— Никак нет.
— Ну, а все-таки сочувствуешь ведь? — осведомился государь император и при этом улыбнулся так, что у Хвостикова по спине прошел мороз градусов на 5.
— Отвечай, не заикаясь, к-каналъя, — посоветовал сзади голос.
— Я немножко, — ответил Хвостиков, — самую малость…
— Ага, малость. А скажи, пожалуйста, дорогой Хвостиков, чей это портрет у тебя на грудях?
— Это… Это до некоторой степени т. Каменев, — ответил Хвостиков и прикрыл Каменева ладошкой.
— Тэк-с, — сказал государь император, — очень приятно. Но вот что: багажные веревки у вас есть?
— Как же, — ответил Хвостиков, чувствуя холод в желудке.
— Так вот: взять этого сукиного сына и повесить его на багажной веревке на тормозе, — распорядился государь император.
— За что же, товарищ император? — спросил Хвостиков, и в голове у него все перевернулось кверху ногами.
— А вот за это самое, — бодро ответил государь император, — за профсоюз, за «вставай, проклятьем заклейменный», за кассу взаимопомощи, за «весь мир насилья мы разроем», за портрет, за «до основанья, а затем»… и за тому подобное прочее. Взять его!
— У меня жена и малые детки, ваше товарищество, — ответил Хвостиков.
— Об детках и о жене не беспокойся, — успокоил его государь император, — и жену повесим, и деток. Чувствует мое сердце, и по твоей физиономии я вижу, что детки у тебя — пионеры. Ведь пионеры?
— Пи… — ответил Хвостиков, как телефонная трубка.
— Затем десять рук схватили Хвостикова.
— Спасите! — закричал Хвостиков, как зарезанный.
И проснулся.
В холодном поту.
«Гудок», 27 февраля 1925 г.
Есть такой аппарат системы Бодо. Чрезвычайно удобная штука для телеграфирования. Вы, к примеру, сидите в Киеве, а ваша подруга у аппарата в Москве. И обеим на дежурстве до того скучно, что глаза пупом лезут. И аппарату тоже не черта делать. И вот вы пальчиками начинаете колдовать по клавишам, и получается очень интересный разговор.
КИЕВ (начинает). Трык, трык… Это ты, Лиза?.. Здравствуй, милашка…
МОСКВА (приятно удивлена). Неужели ты, Оля!.. Ну, рассказывай, какие новости.
КИЕВ (гордо). А у меня есть… а у меня есть…
МОСКВА (заинтересованно). Что есть?
КИЕВ. Милый муженек — Колечка!
МОСКВА. Правда?
КИЕВ. Ей-бо… но и кроме Колечки все мною увлекаются… А я, как всегда, кружу всем головы… Летом еду в Крым на курорт (гордо). Все за мною, как за дичью, гоняются…
МОСКВА (крыть нечем). А я после болезни располнела. И вообще играю на сцене. Бросила ныть и мямлить.
КИЕВ (дразнит). Мой Колечка цаца… Но я нарочно холодна с ним (интимно), трак-трак… Чтобы он жарче ласкал… Вообще здесь лучше, не то что на прежней должности. (Пауза.) Они меня любят… Ну, а как ты, девочка, золото… По-прежнему такая же чистенькая, скромница и внутренними чувствами, и внешними? (Аппарат вздыхает.) Эх, детка, муж мой, Колечка, моложе меня, к тому же хохол… А вот есть, трык-трак… Васенька из Ленинграда, до чего он мне нравится!
МОСКВА (шпильку по аппарату). Ты же (аппарат шипит) увлекалась недавно Петенькой?.. Хи-хи… Не правда ли? (Ш-шсс, как змея.)
КИЕВ (равнодушно). Ну, ведь это же была фантастическая любовь. Меня оболгали всякие гады… Муж как раз уехал, а там мерзавцы сплетники наплели, что будто бы я с ним сыграла плохую штучку… (Пауза.) Ну, он и умер.
МОСКВА (после молчания). Какие еще новости?
КИЕВ. Катя в партию записалась!!!
МОСКВА. Ну?!
КИЕВ. Шурочка проездом из Одессы была у меня. Летом я думала к ней катнуть, но потом решила, лучше в Крым, на курорт… Да, Коханюк-то, помнишь, который за тобой ухаживал, женился. Ты слышишь?.. Женился… Хи-хи… Женился!
МОСКВА (вздрагивает по аппарату). Трр…
КИЕВ. Ну, всего лучшего, детка, хочу спатьки и тебе советую.
МОСКВА. А скажи, пожалуйста, у вас сокращения не предвидится? Не уволят тебя?
КИЕВ (весело). О, нет, я теперь очень прочная… Спокойной ночи. Трык…
Примечание: Материал для фельетона взят с контрольных лент, копии которых присланы рабкором. По этим лентам две бодистки передали 1230 слов галиматьи, частично дословно записанной в фельетоне.
«Гудок», 6 марта 1925 г.
В нашем Саратовском доме труда и просвещения (клуб железнодорожников) происходят безобразия при постановке кино. С наступлением темноты хулиганы на балконе выражаются разными словами, плюют на головы в партер. Картины рваные, а кроме того, механик почему-то иногда пускает их кверху ногами.
Рабкор
Яков Иванович Стригун со своей супругой променяли два кровных пятака на право посмотреть чудную картину «Тайна склепа» — американскую трюковую, с участием любимицы публики.
— Садись, Манечка, — бормотал Стригун, пробираясь с супругой в 20-й ряд.
Манечка села, и в зале свет погас. Затем с балкона кто-то плюнул, целясь Манечке на шляпку, но промахнулся и попал на колени.
— Не сметь плевать! Хулиганы, — вскричал Стригун, как петух.
— Молчи, выжига, — ответила ему басом тьма с балкона.
— Я жаловаться буду! — крикнул Стригун, размахивая кулаками в темноте и неясно соображая, кому и на кого он будет жаловаться.
— Если не замолчишь, плюну тебе, мне твоя лысина отчетливо видна, отсвечивает, — пригрозила тьма.
Стригун накрылся шапкой и прекратил войну.
На экране что-то мигнуло, раскололось надвое, пошел темными полосами дождь, а затем выскочили огненные и неизвестно на каком языке слова. Они мгновенно скрылись, а вместо них появился человек в цилиндре и быстро побежал, как муха по потолку, вверх ногами. Крышей вниз появился дом, и откуда-то из потолка выросла пальма. Затем приехал вверх колесами автомобиль, с него, как мешок с овсом, свалился головою вниз толстяк и обнял даму.
Дружный топот потряс зал.
— Механик, перевернись! — кричала тьма.
Яркий свет залил зал, потом стемнело, и на экран вышел задом верблюд, с него задом слез человек и задом же помчался куда-то вдаль. В зале засвистали.
— Задом пустил механик картину! — кричали на балконе.
На экране вдруг лопнуло, как шарообразная молния, и затем под тихий вальс на экране выросла вошь величиной с теленка.
— Вот мерзость, — сказала в ужасе Манечка, — к чему она в склепе, не пойму?
К первой вши прибавилось 7 новых, и они с унылыми мордами, шевеля лапками, понесли гроб. Рояль играл мазурку Венявского. В гробу лежал человек, как две капли воды похожий на Стригуна. Манечка охнула и перекрестилась, Стригун побледнел.
Выскочила огненная надпись:
«Вот что ждет тебя, железнодорожник, если ты не будешь ходить в баню и стричься!»
— И бриться! — завыл балкон, — скинь вшу с экрана! Вшей вчера видали, даешь «Тайну склепа»!
Музыка заиграла полечку. Выскочили слова «Чаплин женился!». И опять исчезли. Вместо них показались на потолке ноги в белых гетрах. Потом все исчезло с экрана. Несколько мгновений сеялись какие-то темные пятна, затем и они пропали. Вышла маленького роста личность в куцем пиджаке и объявила:
— Сеанс отменяется, так как у механика перегорели угли.
Зал приветствовал его соловьиным свистом, и публика, давя друг друга, кинулась к кассе.
Возле нее еще долго бушевала толпа, получая обратно свои пятаки.
Михаил Б.
«Гудок», 10 марта 1925 г.
Ряд изумительных проектов
ПОДАРОК ЛУКИЧА
Иногда людям нечего бывает делать, хотя бы даже и на транспорте. И вот Лукич сочинил в редакцию «Гудка» письмо:
«Хочется многое вам привезти в подарок ко дню 12-го марта, дню самодержавия…»
Такое громкое начало крайне всех заинтересовало. «Придумал Лукич подарочек», — подумали все. Что же он придумал? Оказывается, подарить ему нечего, поэтому подарил свой собственный проект.
«Для того, чтобы все знать без волокиты и справок о пишущем товарище, необходимо, по-моему, в дальнейшем установить цвет чернил для подписи, дабы знать, кто откуда, чей такой, и присвоить:
партийному — красный цвет,
кандидату — зеленый цвет,
беспартийному — фиолетовый,
а лишенному избирательных прав — черный цвет».
Вот спасибо вам за подарок! Продолжаем этот список:
уголовным — химический карандаш,
женатым — карандаш обыкновенный,
лысым — цветной карандаш.
Но кроме шуток, фиолетовыми чернилами отвечаю вам, Лукич:
— Совершенно невыносимую чепуху вы придумали.
