […] здесь есть все, абсолютно все, кроме нравственного урока. Его дала революция, но в день, когда впервые был сыгран „Фигаро“, революция уже свершилась» (Revue de Paris. 1835. T. 19. P. 45–46).
Рабле был одним из любимых авторов Нодье; именно раблезианским языковым играм и раблезианскому юмору обязан очень многим роман «История Богемского короля» (не случайно едва ли не все французские ученые, пишущие о нем, упоминают работу М. М. Бахтина о Рабле и карнавальной культуре); Проспер Мериме в своей речи при вступлении в Академию, где он занял место Нодье, утверждал, будто автор «Богемского короля» трижды собственноручно переписал роман Рабле, чтобы лучше усвоить его стиль. По признанию Виктора Гюго, определение Рабле как «шутовского Гомера», которое Гюго предложил в своем нашумевшем манифесте романтизма «Предисловие к „Кромвелю“» (1827), принадлежит не кому иному, как Нодье. Несколько статей о Рабле, опубликованных Нодье в 1822–1823 годах, способствовали пробуждению интереса французов к этом старому автору. В одной из этих статей («Quotidienne», 7 августа 1823 года) Нодье назвал Рабле величайшим философом, способным удовлетворить все категории читателей: и распутников, и новаторов, и созерцателей. Впрочем, хотя Нодье охотно подражал Рабле, он был уверен, что дерзость и цинизм автора «Гаргантюа и Пантагрюэля» более пристали молодому и цветущему обществу, нежели обществу XIX века — эпохи старения и упадка.
«Смешные жеманницы» (1659) и «Ученые женщины» (1672) — комедии Мольера, высмеивающие ложную ученость.
Таким «здравомыслящим насмешником» Нодье хотел видеть самого себя (об этом автопределении см. в предисловии). Словом «dériseur» (насмешник) Нодье определял также двух своих любимых писателей: Рабле и Стерна. Усмешка первого из них — «веселость неугомонного мальчишки, который ломает самые дорогие игрушки, чтобы узнать, что у них внутри»; усмешка второго — «веселость угрюмого старикашки, который забавляется игрой марионеток». Рабле — это «буйный хохот». Стерн — это «горькое разочарование души, выражающееся поочередно то в смехе, то в слезах». Рабле — «один из тех циников, которые преследуют своими сарказмами установления общества молодого и цветущего, поощряющего его дерзость»; Стерн — «один из тех изящных моралистов, которые со степенной улыбкой смотрят на агонию дряхлых народов» (ОС. Т. 5. Р. 17–18,20).
Табарен (наст. имя и фам. Антуан Жирар; 1584–1633) — французский комический актер, игравший в фарсах собственного сочинения.
Реминисценция из Горация (Наука поэзии, 79): «Яростный был Архилох кователем грозного ямба» (пер. М. Л. Гаспарова). Архилох, поэт VII в. до н. э., был автором сатирических ямбов. Упоминание «тройной брони» (aes triplex) также восходит к Горацию (Оды, 1,3,9).
Флориан Картон Данкур (1661–1725) — французский актер и комедиограф, «цинично, но правдиво живописавший гнуснейший разврат»; к недостаткам его творчества Нодье относил «полное отсутствие плана, смакование дурных нравов, бесстыдство в мыслях и речах», а к достоинствам — «живость диалогов, правду характеров, выразительность картин, соль если и не аттическую, то вполне едкую» (Нодье Ш. Читайте старые книги. T. 1. С. 119–120). Свои претензии к Алену-Рене Лесажу (1668–1747) Нодье изложил в статье «Типы в литературе» (1832): Лесаж был автором тонким, наблюдательным, веселым и даже язвительным, но он не создал ни одного настоящего литературного типа уровня Тартюфа или Дон-Кихота, то есть такого героя, чье имя сделалось бы нарицательным во всех языках. В этой же статье Нодье дает характеристики и упомянутым чуть выше комедиографу и романисту Пьеру Карле де Шамблену де Мариво (1688–1763) и романисту Клоду Кребийону-сыну (1707–1777): их мелочные и тонкие описания вполне соответствовали тому обществу пигмеев, в котором они жили; они смотрели на него в микроскоп и видели атомы, но разглядеть и создать типы они не могли (ОС. Т. 5. Р. 58–59).
Эта оговорка много десятилетий читалась как шутовской намек на «авторство» китайца Кау’т’чука; между тем на самом деле это всего лишь констатация того факта, что Дельмот проживал в Бельгии и там же издал свою брошюру.
Эта премия, учрежденная финансистом и филантропом бароном Антуаном-Жаном-Батистом де Монтионом (1733–1820), присуждалась Французской академией ежегодно с 1782 года до Революции, а затем начиная с 1815 года; после смерти Монтиона премия финансировалась его душеприказчиками.
Нодье обыгрывает двойное значение слова «гений»: гений места, дух-покровитель римлян (genius loci), — и романтический гений (таковыми в романтическую эпоху готовы были считать себя едва ли не все творцы).
В «Фее хлебных крошек» устами главного героя, Мишеля-плотника, Нодье произносит настоящую похвальную речь бабочкам — «элегантнейшим и любезнейшим созданиям», чей полет — «зрелище, достойное украсить сновидения великодушного человека» (Нодье Ш. Фея хлебных крошек. М., 2006. С. 197–198). Нодье был уверен, что насекомые удались Творцу куда лучше людей. В статьях 1830-х годов Нодье регулярно возвращается к теме насекомых и даже называет их возможными «наследниками» человека, которые займут его место после того, как род человеческий придет к своему концу. В 1832 году в рецензии на книгу Э. Мюльсана «Письмо к Юлии об энтомологии» Нодье изложил план «маленького естественно-исторического романа» о насекомом по имени Грандисон (имя «бесподобного» заглавного героя романа С. Ричардсона), который умирает и воскресает из мертвых, а также обладает массой замечательных способностей: летает, строит города, роет туннели, подает световые телеграфические сигналы (см.: Nodier Ch. Feuilletons du Temps. T. 1. P. 205–210). A в сказке «Человек и муравей» (1837) муравей выступает мстителем за всех животных, обиженных человеком, и губит воздвигнутый человеком город Библос.
Почти дословная цитата из романа Бенжамена Констана «Адольф» (1816), заглавный герой которого пишет возлюбленной: «Я ничего не надеюсь, ничего не прошу, я хочу только вас видеть: но мне необходимо вас видеть, если я должен жить» (пер. П. А. Вяземского), — строк, которые отразились в письме Онегина к Татьяне: «…Но чтоб продлилась жизнь моя, / Я должен утром быть уверен, / Что с вами днем увижусь я…»
Реминисценция из басни Лафонтена «Животные, больные чумой» (Басни, VII, 1); там, где у Нодье Человек, у Лафонтена — Чума.
Намек на зеленый, расшитый пальмовыми ветвями мундир академиков.
Имеется в виду Национальное собрание, здание которого располагалось (и располагается до сих пор) в Бурбонском дворце на левом берегу Сены.
Совершенно очевидно, что Жирафа стала жертвой заблуждения, которое показалось бы весьма предосудительным, когда бы не было так невинно. Она убеждена, что посетила палату депутатов, между тем, заточенная в Королевском Ботаническом саду, она не имела возможности побывать в этом заведении и описывает на самом деле не его, а Главный обезьянник. (Примеч. Нодье.).
«Ученый» неологизм Нодье. Обе реплики диалога, так поразившего Жирафу, представляют собой злую пародию на язык, каким изъяснялись многочисленные сторонники неокатолицизма, позитивизма, сенсимонизма, «гуманитаризма» и прочих «прогрессивных» доктрин, которые изобиловали во Франции 1830-х годов и существование которых так раздражало Нодье (их подробную характеристику см., напр., в: Bénichou P. Le temps des prophètes. Doctrines de l’âge romantique. P., 1977).
