Она сразу насторожила слух.
— Я знаю, о чем вы говорите. Помнится, я спросила вас, что вы имели в виду, когда, посетив меня, перед самым уходом сказали: «Я спасу вас». И еще — на вечере у нашего друга — вы сказали: вам нужно время, чтобы самому разобраться, что вы под этим имели в виду.
— Да, я просил вас подождать, — подтвердил Стрезер. — Но сейчас, в вашем изложении, моя просьба звучит очень смешно.
— О, — чуть слышно произнесла она — интерес ее к этой теме явно угасал. Но у нее появилась другая мысль: — Если это звучит для вас смешно, зачем же утверждать, будто вас ничто не гнетет?
— Ну, если бы даже и так, — отвечал он, — меньше всего меня гнетет страх показаться смешным. Вот уж чего я не страшусь.
— А чего вы страшитесь?
— Сейчас ничего. — И он откинулся на спинку стула.
— Мне нравится ваше «сейчас», — засмеялась она, глядя на него через стол.
— Знаете ли, что мне сейчас подумалось? Я и впрямь заставил вас долго ждать. Но сегодня, во всяком случае, я знаю, какой смысл вкладывал в те слова и, по правде говоря, знал уже на вечере у Чэда.
— Вот как? Почему же вы не ответили мне?
— Потому что я был в затруднении. Я уже тогда кое-что сделал для вас — из того, что обещал, когда приходил к вам с визитом. Но не был еще уверен, что предпринятое мною настолько серьезно, чтобы стоило об этом упоминать.
Она вся превратилась в слух.
— А теперь вы уверены?
— Да. Теперь я знаю: практически я сделал для вас — уже тогда, когда вы задали мне свой вопрос, — все что мог. А теперь полагаю, — продолжал он, — это, возможно, будет иметь далеко идущие последствия. Дело в том, — пояснил он, — что после визита к вам я сразу же написал миссис Ньюсем, а теперь со дня на день жду от нее ответа. Из ее ответа, думается, я буду знать, чего я досгиг.
С каким спокойствием и достоинством выразила она свой интерес:
— Чего вы достигли вашими добрыми словами обо мне?
И замолчала, словно не желая его подстегивать.
Ответ последовал немедленно. Стрезер оценил ее такт.
— Вопрос, вы сами понимаете, в том, как мне спасать вас? Я вижу единственный путь — объяснить миссис Ньюсем, что считаю вас достойной спасения.
— Да, понимаю… понимаю, — подхватила она с прорвавшимся волнением. — Не знаю, право, как и благодарить вас! — Он тоже не знал, а потому предоставил ей продолжать. — Вы в самом деле так думаете?
Вместо ответа он принялся накладывать ей на тарелку от нового блюда, которое только что перед ним поставили.
— С тех пор я снова ей написал, — сказал он после паузы, — и постарался не оставить места сомнению относительно того, что я о вас думаю. Я выложил ей положительно все.
— Спасибо… Это мне много, все обо мне… — повторила она. — О да.
— Все, что, мне кажется, вы для него сделали.
— Вы могли добавить еще и все, что мне кажется! — И она, взяв нож и вилку, вновь рассмеялась, словно радуясь его заверениям. — Только у вас нет уверенности, что она это примет.
— Нет, — согласился он. — Да я этого и не скрываю.
— Voilà! — Она помолчала. — Расскажите мне, пожалуйста, о ней.
— О, — сказал Стрезер с несколько натянутой улыбкой. — Она действительно замечательная женщина — вот все, пожалуй, что вам нужно о ней знать.
У мадам де Вионе, по-видимому, были кое-какие сомнения на этот счет.
— Все, что мне нужно о ней знать?
Стрезер пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Разве Чэд вам о ней не говорил?
— О своей матушке? Разумеется, говорил — и очень много. Но мне интересно ваше мнение.
— Не может быть, — заявил наш друг, — чтобы он дурно о ней отзывался.
— Никоим образом. Он, как и вы, заверил меня, что она действительно замечательная женщина. Но почему-то именно это обстоятельство мало что упрощает. Видит Бог, я не хочу сказать против нее и слова, но чувствую, ей вряд ли придутся по душе ваши уверения, будто она чем-то обязана мне. Какой женщине может нравиться быть обязанной другой!
На это Стрезеру нечего было возразить.
— Но как иначе, — запротестовал он, — мог я выразить ей то, что почувствовал? Ведь это лучшее, что я мог о вас сказать.
— Вы полагаете, она хорошо ко мне отнесется?
— Я надеюсь… И почти не сомневаюсь, что это было бы так, — добавил он, — если у нее нашлась бы возможность с вами познакомиться.
Эта мысль показалась ей счастливой, просто благодатной находкой.
— А это никак нельзя устроить? Может быть, она приедет сюда? Может быть, если вы подадите ей такую мысль? Или вы уже это сделали? — сказала она чуть дрогнувшим голосом.
— Нет, — поспешил он ответить. — Отнюдь нет. Куда важнее было подробнейшим образом рассказать ей о вас — вы ведь не собираетесь нанести ей визит? — и домой я прибуду первым.
Она сразу помрачнела.
— А вы уже думаете об отъезде?
— Естественно, с самого начала.
— Останьтесь с нами… останьтесь с нами! — воскликнула она. — Это единственное, что даст вам уверенность.
— Уверенность? В чем?
— В том, что он не изменит себе. Ведь вы не для того приехали.
— Как сказать. Все зависит от того, что вы подразумеваете под «изменит себе», — возразил он после паузы.
— О, вы прекрасно знаете что.
Он медлил с ответом, и его молчание вновь словно подтвердило ее правоту:
— Вы принимаете на веру очень важные вещи.
— Да… до известной степени. Но ничего пошлого я на веру не принимаю. Кто-кто, а вы понимаете, что цель вашего приезда вовсе не в том, что вы должны были бы сейчас с ним сделать.
— Помилуйте, все очень просто, — заговорил он добродушнейшим тоном. — Я должен был изложить Чэду, каково состояние наших дел. Изложить применительно к тому, что увижу здесь, сейчас, не пренебрегая личным авторитетом. Моя задача, — продолжал разъяснять он, — практически выполнена, и у меня нет серьезных оснований длить мое пребывание здесь даже на день. Чэд полностью осведомлен о состоянии наших дел и совершенно согласен с их оценкой. Теперь слово за ним. Я отдохнул, рассеялся, развлекся; с приятностью, как говорят у нас в Вулете, провел время. И самым приятным была эта счастливая встреча с вами — наша беседа в обстановке, на которую вы любезно дали свое согласие. Я могу поздравить себя с успехом. Я получил то, чего желал. Вот ради этого — ради того, чтобы я вкусил удовольствия в полную меру, — Чэд и медлил с отъездом, но теперь, полагаю, поскольку я готов в путь, готов и он.
Она покачала головой: она лучше в этом разбиралась.
— Готовы? Нет. Будь это так, стали бы вы писать миссис Ньюсем все то, о чем мне рассказывали.
Он задумался:
— Я и не поеду, пока не дождусь от нее ответа. Вы слишком ее боитесь, — добавил он.
Они встретились взглядом и долго не отводили глаз — ни он, ни она.
— Вряд ли вы верите, — верите, что у меня нет причин ее бояться.
— Она способна быть очень великодушной, — решительно заявил Стрезер.
— В таком случае, почему бы ей не оказать мне доверия. Это все, о чем я прошу. Почему бы не признать, вопреки всему, то, что я сделала.
— Но примите в расчет, — возразил Стрезер, — что она не может оценить это в полную меру, пока не увидит собственными глазами. Пусть Чэд съездит домой, покажет, каким вы его сделали, и пусть выступит перед ней, так сказать, адвокатом — своим и вашим.
Она помолчала, вникая в его предложение.
— И вы дадите мне честное слово, что, заполучив Чэда, она не приложит все усилия, чтобы его женить?
Разящий вопрос! На секунду-другую Стрезера вновь заинтересовал вид за окном.
— Когда она сама убедится… — заговорил он наконец без особого энтузиазма, — убедится, каков он…
Но она не дала ему закончить:
— Вот-вот! Когда она сама убедится, какой он, ей тут же захочется поскорее его женить.
От большого почтения к ее словам Стрезер целую минуту посвятил тому, что лежало у него на тарелке.
— Не думаю, что тут что-нибудь получится. Это нелегко будет сделать.
— Еще как легко, если он там останется, а он останется из-за денег. Эти деньги ждут его там. Их, кажется, чудовищно много.
— Итак, — вдруг резюмировал Стрезер, — его женитьба — единственное, что может нанести вам удар.
Она рассмеялась — странным легким смехом.
— Не считая того, что, скорее всего, нанесет удар ему.
Наш друг ответил понимающим взглядом — словно сам уже об этом подумывал.
— Тут несомненно встанет вопрос, какое будущее вы можете ему предложить.
Она сидела, откинувшись на стуле, но смотрела ему прямо в лицо, принимая вызов.
— И пусть встанет!
— Все ведь зависит от Чэда — как он сумеет выйти из этого положения. Его отказ жениться — а он не поддастся на уговоры — определит ту позицию, какую он занимает.
