Триумф зла - Стенбок Эрик

Тут она взглянула на него снова, и он сказал, покраснев:

— Это довольно-таки любезно с вашей стороны, сударыня, разузнать о моих заботах. Но вряд ли я смогу отложить столько денег, ведь у меня всего-то сто фунтов.

— Послушайте! — сказала она почти торжественно, — я богата. У меня куча денег. Я дам вам тысячу фунтов и взамен хочу лишь, чтобы вы оказали мне небольшую услугу.

— Да ну? — подозрительно сказал тюремщик и потом спросил заикаясь: — Я, конечно, не сомневаюсь, что вы можете мне дать тысячу фунтов, но что вы от меня хотите? Порядки здесь жесткие. Я не боюсь, что меня уволят. Но я могу оказаться по ту сторону решетки.

— О нет, — возразила она мягко. — Я прошу малого. Очень простой вещи. Мой брат (она сделала ударение на этом слове, поскольку поняла, что тюремщик уже догадался обо всем) будет ужасно нервничать накануне суда в понедельник, и я хочу, чтобы вы разрешили мне провести с ним ночь — я имею в виду ночь накануне суда. Смотрите, — продолжала она после небольшой паузы, — я могла бы прийти поздно и выскользнуть прочь рано утром так, что никто и не заметит. Не могли бы вы устроить это? — спросила она, сопроводив свои слова еще одним призывным взглядом. — Я принесу тысячу фунтов с собой, и вы на месте сможете удостовериться, что банкноты подлинные.

— Да, — согласился тюремщик, минутку поразмыслив, — думаю, это можно устроить.

И они продолжили разговор, уговорившись о времени и способе проникновения в тюрьму.

Той ночью заключенный словно решил оправдать свое собственное признание в невменяемости. Он метался по камере, словно дикий зверь в клетке, бормоча:

— Нет, конечно, она не придет, нет, она не сможет это достать. Но тогда она бы пришла, чтобы об этом сказать, — сейчас что-либо сделать уже невозможно. И все же просто увидеть ее было бы достаточно, более чем достаточно. — И он воскликнул, топая ногами: — Да нет же, она не придет. — И тут же приходя в себя: — Определенно есть все причины для этого. — Он рассмеялся ужасным смехом и еще безумнее закружил по камере: — О, и все же… — он бросился на плоскую койку и разразился истерическими слезами.

Его привел в рассудок поцелуй, и нежный голос произнес:

— Вивиан!

Вскинулся:

— Ты все-таки пришла! Это с тобой? Но все равно… поскольку ты уже здесь!

— Да, — сказала она медленно и спокойно, — у меня это с собой.

— Но ты пришла так поздно! — воскликнул он, снова впадая в истерику. — Тебе нельзя будет остаться. Нельзя ли тебе пробыть здесь хоть четверть часа? Да, только четверть часа!

Затем с истерическим смехом, напуская на себя спокойствие, он произнес:

— Ты видишь, неудивительно, что я немножко нервничаю. Не каждый день кончаешь самоубийством. Хочется, чтобы тебя ободрили, и хочется произнести последнее слово. У людей есть некоторое право сказать последнее слово перед смертью. Но тогда, кроме того... что ж, это можно сказать… о!.. где оно? Дай его мне!

Она ответила, гладя его голову:

— Не бойся, я не оставлю тебя. Я уладила все с тюремщиком, я остаюсь здесь на всю ночь.

— А! — вырвалось у него, и он положил голову ей на грудь.

Затем она успокоила его своими чудесными руками, и он заснул. Так они и оставались, пока первый луч зари не просочился сквозь оконную решетку.

— О Боже! — произнесла она. — Уже наступает день! Просыпайся, дорогой, пора идти.

— Ах да, действительно пора.

И с тенью улыбки:

— Мне будет холодно и одиноко в мире теней. Но полагаю, мы должны обсудить практическую сторону. Сейчас тебе уже пора идти, и если ты выйдешь сейчас, то пройдешь незамеченной. Право, если у тебя уговор с тюремщиком, то никому ничего не нужно знать; и никто не узнает; так что в этом отношении все в порядке.

Все это он произнес сухим жестким голосом, а потом голос его совершенно переменился, и он сказал:

— Попрощайся хотя бы. Я думал, у меня есть что сказать тебе. Но теперь мне кажется, что все уже сказано.

— Разве я не говорила, — произнесла она с ужасающим спокойствием, — что не покину тебя? Ты отправишься в мир теней пусть и замерзшим, но не один. Я иду с тобой. Ха! — вырвался у нее почти вакхический смешок, — интересно, сужден ли нам жребий Паоло и Франчески!

И затем гортанно:

— Как ты сказал, времени терять нельзя. Поезд отправляется точно в 5.14. Вот этот поезд, — и она вручила ему пузырек. — Тебе лучше принять его первому, а я последую за тобой.

Потом шепотом:

— На бутылочке есть отметка, где-то на середине, не пей больше. Этого более чем достаточно.

Без слов он проглотил половину пузырька.

Действие было немедленным — один короткий хрип.

Тюремщик, игравший в этой странной серенаде роль одновременно пособника и стража, услышав этот хрип, постучал в дверь.

— Не входите! — вскричала она. — У него опять припадок. Я смогу позаботиться о нем лучше, потому что я знаю.

Тюремщик едва не вошел, но, услышав эти слова, закрыл дверь. С конвульсивной дрожью она сказала:

— О Вивиан, подожди меня секунду. Я буду готова тотчас же.

И она проглотила остаток жидкости.

Услышав еще один хрип, тюремщик вошел в камеру, уже не объявляя о себе стуком. Там он нашел два крепко обнявшихся тела.

Разумеется, было проведено расследование. Были предприняты все шаги, чтобы общественность знала как можно меньше, по причине чуть ли не болезненного интереса к личности заключенного.

Вскрытие показало то, о чем врачи догадывались и так, — что смерть наступила от чрезмерной дозы синильной кислоты. Главным и единственным свидетелем был тюремщик, заявивший следующее:

— Я знаю, что не должен быть этого делать. С самого начала я был уверен, что это его женщина, а не сестра. И потом, она так переживала, что у меня просто не хватило духу отказать. У вас бы тоже не хватило, окажись вы на моем месте, потому что она была страсть как хороша собой и всего-то хотела, чтобы остаться с ним на ночь перед процессом утешить его, что-то вроде того. Я не знал, что она что-то замышляет.

Все же он был уволен. Однако оказалось, что увольнение его совсем не расстроило. Сейчас он владелец одного из самых процветающих кабачков в Ист-Энде.

Власти (если позволено будет дать такое коллективное прозвище множеству людей) решили не придавать этому делу большей огласки, чем того требовалось, особенно когда общественный интерес мог всему повредить. Так что влюбленных погребли без особого дознавания в общей могиле для преступников.

Глава пятая. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выдержка из светского журнала:

«С прискорбием извещаем о печальном происшествии, случившемся с юным лордом Вандрейком. Известный любитель яхт, он стал жертвой несчастного случая в водах Буэнос-Айреса. Бывший с ним лодочник спасся, но самого лорда смыло за борт волной. Показания лодочника мало что дают, ибо он чуть не утонул и поэтому не может связно объяснить случившееся. Тело было торжественно погребено в Буэнос-Айресе, средства на погребение были телеграфированы сэром Джозефом Рэндором, близким родственником усопшего».

— О! — произнесла леди Эсилинда, прочитав заметку. Потом, вскрыв и прочитав письмо, она ответила на него следующим:

«Дорогая леди Гейдж, с Вашей стороны было весьма любезно пригласить Виолу на Ваш вечер. Я согласна с Вами. После всего того, что она пережила, не хотелось бы упоминать о Вивиане, но я обязана. Ей определенно требовалось некоторое отвлечение. Но, говоря, что я с Вами согласна, я с сожалением вынуждена признать, что слишком поздно с Вами соглашаться. Ибо сейчас дело не в отвлечении как средстве исцеления, но в крайнем нервном срыве; я вынуждена была послать ее на побережье под опеку медсестры, где я присоединюсь к ней, как только завершу здесь все дела, и заберу с собой за границу, возможно, в Давос или куда-нибудь еще. С сожалением вынуждена констатировать, что дело настолько плохо, что с возвращением придется повременить.

По возможности мягче сообщайте об этом всем знакомым.