стажа добился высокого звания профуполномоченного.
Вот на этом звании он и пропал во цвете лет. Его спрашивают:
— Что будешь делать в качестве уполномоченного, Шурка?
А он и говорит:
— Я предприниму, братцы, энергичную смычку с деревней.
И предпринял смычку с деревней, и начал ездить в деревню и пить в ней самогон. А самогон в деревне очень хороший — хлебный.
А потом, неизвестно где и как, добыл себе наган. Ходит пьяный с наганом по селу и размахивает. А потом так приучился во время смычки к самогону, что начал выпивать по 17 бутылок в день.
Его мать-старушка за ним ходит, плачет, а Шурка пьет да пьет. А потом глядь-поглядь, и начал задерживать деньги рабочих, получаемые им из страховой кассы по доверенности.
Долго ли, коротко ли, начали жаловаться в союз, где в один прекрасный день рассмотрели Шуркины дела и выперли его из профуполномоченных. Вот тебе и получилась размычка вместо смычки! Тут и кончается рассказ.
Рабкор.
Пожалуйста, напечатайте этот мой рассказ, и мамаша Шуркина будет очень рада, потому что он до сих пор еще пьянствует. И на днях у него произвели обыск, но нагана почему-то не нашли, куда-то его он задевал...
Письмо рабкора списал
М. Булгаков.
Примечание Булгакова:
Дорогой Шура! Видите, какой про вас напечатали рассказ. Сидя здесь, в Москве, находясь вдалеке от вас и не зная вашего адреса, даю вам печатный совет: исправьтесь, пока не поздно, а то иначе вас высадят и с той низшей должности, на которую вас перевели.
Письмо рабкора списал
М. Булгаков.
«Гудок». 16 ноября 1924 г.
«В наших густонаселенных домах отсутствуют какие-либо правила и порядок общежития».
Из газет
1. Белая горячка
Пять раз сукин сын Гришка на животе, по перилам, с 5-го этажа съезжал в «Красную Баварию» и возвращался с парочкой. Кроме того, достоверно известно: с супругами Болдиными со службы возвратилось 1½ бутылки высшего сорта нежинской рябиновки приготовления Госспирта, его же приготовления нежно-зеленой русской горькой 1 бутылка, 2 портвейна московского разлива.
— У Болдиных получка, — сказала Дуська и заперла дверь на ключ.
Заперся наглухо квартхоз, пекарь Володя и Павловна, мамаша.
Но в 11 часов они заперлись, а ровно в полночь открылись, когда в комнате Болдиных лопнуло первое оконное стекло. Второе лопнуло в двери. Затем последовательно в коридоре появился пестик, окровавленная супруга Болдина, а засим и сам супруг в совершенно разорванной сорочке.
Не всякий так может крикнуть «караул», как крикнула супруга Болдина. Словом, мгновенно во всех 8-ми окнах кв. 50, как на царской иллюминации, вспыхнул свет. После «портвейного разлива» прицелиться как следует невозможно, и брошенный пестик, проскочив в одном дюйме над головой квартхоза, прикончил Дуськино трюмо. Осталась лишь ореховая рама. Тут впервые вспыхнуло винтом грозовое слово:
— Милиция!
— Милиция, — повторили привидения в белье.
То не Фелия Литвин [12] с оркестром в 100 человек режет резонанс театра страшными криками «Аиды», нет, то Василий Петрович Болдин режет свою жену:
— Милиция! Милиция!
2. Законным браком
Когда молодой человек с усами в штопор проследовал по коридору, единодушно порхнуло восхищенное слово:
— Ах, молодец мужчина!
Ай да Павловнина Танька!
Подцепила жениха!
Молодец мужчина за стыдливой Таней, печатницей, последовал прямо в комнату № 2 и мамаше Павловне сказал такие слова:
— Я не какой-нибудь супчик, мамаша. Беспартийная личность. Я не то, чтобы поиграть с невинной девушкой и выставить ее коленом. А вас мамаша, будем лелеять. Ходите к обедне, сам за вас буду торговать.
Пошатнулась суровая Павловна, и поехал мерзавец Шурка по перилам в Моссельпром за сахарным песком.
Обвенчался молодец мужчина в церкви св. Матвея, что на Садовой ул., и видели постным маслом смазанную голову молодца мужчины рядом с головой Тани, украшенной флер-д’оранжем.
А через месяц сказал молодец мужчина мамаше Павловне:
— И когда вы издохнете, милая мамаша, с вашими обеднями. Тесно от вас.
Встала Павловна медленно, причем глаза у нее стали как у старого ужа:
— Я издохну? Сам сдохнешь, сынок. Ворюга. Обожрал меня с Танькой. Царица небесная, да ударь же ты его, дьявола, громом!
Но не успело ударить громом молодца мужчину. Он медленно встал из-за чайного стола и сказал так:
— Это кто же такой «ворюга»? Позвольте узнать, мамаша? Я ворюга? — спросил он, и голос его упал до шепота. — Я ворюга? — прошептал он уже совсем близко, и при этом глаза его задернулись пеленой.
— Караул! — ответила Павловна, и легко и гулко взлетело повторное: — Караул!
— Милиция! Милиция! Милиция!
3. Именины
В день святых Веры, Надежды и Любови и матери их Софии (их же память празднуем 17-го, а по советскому стилю назло 30-го сентября) ударила итальянская гармония в квартире № 50, и весь громадный корпус заходил ходуном. А в половине второго ночи знаменитый танцор Пафнутьич решил показать, как некогда он делал рыбку. Он ее сделал, и в нижней квартире доктора Форточкера упала штукатурка с потолка, весом в шесть с половиной пудов. Остался в живых доктор лишь благодаря тому обстоятельству, что в тот момент находился в соседней комнате.
Вернулся Форточкер, увидал белый громадный пласт и белую тучу на том месте, где некогда был его письменный стол, и взвыл:
— Милиция! Милиция! Милиция!
Михаил Булгаков,
литератор с женой, бездетный, непьющий, ищет комнату в тихой семье.
«Красный перец». № 21. 1924.
Нет, право... после каждого бала как будто грех какой сделал. И вспоминать о нем не хочется.
Из Гоголя
П-пай-дем, пппай-дем...
Ангел милый,
Пп-ольку танцевать со мной!!!
— Сс... с... — свистала флейта.
— Слышу, слышу, — пели в буфете.
— П-польки, п-полечки, п-польки, — бухали трубы в оркестре.
Здание льговского нардома тряслось. Лампочки мигали в тумане, и совершенно зеленые барышни и багровые взмыленные кавалеры неслись вихрем. Ветром мело окурки, и семечковая шелуха хрустела под ногами, как вши.
Пай-дем, па-а-а-а-й-дем!!
— Ангел милый, — шептал барышне осатаневший телеграфист, улетая с нею в небо.
— Польку! А гош [13], мадам! — выл дирижер, вертя чужую жену. — Кавалеры похищают дам!
С него капало
