В разговор вступил картезианец и заявил:
– Душа – это чистый дух, восприявший в материнском чреве псе метафизические идеи, однако после выхода из него ей приходится опять начинать учение и заново постигать то, что она так хорошо знала, но чего никогда уже не узнает.
– Право, твоей душе не имело смысла быть такой ученой в материнском чреве, чтобы стать совершенно невежественной, когда у тебя появится борода, – отрезало восьмимильное существо. – А что такое, по-твоему, дух?
– Не спрашивайте меня о подобных вещах, – ответил мыслитель. – Я не имею об этом ни малейшего представления. Считается, что он не материален.
– Но ты хотя бы знаешь, что такое материя?
– Несомненно, – ответил человек. – Возьмем, например, этот камень: он серого цвета, обладает определенной формой, тремя измерениями, весом, делимостью…
– Хорошо, – заметил Микромегас. – Тебе этот предмет кажется серым, делимым, обладающим весом, но все же ответь, что он такое? Тебе открыты отдельные его признаки, но известна ли его сущность?
– Нет, – отвечал картезианец.
– Тогда ты не знаешь, что такое материя.
Затем господин Микромегас обратился к следующему мудрецу из находившихся на его большом пальце и задал вопрос, что такое душа и в чем проявляется ее деятельность. Философ, бывший последователем Мальбранша, ответил:
– Ни в чем. Все за меня творит бог; я все созерцаю в нем; все, что происходит со мной, происходит в нем; он источник всего, я же ни к чему не причастен.
– Это выходит вовсе не жить, – заметил философ с Сириуса и поинтересовался у стоящего рядом лейбницианца[31]: – А по-твоему, друг мой, что есть душа?
– Душа, – заявил тот, – это стрелка часов, показывающая время, меж тем как тело отбивает его, или, если угодно, она отбивает, а тело показывает; иначе говор/:, душа – это зеркало, в котором отражается мир, а тело – рама зеркала. По-моему, это совершенно очевидно.
Спрошенный следующим приверженец Локка так ответил на вопрос[32]:
– Мне неизвестно, каким образом я мыслю, но я знаю, что мысли у меня возникают лишь вследствие моих ощущений. У меня нет сомнений в том, что это разумные нематериальные сущности, но зато я весьма сомневаюсь, что богу не под силу наделить материю способностью мыслить. Я благоговею перед его извечным всемогуществом и считаю, что не подобает ставить ему пределы. Не берусь ничего утверждать – мне достаточно уверенности, что на свете существует многое такое, чего мы и представить себе не можем.
Обитатель Сириуса улыбнулся, сочтя, что этот ответ ничуть не глупее прочих, а карлик с Сатурна с радостью заключил бы последователя Локка в объятия, не препятствуй этому вопиющая несоразмерность их тел. Но на корабле, к несчастью, находилась еще одна инфузория в четырехугольной профессорской шапочке[33]; она ворвалась в разговор, не дав высказаться остальным мудрствующим козявкам. Профессор заявил, что все тайны бытия ему известны и изложены они в «Суммах» святого Фомы Аквинского [34]. Взирая сверху вниз на пришельцев с неба, он изрек, что все – они сами, их миры, их солнца, их звезды – сотворено только ради человека. Тут наши путешественники повалились друг на друга, изнемогая от того неодолимого, несказанного смеха, который, согласно Гомеру [35], является лишь уделом богов; их тела сотрясались в таких конвульсиях, что корабль слетел у Микромегаса с ногтя и упал в карман панталон. Добросердечные путешественники долго его искали, но в конце концов нашли и водворили на прежнее место. Господин Микромегас возобновил беседу с козявками и говорил с ними чрезвычайно благожелательно, хотя в глубине души был несколько уязвлен тем, что этим бесконечно малым существам присуща прямо-таки бесконечно большая гордыня. Он пообещал написать для них самым убористым почерком философский трактат, из которого они смогут узнать о мире все от начала до конца. И действительно, прежде чем отправиться в обратный путь, он вручил им том, который и был доставлен в Париж, в Академию наук, но когда секретарь Академии раскрыл его, оказалось, что все страницы сияют девственной белизной.
– Я так и предполагал, – промолвил он.
Microm?gas
Первое издание повести появилось не ранее марта 1752 г.; она была напечатана в Лондоне без указания года выпуска, но под именем Вольтера. Время работы писателя над повестью точно не известно. Если учесть, что действие «Микромегаса» отнесено к 1737 г. и что в одном из писем 1751 г. автор назвал готовящуюся к изданию повесть «старой шуткой», то можно предположить, что несохранившаяся повесть Вольтера «Путешествие барона де Гангана», рукопись которой писатель послал в июне 1739 г. Фридриху II, и была первым вариантом «Микромегаса».
Микромегас. – Имя героя повести образовано из греческих слов «микро» – малый и «мегас» – великий.
Вольтер имеет в виду Жильберту Перье (1620 – 1687), выпустившую в 1684 г. «Жизнеописание» своего брата, великого французского математика, физика и философа Блеза Паскаля (1623 – 1662).
Муфтий – богослов-правовед, представитель высшего духовенства в странах мусульманского Востока. Под муфтием Вольтер подразумевает главу церковной цензуры.
Здесь Вольтер высмеивает ходячее выражение в литературе и философии XVIII в., в частности, он намекает на сочинение историка и педагога Шарля Роллена (1661 – 1741) «О преподавании изящной словесности путем обращения к уму и сердцу» (1726 – 1728). Выражение «ума и сердца» использовалось и в названиях художественных произведений, например, известного в свое время романа Кребийона-сына (1707 – 1777) «Заблуждения сердца и ума» (1736 – 1738).
Дерем Уильям (1657 – 1735) – английский теолог; он «доказывал» существование бога ссылками на чудеса природы.
Туаз – старинная мера длины (около двух метров).
Люлли Жан-Батист (1633 – 1687) – французский композитор, создатель классицистического жанра «высокой» оперы.
Итальянский музыкант – Вольтер имеет в виду ожесточенные споры о путях развития музыкального театра, вспыхнувшие в начале 1752 г. в связи с приездом в Париж итальянской оперной труппы. Сторонниками итальянской оперы-буфф стали многие, передовые деятели эпохи – Руссо, Дидро, Даламбер и др.
Вольтер намекает на французского философа и писателя Бернаоа ле Бовье де Фонтенеля (1657 – 1757), постоянного секретаря Французской Академии.
Здесь Вольтер пародирует Фонтенеля, который писал в «Рассуждениях о множественности миров» (1686): «Природа – это грандиозное зрелище, напоминающее оперу… Красота дня – это как бы красавица блондинка, а красота ночи – красавица брюнетка».
Во времена Вольтера были известны лишь пять спутников Сатурна (Тефия, Диона, Рея, Титан, Япет).
Мысль, характерная для Вольтера, спорившего по этому вопросу с Лейбницем.
Вольтер имеет в виду выдающегося голландского ученого Христиана Гюйгенса (1629 – 1695), прежде всего его классическое исследование «Система Сатурна» (1659) – результат наблюдения планеты в телескоп со стократным увеличением. В этой книге Гюйгенс указал, что Сатурн окружен тонким кольцом, не прилегающим к нему и наклоненным к эклиптике.
Кастель Шарль-Ирене (1688 – 1757) – французский иезуит, выступавший во многих изданиях того времени, в частности в «Записках Треву», реакционном журнале, издававшемся иезуитами (с 1701 по 1775 г.), с многочисленными заметками научного характера. Его осведомленность была весьма поверхностной, и Вольтер считал Кастеля просто шарлатаном.
Новый стиль был введен в большинстве стран Европы в середине XVI в.; по новому стилю год начинался 1 января, а не в первый день Пасхи.
Вольтер имеет в виду экспедицию на север Норвегии, предпринятую в 1736 – 1737 гг. группой французских ученых. Среди членов экспедиции были геометр и натуралист Пьер-Луи Мопертюи (1698 – 1759), математик Алексис-Клод Клеро (1713 – 1765), математик Шарль-Этьен-Луи Камю (1699 – 1768) и астроном Пьер Лемонье (1676 – 1757). В личной библиотеке Вольтера имелось немало книг Мопертюи, Клеро и Лемонье, чья научная деятельность интересовала писателя.
Экспедиция Мопертюи привезла с собой двух молодых лапландок, о чем немало шутили в научных и светских кругах той поры.
Антони ван Левенгук (1632 – 1723), известный голландский биолог, в 1677 г. с помощью сильной лупы открыл сперматозоиды. Голландский ученый Николас Гартсекер (1656 – 1725) впервые наблюдал сперматозоиды в микроскоп.
