Ознакомительная версия.
— Сказала она что-нибудь, — спросил я, — когда пришла в сознание?
— Да. Она также видела во сне, что находится с вами. Она сказала: «Он едет к нам, мама, и я показывала ему дорогу». Я спросила, где она видела вас. Она сбивчиво говорила о разных местах. Она говорила о деревьях, коттедже, озере. Потом о полях, изгородях и уединенных переулках. Потом об экипаже и лошадях, и о большой белой дороге. Потом о многолюдных улицах и домах, о реке и корабле. Ничего нет удивительного, что она говорила об этих последних предметах. Дома, реку и корабль, которые она видела во сне, она видела и наяву, когда мы везли ее из Лондона в Роттердам, когда ехали сюда. Но относительно других мест, особенно коттеджа и озера (как она описывала их), я могу только предполагать, что ее сновидение было отражением моего. Я видела во сне коттедж и озеро, которые я знала в давно прошедшие годы, и, Господь знает почему, я соединила вас с этим местом. Не будем говорить об этом теперь. Не знаю, какое ослепление заставляет меня шутить таким образом со старыми воспоминаниями, огорчающими меня в моем настоящем положении. Мы говорили о здоровье девочки — вернемся к этому.
Нелегко было вернуться к разговору о здоровье девочки. Мистрис Ван-Брандт оживила мое любопытство, упомянув о своих воспоминаниях об озере Зеленых Вод. Малютка еще спокойно играла в спальне. Мне еще раз представился удобный случай. Я воспользовался им.
— Я не стану вас огорчать, — сказал я. — Я только прошу позволения, прежде чем мы переменим тему разговора, задать вам один вопрос о коттедже и озере.
Так было угодно року, преследующему нас, что теперь она в свою очередь стала невинным препятствием к тому, чтобы мы узнали друг друга.
— Ничего не могу сказать вам больше сегодня, — перебила она, вставая с нетерпением. — Мне пора укладывать девочку в постель, и кроме того, я не могу говорить о том, что огорчает меня. Вы должны дождаться время, если оно наступит когда-нибудь, когда я стану спокойнее и счастливее, чем теперь.
Она повернулась и пошла в спальню. Действуя опрометчиво по минутному побуждению, я взял ее за руку и остановил.
— Это зависит от вас, — сказал я, — и более спокойное и счастливое время наступит для вас с этой минуты.
— Наступит для меня? — повторила она. — Что вы хотите сказать?
— Скажите одно слово, — возразил я, — и у вас и вашей дочери будут домашний кров и светлая будущность.
Она посмотрела на меня и с изумлением, и с гневом.
— Вы предлагаете мне ваше покровительство? — спросила она.
— Я предлагаю вам покровительство мужа, — ответил я. — Я прошу вас быть моей женой.
Она сделала шаг ко мне и посмотрела мне прямо в глаза.
— Вы, очевидно, не знаете того, что случилось, — сказала она. — А между тем Богу известно, что девочка сказала довольно ясно.
— Девочка только сказала мне, — возразил я, — то, что я уже слышал, едучи сюда.
— Вы слышали все?
— Все.
— И еще хотите жениться на мне?
— Я не могу вообразить большего счастья, как видеть вас своей женой.
— Зная то, что вам известно теперь?
— Зная то, что мне известно теперь, я прошу вас убедительно вашей руки. Какие права ни имел бы этот человек на вас как отец вашего ребенка, он теперь нарушил их тем, что так гнусно бросил вас. В полном значении слова, моя дорогая, вы женщина свободная. У нас было довольно горя в нашей жизни. Счастье, наконец, стало для нас доступно. Придите ко мне, скажите да!
Я хотел заключить ее в свои объятия; но она отступила, как будто я испугал ее.
— Никогда! — сказала она твердо.
Я произнес шепотом следующие слова, чтобы девочка в другой комнате не могла слышать нас:
— Вы когда-то говорили, что любите меня.
— Я и теперь вас люблю.
— Так же нежно, как и прежде?
— Гораздо нежнее прежнего.
— Поцелуйте меня!
Она машинально уступила. Она поцеловала меня. Губы ее были холодны. Крупные слезы катились из глаз.
— Вы не любите меня! — вскричал я сердито. — Вы целуете меня как бы по обязанности. Губы ваши холодны, сердце ваше холодно. Вы не любите меня!
Она посмотрела на меня грустно, с нежной улыбкой.
— Следует помнить разницу между вашим положением и моим, — сказала она. — Вы человек безукоризненной честности, занимающий неоспоримое положение в свете. А я что такое? Я брошенная любовница вора. Один из нас должен помнить это. Вы великодушно забыли об этом. Я должна держать это в мыслях. Конечно, я холодна. Страдание имеет на меня влияние, а я признаюсь, что теперь очень страдаю.
Я был так страстно влюблен в нее, что не мог испытывать того сочувствия, на которое она, очевидно, рассчитывала, говоря эти слова. Мужчина может уважать совестливость женщины, когда она обращается к нему с безмолвной мольбой в глазах и со слезами. Но холодное выражение в словах только раздражает его или надоедает ему.
— Чья вина, если вы страдаете? — возразил я холодно. — Я прошу вас сделать мою и вашу жизнь счастливой. Вы женщина жестоко оскорбленная, но не порочная. Вы достойны быть моей женой, а я готов гласно объявить об этом. Вернитесь со мной в Англию. Мое судно ждет вас.
Она села на стул. Ее руки беспомощно опустились на колени.
— Как это жестоко! — прошептала она. — Как жестоко искушать меня!
Она подождала немного и вернулась к своему твердому решению.
— Нет! — сказала она. — Если бы я даже умерла из-за этого, я все-таки стану отказываться обесславить вас. Оставьте меня, мистер Джермень. Вы можете еще раз проявить ко мне вашу доброту. Ради Бога, оставьте меня!
Я обратился с последней мольбой к ее сердцу.
— Знаете ли вы, какова будет моя жизнь, если я буду жить без вас? — спросил я. — Мать моя умерла. На свете не осталось ни одного живого существа, любимого мной, кроме вас. А вы просите меня оставить вас! Куда мне деваться? Что мне делать? Вы говорите о жестокости! Разве не жестоко жертвовать счастьем моей жизни из-за пустой деликатности, из-за безрассудного опасения мнения света? Я люблю вас — вы любите меня. Все другие соображения не стоят ничего. Вернитесь со мной в Англию, вернитесь и будьте моей женой!
Она упала на колени и, взяв мою руку, молча поднесла ее к губам. Я старался приподнять ее. Это было бесполезно.., она твердо не хотела этого.
— Это значит: нет? — спросил я.
— Это значит, — сказала она слабым, прерывающимся голосом, — что я ценю вашу честь выше своего счастья. Если я выйду за вас, ваша карьера будет испорчена вашей женой и когда-нибудь вы скажете мне об этом. Я могу страдать, я могу умереть, но такой будущности не могу себе представить. Простите меня и забудьте обо мне. Я не могу сказать ничего больше!
Она выпустила мою руку и упала на пол. Полное отчаяние этого поступка сказало мне, гораздо красноречивее слов, сейчас сказанных ею, что ее намерение неизменно. Она добровольно рассталась со мной, ее собственный поступок разлучил нас навсегда.
Я не сделал движения, чтобы выйти из комнаты, я ни малейшим признаком не обнаружил своего горя. Мое сердце ожесточилось против женщины, так упорно отказывавшей мне. Я стоял и смотрел на нее без жалости, охваченный гневом, одно воспоминание о котором ужасает меня и теперь. Для меня было только одно извинение. Рассудок мой не мог перенести последнего разрушения надежды, привязывавшей меня к жизни. В ту ужасную ночь (чего не было в другое время), я сам думаю, что был помешан. Я первый прервал молчание.
— Встаньте, — сказал я холодно.
Она приподняла свое лицо от пола и посмотрела на меня, сомневаясь, то ли она слышала.
— Наденьте шляпку и плащ, — продолжал я — я должен просить вас отправиться со мной на судно.
Она медленно приподнялась. Глаза ее остановились на моем лице с тупым и изумленным выражением.
— Зачем мне идти с вами на судно? — спросила она. Девочка услышала ее. Девочка подбежала к нам, держа в одной руке свою шляпу, а в другой ключ от каюты.
— Я готова! — сказала она. — Я отворю дверь каюты.
Мать сделала ей знак вернуться в спальню. Она подошла к двери, которая вела на двор, и ждала там прислушиваясь. Я холодно повернулся к мистрис Ван-Брандт и ответил на вопрос, с которым она обратилась ко мне.
— Вы остались, — сказал я, — без всяких средств, чтобы уехать отсюда. Через два часа настанет прилив, и я тотчас отправлюсь в обратный путь. На этот раз мы расстанемся с тем, чтобы не встречаться никогда. Прежде чем уеду, я решил обеспечить вас материально. Деньги мои лежат в дорожном мешке в каюте. Вот по этой причине я и должен просить вас отправиться со мной на мое судно.
— Благодарю вас за доброту, — сказала она. — Мне совсем не так нужна помощь, как вы предполагаете.
— Бесполезно пытаться обмануть меня, — продолжал я. — Я говорил с главным партнером дома Ван-Брандт в Амстердаме и знаю в точности ваше положение. Ваша гордость должна смириться и принять из моих рук средства к существованию вашему и вашей дочери. Если бы я умер в Англии…
Ознакомительная версия.
