— Он не дал мне никакого совета...
— Как бы то ни было, вы встретились с ним, фрау доктор Шаад, через два дня после убийства, в понедельник; не было ли у вас впечатления, что господин Шаад ожидает ареста?
— Нет.
— Он нервничал?
— Я показала ему повестку налогового управления, и он сделал вид, будто его это вообще не интересует...
— Что же он сказал?
— Он был какой-то странный, да, пожалуй, — странный.
— Не такой, как обычно?
— Он не постоянный мой советчик по налоговым делам...
— Вы вместе пообедали?
— Он вообще ничего не ел.
— Он не постоянный ваш советчик по налоговым делам, но о чем же тогда говорил доктор Шаад в этом вегетарианском ресторане?
Свидетельница задумывается.
— Он говорил о Розалинде Ц.?
— Да.
— Вы уже знали об убийстве?
— Нет.
— Вы узнали об этом от доктора Шаада?
— Да.
— Что же доктор Шаад вам сказал?
— У него на глазах были слезы.
Я переменю сауну. Я могу ходить только туда, где никто меня не знает, где банщик не здоровается со мной как с завсегдатаем, где никто не следит, как я потею, уперев локти в колени и закрыв глаза.
Вы тоже фрау Шаад?
— Да.
— Ваше имя Гизела?
— Гизель.
— Ваша девичья фамилия Штамм?
— Совершенно верно.
— Вы тоже состояли в браке с обвиняемым, а теперь в разводе с ним, фрау доктор Шаад, следовательно, личность обвиняемого вам знакома...
Свидетельница кивает.
— Сколько времени вы состояли в браке?
Свидетельница задумывается.
— Примерно?
— Да мы и до того жили вместе, когда Шаад был еще не разведен, а потом мы поженились, но перестали жить вместе, так вот бывает, я не знаю, что тут сказать, он ведь не считает, что Это был брак.
— Тем не менее вы носите его имя.
— Совершенно верно.
— Ваша профессия?
— Я была ассистенткой врача...
Страшнее любых показаний, которые могут дать мои супруги, — воспоминания, но их суд присяжных не слышит: серый кролик (Пиноккио) с перерезанным бритвой горлом и маленький Феликс, плакавший целые дни напролет после гибели кролика, мама купила ему другого, но он не мог его любить так, как того серого.
— Верно ли, господин Шаад, то, что сказала свидетельница?
— Наши воспоминания расходятся.
— Свидетельница утверждает: вы неоднократно грозили, что просто оставите ее багаж на перроне и уедете один, если она еще раз опоздает на поезд, и это — в первый же год вашего брака.
— Я этого не помню...
— А однажды вы, господин доктор Шаад, по словам свидетельницы, так и поступили, было это через три года: свидетельница пошла купить в киоске сигареты и кого-то по дороге встретила или засмотрелась на витрину, а когда вернулась, ее вещи стояли на перроне, а вы, ее супруг, помахали ей рукой из отъезжающего поезда.
— Это было в Берне.
— Вы, значит, помните.
— Да.
— Правду ли говорят, господин доктор Шаад, что, если ваши мужские желания тотчас не удовлетворялись, вы очень легко теряли самообладание?
Если обвиняемый смеется, это производит неблагоприятное впечатление. Свидетельница еще больше теряется, и прокурору это облегчает дело:
— Верно ли, фрау доктор, что вы порой ночевали у подруги, хотя обвиняемый, как вы свидетельствуете, вас никогда не душил и не угрожал физической расправой?
— Я не понимаю вопроса...
— Сознайтесь, фрау доктор, разве не потому вы время от времени ночевали у подруги, что испытывали страх перед этим человеком?
Защитник отклоняет вопрос:
— Относительно этих ночевок у подруги я хочу задать вопрос обвиняемому: вы, значит, знали, господин Шаад, где ваша тогдашняя супруга время от времени ночевала, когда опасалась вас?
— Да.
— Откуда вы это знали?
— С ее слов.
— А вы спрашивали когда-нибудь эту подругу, действительно ли ваша перепуганная жена время от времени ночует у нее?
Да, однажды я позвонил...
— Потому что вы сомневались в этом?
— Потому что я боялся за нее.
— И ваша перепуганная жена была там?
— Да.
— Вы говорили с ней? ,
— Нет.
— Как так —- нет?
— Ее подруга сказала, что моя жена уже спит, и действительно было очень поздно, около трех часов ночи, я извинился.
— Вы успокоились?
— Я был пьян.
— И ваша жена узнала об этом...
— Да, к сожалению, я, вероятно, наговорил много глупостей, наутро моя жена узнала об этом.
— И больше вы никогда не звонили?
— Нет.
— В другой раз, когда ваша жена, не чувствуя себя в безопасности дома, ушла ночевать к вышеупомянутой подруге, вы встретили на концерте в фойе вышеупомянутую подругу. Верно это?
— Верно.
— Что же вы подумали?
— Она была очень смущена.
— Что вам сказала эта подруга?
— Мы только кивнули друг другу.
Хорошо, хотя и на короткое время, помогает эргометр — как врач я часто его рекомендую. Большинство пациентов считают это занятие скучным. Десять минут стресса, сидишь, уставившись на процедурные часы. Затем частота пульса нормализуется и становится легче.
— Вы тоже фрау Шаад?
— Да.
— Ваше имя Коринна.
— Верно.
— Ваша девичья фамилия?
— Фогель.
— Вы тоже в разводе...
Если присяжные видят, что свидетельница нагоняет на обвиняемого скуку, это тоже производит неблагоприятное впечатление: за скукой может скрываться жестокость.
— Вы тоже, фрау Шаад, не помните, чтобы муж угрожал вам физической расправой, зато вы страдали, когда он ходил взад-вперед по комнате и читал вам, как вы это называете, лекции, иной раз даже после полуночи...
— Да.
— Такое часто случалось?
— Два или три раза в месяц.
— Можете вы нам сказать, что за лекции вам читал обвиняемый, шагая взад-вперед по комнате?
Свидетельница задумывается.
— Он ругал вас?
— Это не в его характере.
— Что же вам здесь казалось жестоким?
— Я хотела спать...
— Вы, значит, не помните, что за лекции часами читал вам господин доктор Шаад, не давая спать?
— Философию...
— Какую?
— Он хотел меня переубедить...
— И ему это не удавалось?
— Однажды, когда я перестала слушать, Феликс швырнул чашку об стену, такое бывало.
— Потому что вы перестали слушать?
— Чашка была дорогая.
Дом на Линденштрассе, где свидетельницу мучили не физически, но морально, снесли, а жаль: дом был в стиле модерн. По-видимому, это произошло уже давно: мусор за оградой покрылся травой, «Вход посторонним строжайше запрещен», даже сквозь изгородь пробивается трава; только на брандмауэре соседнего дома видно, где были прежде этажи, лестница, голубые туалеты один над другим; там, где мы раньше жили, теперь порхают воробьи.
— Верно ли, господин Шаад, то, что рассказывает свидетельница?
Одинаковой памяти не бывает.
Бильярд — вот что помогает.
Если на зеленом прямоугольнике под лампой не возникает особенно сложной позиции, я наловчился, играя, выслушивать показания моих супруг.
— Вы тоже фрау Шаад?
— Это верно.
— Ваше имя?
— Андреа.
— Ваша девичья фамилия?
— Падрутт.
— Ваша профессия — домашняя хозяйка?
— Это неверно.
— Но здесь написано: домашняя хозяйка.
— Сейчас я работаю в художественной галерее.
— Как называется ваша профессия?
— Я училась в институте...
— Как свидетельница, фрау доктор, вы обязаны говорить правду, и ничего кроме правды, вам известно, что ложные показания караются тюремным заключением, в тяжких случаях сроком до пяти лет?
— Я читала романы...
— Сперва вас допросит господин прокурор.
По-прежнему от меня требует больших усилий удар из-за спины или как это там называется; он мне редко удается.
— Вы поняли вопрос, фрау доктор Шаад?
— Нет.
— Угрожал ли вам обвиняемый физической расправой, когда вы были его женой? Например: если вы ссорились, бил ли он вас кулаками или хватал за горло, и вы боялись, что он вас задушит?
Надо наконец отработать удар из-за спины: ударять в низ шара так, чтобы он, столкнувшись с другим шаром, притормозил и в силу инерции вращения покатился назад. Удар должен быть сильным и точным, надо стараться не задеть кием сукно. Первый удар мимо. Второй удар мимо, третий попал в цель, но привел в такое безнадежное положение мои шары, что на четвертом ударе я опять промазал; затем пошла серия удач, я перестаю считать попадания, удачные удары следуют один за другим, я хватаю голубой мелок и мелю кий.
— Вы можете привести пример, фрау доктор? Вы говорите, что Феликс Шаад нежная натура, но с наклонностями собственника...
— Потому-то дело и дошло до развода...
— Вы можете привести пример?
Свидетельница задумывается.
— Фрау Шаад, может быть, вам поможет, если я напомню, что в то время у вас была связь с мужчиной, к сожалению, женатым.
