хотя бы одним шаи. [41] Я отказался от мысли взять в долг, и дело дошло до того, что я уже не знал, что буду есть на ужин. А хуже всего было то, что уже шесть месяцев я не платил за квартиру. Хозяин дома, араб, которому надоело выслушивать мои «не сегодня — завтра», подал жалобу в суд, и оттуда пришла бумага с предписанием, чтобы я, уплатив двенадцать лир, освободил квартиру. После бесконечных просьб и молений я получил отсрочку на десять дней. Боже мой, что было делать?! И вот как будто мне сердце подсказало, что помощь я найду у Ибрахим-бека. Чтобы привести в исполнение свой план, я написал копию со старого письма, которое мне некогда прислал один родственник из Тегерана. Затем я пошел к хаджи Мирза Рафии, исфаханскому купцу, взял у него старый конверт, на котором была почтовая иранская марка, вложил в него мое письмо и отправился туда, где, по моим сведениям, каждый день проходил Ибрахим-бек. Я сел и стал ждать его появления. Когда он показался, я, сделав вид, что не замечаю его, вынул из-за пазухи письмо и углубился в чтение. Он приблизился, я поднял голову и поздоровался. Он громко отозвался: «Здравствуйте, ага хаджи Карим, откуда изволите идти?». Я сказал: «Иду с почты, вот получил письмо из Тегерана». — «Из Тегерана?!». — «Да». — «Это чудесно, какие же новости?» — живо спросил он. — «Я еще не дочитал, но вижу вот имена шаха и разное другое», — ответил я ему. В чрезвычайном волнении Ибрахим-бек пригласил меня в кафе выпить чашку чая и почитать письмо. — «Хотя у меня и очень много дел, но раз вы так интересуетесь вестями из Тегерана — какой может быть разговор, пойдемте!» — согласился я. Мы вошли в кофейню, заказали себе кофе и кальян, и я начал читать ему письмо. Вот содержание письма:
«Уважаемый брат! Я удостоился прочесть ваше почтенное письмо, и я очень благодарен, дорогой брат, за ваши приветствия. Вы посылали двадцать пять лир через одного купца из города Оску [42] агу хаджи Абдурразака. Упомянутую сумму я получил и, согласно вашему распоряжению, послал в Исфахан на имя Мешеди Мухаммада Ризы, который передал десять лир вашим домашним, а остальные ссудил в долг аге Хасану. Он, конечно, об этом вам напишет. Других дел, заслуживающих внимания, как будто и не было, да вот какое случилось важное событие несколько дней тому назад. Вроде бы и не было причин для того, чтобы высокое правительство Ирана объявило войну правительству Англии, однако это произошло. Вот уже несколько дней, как распространились тревожные слухи, которые сразу же лишили нас всех покоя. Как выяснилось, причиной послужил такой факт: английский посланник в одной дипломатической беседе, содержание которой, разумеется, нам неизвестно, ответил садразаму [43] без должной вежливости. Садр-азам доложил об этом его августейшему величеству. От его величества тотчас же поступил строгий приказ министру иностранных дел телеграфировать в Лондон, чтобы оттуда прислали приказ послу принести извинения. В противном случае через две недели иранские войска, двинувшись в сторону Герата, займут всю Индию. В тот же день его высочеству Зилли-Султану по телеграфу поступил приказ, чтобы четвертый полк, снарядившись в две недели всем необходимым, выступил в сторону Аби-Шахра (Бушира). [44] Помимо этого, 24-го числа месяца Раби ал-Аввал [45] в столице должно самым внушительным образом расположиться войско. Личному войску шаха и прочим войскам — пехоте, коннице и артиллерии, в количестве пятидесяти тысяч человек, предписано провести маневры и достигнуть в военном искусстве такой ловкости и сноровки, чтобы это было на удивление как своим, так и иноземцам. “Кибла мира” [46] лично отдал сии монаршьи повеления. Короче говоря, поднялась суматоха. Наиб ас-Салтане, военный министр, словно какой-то заурядный полковник, носился то туда, то сюда. От грязи и пыли, осевших на его лице, никто его не узнавал. От порохового дыма потемнел воздух, через него не пробивались солнечные лучи. Как раз в тот день пришла телеграмма из Лондона. Не знаю, что именно в ней было, но стало известно, что немецкий посол принял на себя обязанности посредника. От самого его величества немецкого императора поступила специальная телеграмма светлейшему шаху: “Пользуясь нашей совершенной дружбой, я хотел бы просить вас, ваше величество, преумножить ваше высокое благоволение во имя сохранения и упрочения мира и общенародного спокойствия, ибо перед вашим чистым разумом не скрыто, что в наши дни, ежели в одной части мира раздастся гул пушек, — он может охватить мировой войной всю землю, так как политика тесно связывает все государства между собой. Война породит неразбериху, которая нарушит торговлю между странами, являющуюся источником жизни рабов божиих. Ради искренней дружбы, кою я питаю к вам, ваше величество, я не хотел бы, чтобы причиной мировой войны стал Иран, и надеюсь, что вы простите опрометчивый поступок посланника”. После этого стало известно, что войны не будет. Договорились на том, что английский посланник с целью извинения явится в дом его сиятельства садр-азама и, высказав ему лично свои сожаления, публично удовлетворит его обиду. Говорят, что через месяц упомянутый посланник был смещен с должности и отозван из Тегерана. Иранское правительство никогда больше не согласится принять его, и на его место приедет другой».
Теперь вернемся к Ибрахим-беку и его переживаниям. От радости у него перехватило горло, он тихо прошептал:
— Да стану я жертвой за шаха! Садр-азам тоже великий и ревностный человек — да хранит их обоих господь!
Несчастный так возликовал от этих вестей, что и описать невозможно. Хаджи Карим Исфахани, между тем, дочитав письмо, поднялся и сказал:
— Простите, у меня дела. Разрешите мне уйти. Ибрахим-бек от полноты сердца воскликнул:
— Куда же вы, Карим-ага, ведь время обеда! Пойдемте, что-нибудь перекусим, мы ведь оба проголодались.
— Нет, благодарю вас, — стал отнекиваться хаджи Карим, — мне надо идти — много дел. Даст бог, увидимся в другой раз. До свидания!
С этими словами он удалился.
Ибрахим-бек, заплатив за кофе и кальян, вышел на улицу. От радости он не знал, что предпринять, куда пойти. Без всякой цели он подозвал извозчика, сел в коляску и, не указывая направления, приказал: «Езжай!». Извозчик гнал так быстро, что вскоре они очутились на окраине города. Тогда извозчик осведомился:
— Господин, куда прикажете ехать?
— Поезжай, поезжай, — ответил Ибрахим-бек.
После продолжительной прогулки, уже на закате солнца, без завтрака и обеда Ибрахим-бек вернулся домой в
