А в мыслях у Ферриса мелькнуло, что стыдновато все-таки выходить к людям в этаком галстуке. Но мысли — не слова. Вслух Феррис почтительно осведомился:
— Коктейль, сэр? А Сигсби ответил:
— Тащите скорее!
Наступила пауза Уоддингтон, все еще не умиротворенный, смотрел все так же пасмурно. Феррис, вновь обретя гранитную невозмутимость, отдался привычным мыслям о шропширской деревушке, где он служил дворецким первые, счастливые годы.
— Феррис? — наконец окликнул его Уоддингтон.
— Сэр?
— Бывали вы на Западе?
— Нет, сэр.
— А хотелось бы вам туда?
— Нет, сэр.
— Это почему же? — обиделся Уоддингтон.
— Мне кажется, сэр, в Западных штатах Америки ощущается недостаток комфорта и бытовое обслуживание оставляет желать лучшего.
— А ну, дорогу! — взревел Уоддингтон, устремляясь к парадной двери.
Все душило его здесь. Ему требовался воздух. Он жаждал, пусть хоть несколько коротких мгновений, побыть наедине с молчаливыми звездами.
Было бы бесполезно отрицать, что Сигсби X. Уоддингтон находился в опасном настроении. История наций свидетельствует, что самые бурные восстания происходят у тех народов, которых угнетали наиболее жестоко; верно это и в отношении отдельных личностей. В короткие моменты случайной ярости нет человека страшнее, чем муж-подкаблучник. Даже миссис Уоддингтон признавала, что, как бы ни был всевластен ее контроль над ним, в минуты приступов он становился свирепым, словно слон-отшельник. Она старалась не попадаться ему на глаза, пока не спадет возбуждение, а уж потом сурово наказывала.
Мрачный стоял Сигсби у дома, упиваясь бензиново-пыльной смесью, сходившей в Нью-Йорке за воздух, и глядя на то жалкое подобие звезд, какое мог предоставить ему Восток. Глаза его метали молнии, и он вполне был готов к убийствам, хитростям и злодействам. Молли ошибалась, в доме были книги о ковбоях. У Сигсби Уоддингтона имелся личный запасец, запертый в секретном ящике, и с раннего утра он не выпускал из рук «Всадников полынного штата», а днем, вдобавок, ухитрился улизнуть в кинотеатр на Шестой авеню, где показывали фильм «Эта крошка с ранчо» с Хендерсоном Гувером и Сарой Свелт. Сигсби, стоявший на тротуаре в своем лучшем костюме, походил на лакея из пьесы, но в сердце своем ему представлялось, что на нем — кожаные ковбойские штаны и ковбойская шляпа «стетсон», а люди зовут его «Двуствольный Том».
Когда к тротуару подкатил «роллс-ройс», мистер Уоддингтон отступил шага на два. Из машины вылез толстяк и помог выбраться даме, которая была еще толще. Уоддингтон узнал их — мистер и миссис Брустер Бодторн. Новый гость был первым вице-президентом «Объединенных Зубных Щеток» и купался в деньгах.
— Бр-р! — прорычал хозяин, и отвращение пробрало его до костей.
Пара исчезла в доме, и вскоре подкатил еще один «роллс-ройс», а за ним «испано-сюиза». Вышел «Объединенный Поп-корн» с женой, а потом «Говядина» с дочкой, стоимостью в восемьдесят, а то и сто миллионов.
— Доколе? — простонал Уоддингтон. — Доколе?
И тут, когда дверь его дома закрылась, он заметил буквально в нескольких шагах от себя молодого человека, который вел себя очень странно.
4
Причиной странного поведения было то, что застенчивый Джордж не умел подчинять поступки свету чистого разума. Обычный толстокожий молодец с нахальной физиономией и непробиваемой наглостью армейского мула, решись он зайти к девушке и справиться о здоровье ее песика, двинулся бы напролом — поддернул манжеты, поправил галстук и, поднявшись прямо на крыльцо, ткнул кнопку звонка. Джордж действовал не так прямолинейно.
У него были иные методы. Да, иные. Он был изящен и по-своему красив, но совсем, совсем иной. Для начала Джордж постоял минут десять на одной ноге, пожирая глазами дом. Потом, словно дружеская рука всадила штык дюйма на три ему в ногу, метнулся ошалелым рывком вперед. Совладав с собой у самого крыльца, он попятился шага на два и вновь застыл неподвижно. Через несколько секунд штык вонзился снова, и Джордж бойко взбежал по ступенькам, но тут же мигом слетел на тротуар. Когда хозяин дома решил заговорить с ним, он расхаживал мелкими кругами, приборматы-вая что-то себе под нос.
Сигсби Уоддингтон был не в том настроении, чтобы любоваться подобным зрелищем. Такие действия, горько думал он, совершают только на прогнившем Востоке. Там, на Западе, мужчины — это мужчины, они не вытанцовывают на крыльце. Возьмем Вентерса из «Всадников полынного штата». Вот, пожалуйста: «Он стоял, высокий и прямой, расправив широкие плечи, мускулы на руках играли, а в глазах полыхало синее пламя вызова». Как же отличается от него этот слабоумный юнец, вполне довольный тем, что растрачивает весну своей жизни на идиотские игры!
— Эй! — резко крикнул он, застигнув Джорджа врасплох — тот как раз выполнял стойку на одной ноге. Джордж потерял равновесие и наверняка свалился бы, не вцепись он, очень находчиво, Уоддингтону в левое ухо.
— Извините, — пробормотал он отцепляясь.
— Что толку в извинениях? — проворчал пострадавший, нежно ощупывая ухо. — Какого дьявола вы тут вытворяете?
— Я в гости…
— Что-что?
— Я пришел сюда с визитом… Ну, в этот дом…
— Какой еще дом?
— Вот этот. Номер 16. К Сигсби X. Уоддингтону. Уоддингтон взглянул на него с нескрываемой враждебностью.
— Вон как? Тогда, может, вам интересно, что я и есть Сигсби X. Уоддингтон и знать вас не знаю. Да!
Джордж судорожно глотнул.
— Вы — Сигсби X. Уоддингтон? — благоговейно переспросил он.
— Он самый.
Джордж уставился на отца Молли, точно на прекраснейшее произведение искусства — скажем, на несравненное полотно, за которое дерутся любители живописи и которое в конце концов достается доктору Розенбаху за триста тысяч долларов. Но и это дает читателю лишь приблизительное представление о том, что способна творить любовь; ведь, если взглянуть на Сигсби X. Уоддингтона спокойно и беспристрастно, мы обнаружим, что смотреть-то не на что.
— Мистер Уоддингтон, — проговорил Джордж, — я горд! Я счастлив!
— Вы — что?
— Горд и счастлив.
— Почему это? — неприветливо буркнул Сигсби.
— Мистер Уоддингтон, а знаете, я родился в Айдахо.
Немало написано о том, как усмиряет океанские волны вылитое на них масло, и документально зафиксировано, что святой Грааль, скользящий вдоль радуги, успокаивал яростные страсти молодых рыцарей; но еще ни разу, с самого начала писаной истории, не было столь внезапной перемены от враждебности к лучащейся благожелательности. Когда приведенные выше слова, точно волшебное заклинание, достигли ушей Сигсби, он мгновенно забыл, что его уху здорово досталось от цепких пальцев незнакомца. Ярость испарилась, словно роса под лучами солнца. Он рассиялся улыбками и с отеческой нежностью уцепил Джорджа за рукав.
— Вы правда с Запада? — вскричал он.
— Да.
— Из райской страны? С великого, чудесного Запада, с вольных просторов, где мужчины дышат воздухом свободы?
Джордж не совсем в таких тонах описал бы Ист Гилиэд, этот унылый городишко, где не хватало воды, а киоск с содовой был самым паршивым в Айдахо, но тем не менее согласно покивал.
— Запад! — Уоддингтон смахнул слезу. — Да ведь он мне, как мама родная! Какие просторы!.. Какие вершины!.. Цветы… холмы…
Джордж подтвердил, что все это есть.
— Таинственный сумрак равнин, дрожащее золотое марево…
— Ах! — вздохнул Джордж.
— Тускло освещенные верхушки елей!.. Осины, клонящиеся под ветром, точно волны в бурю!..
— И не говорите!.. — вставил Джордж.
— Буйный шум дубовых лесов, проблески огня!..
— О! А! Э!
— Вот именно! Нам нельзя так сразу расстаться. Нам есть о чем потолковать. Заходите! Приглашаю вас на обед.
— Сейчас?
— Прямо в эту самую минуту. К нам пожаловали с десяток тухлых миллионеров, но фиг с ними! Плюнь и разотри! А после обеда улизнем ко мне в кабинет и уж там поболтаем!
— Миссис Уоддингтон, наверное, станет возражать против неожиданного гостя?
Уоддингтон напыжился и похлопал себя по груди размашистым жестом.
— Еще чего! Как тебя зовут? Финч? Слушай, Финч, неужели я похож на человека, которым командует жена?
Именно на такого человека он походил, но сейчас не тот был момент, чтобы высказывать это мнение.
— Очень любезно с вашей стороны…
— Любезно? Хо-хо! А если б я мчался верхом по этим бескрайним прериям и меня настигла гроза рядом с твоим ранчо, разве ты стал бы суетиться?! Любезно — нелюбезно! Сказал бы попросту: «Давай, заходи, приятель! Мой дом — твой дом!» И все.
Уоддингтон достал ключ.
— Феррис, — распорядился он в холле, — прикажите этим растяпам на кухне, чтобы поставили еще один прибор. Мой приятель с Запада заскочил ко мне перекусить.
