Он весело рассмеялся и добавил:
— Если бы я был диктатором, то на все чиновничьи должности посадил бы карьеристов.
Пан Чинский покачал головой:
— Ваше понимание этого вопроса, пан адвокат, мне показалось несколько упрощенным.
— Почему?
— Потому что у истинного карьериста стремление к осуществлению собственной карьеры иногда настолько сильно, что, оказавшись в конфликте с чувством долга, должно победить.
— Иногда? — подхватил адвокат. — Я согласен с вами, пан Чинский. Но разве не больше мы теряем из-за бездарности и лености разных недотеп и добровольных париев?.. Я думаю, что именно потому мы представляем собой государство бедных, что властвует у нас психология презрения ко всем тем, кто сам создает себе состояние или положение. Уважаем мы лишь тех, кто получает все без малейших усилий, то есть в наследство.
— Я вижу вы сторонник американского культа миллионеров.
— В Америке не все так глупо, — усмехнулся Корчинский.
Пани Элеонора, однако, прервала дискуссию, снова возвращаясь к делу знахаря. Потом пригласили к столу, а вечером Корчинский уехал на станцию.
— Он производит впечатление человека, который не умеет уступать дорогу, — высказала свое мнение пани Чинская после отъезда адвоката.
— О да! — подтвердил Лешек. — Поэтому у меня самые радужные надежды. Мне кажется, следует ускорить ремонт домика в саду, где поселится Косиба.
В домике уже целую неделю шел ремонт под заботливым наблюдением молодых, которым даже в голову не приходило, что их работа напрасна и будущее сложится совсем иначе, чем они запланировали.
Небольшой зал апелляционного суда быстро заполнялся людьми странного вида. Кирпичного цвета кожухи мужиков из околиц Радолишек перемежались с элегантными шубами горожан. Процесс вызвал большой интерес не только в кругах юристов, где уже давно ходили волнующие слухи о сенсационной защите, подготовленной Корчинским, но и среди медиков, поскольку на нем должен был выступить в качестве свидетеля профессор доктор Добранецкий, известнейший польский хирург, пользующийся всеобщим признанием, уважением и славой.
Среди присутствующих в зале суда врачей было много бывших учеников известного профессора, и все с одинаковым интересом ожидали его заключения относительно практики знахарей. Если и удивлялись, то только тому, что профессор вызван в качестве свидетеля от защиты, а не обвинения, и это тоже обещало непредсказуемые повороты в деле Антония Косибы.
По выражению лица адвоката Корчинского можно было понять, что он приготовил немало сюрпризов. Веселый и оживленный, он сидел в расстегнутой тоге, засунув руки в карманы брюк, и разговаривал с коллегами. Рядом на столе громоздились стопки актов и записок, в которые он даже не заглядывал. Адвокат досконально изучил материалы следствия и имел детально проработанную линию защиты.
Он был абсолютно уверен в себе, особенно со вчерашнего дня. Вчера, ранним утром, он встретил на вокзале профессора Добранецкого и отвез его в одну из частных клиник, где его уже ждали бывшие пациенты знахаря Косибы. Почти целый день с незначительными перерывами профессор осматривал их, изучая рентгеновские снимки, и диктовал стенографистке свои заключения.
Адвокат Корчинский не забыл ничего, что могло бы помочь выиграть процесс. Он проследил, чтобы привезли всех необходимых ему свидетелей, основательно изучил судебные акты и сейчас спокойно ожидал начала процесса.
Ввели обвиняемого, который апатично занял свое место под охраной полицейского. Выражение лица Антония Косибы никак не сочеталось с настроением его защитника. Знахарь сидел, сгорбившись, опустив голову, и неподвижно всматривался в пол. Его борода еще больше поседела, лицо пожелтело, под глазами обозначились синие мешки. Он даже не посмотрел в зал, как бы не слыша доброжелательных, знакомых голосов, произносящих его имя. Хотя, может быть, действительно не слышал, потому что на вопрос, заданный ему защитником, он также не отреагировал. Только резки звук звонка и приказ полицейского встать разбудили Косибу. Он тяжело поднялся и снова сел, погрузившись в свои мысли.
В этом зале он был единственным человеком, которого совершенно не интересовал ход процесса и его результат.
Он автоматически отвечал на формальные вопросы, задаваемые с целью установления личности, затем снова погружался в состояние апатии.
«Если бы я был в составе присяжных, — подумал Корчинский, — то одного вида этого бедняги оказалось бы достаточно, чтобы снять с него обвинение».
Тем временем начался допрос свидетелей. Первым вызвали сержанта Земека. Отвечая на хитроумно поставленные вопросы прокурора, он должен был дать пояснения, сильно отягчающие вину знахаря. Косиба признался, что украл саквояж с инструментами, спрятал его, хранил несколько недель и отдал лишь при угрозе обыска.
В свою очередь с вопросами выступил защитник:
— Получал ли свидетель, как комендант участка в Радолишках, какие-нибудь жалобы от населения на Косибу?
— Нет, никаких.
— Считаете ли вы возможным засвидетельствовать нравственность обвиняемого до случая с пропажей инструментов?
— Конечно. Это был очень порядочный человек.
— Почему вы не арестовали Косибу, когда подтвердилась кража?
— Потому что, по моему мнению, он не сбежал бы. Достаточно было подписки о невыезде.
— Свидетель знал, что Антоний Косиба прибыл в ваш район относительно недавно и что на протяжении многих лет часто менял место жительства?
— Знал.
— И, несмотря на это, пан верил, что Косиба не нарушит обязательства?
— Да. И я не ошибся, он не сбежал.
— Спасибо. Больше вопросов нет.
Следующим свидетелем был доктор Павлицкий. Вначале он неохотно засвидетельствовал, что к своим предыдущим показаниям добавить ничего не может, однако под давлением прокурора начал отвечать:
— Я трижды был в избе, где жил осужденный.
— С какой целью?
— Первый раз, чтобы предостеречь его от ведения лечебной практики, не имея на это права, потом был вызван к нему после катастрофы и наконец для розыска украденных хирургических инструментов.
— Какие санитарные условия вы обнаружили в избе?
— Весьма плачевные. Одежда подсудимого была испачкана, руки донельзя грязные. Потолок покрыт паутиной. Я заметил, что горшки, в которых готовились травы, заросли толстым слоем грязи — вероятно, они служили одновременно для приготовления пищи — и оставляли такое впечатление, будто их никогда не мыли. Пол был завален мусором и разным старьем. В избе нечем было дышать.
— Где Косиба проводил операции?
— Именно в этой избе.
— Может ли пациенту в таких условиях угрожать заражение?
— Разумеется, и не только при серьезных операциях При любой, даже самой маленькой ранке, если в нее по падет грязь или пыль, возможно заражение крови или столбняк.
— Как ответил осужденный на предупреждение пана доктора?
— Проигнорировал целиком.
— Вы видели хирургические инструменты, которыми пользовался знахарь до операции?
— Видел. Их нельзя назвать хирургическими. Я видел обычные слесарные молотки, долота, щипцы и тому подобное. А еще обыкновенный кухонный нож и садовую пилку.
— В каком состоянии находились эти инструменты?
— Некоторые были покрыты ржавчиной. На одном из молотков виднелась запекшаяся кровь. Слышался запах керосина или бензина, которым пользовался осужденный, видимо, в качестве дезинфицирующего средства.
— Может ли использоваться керосин или бензин в качестве дезинфицирующего средства?
— Может, но в незначительной степени.
— Много ли знахарей практикует в районе Радолишек?
— Несколько человек работает в пригороде. Во всем районе их наберется, пожалуй, несколько десятков. Это настоящее бедствие.
— Чем пан доктор это объясняет?
— Невежеством людей.
— Смертность среди населения большая?
— Очень большая.
— У вас были вызовы туда, где смерть наступала в результате лечения знахарей?
— Довольно часто. В деле находится копия моей докладной записки, поданной властям, где указаны цифры. Я лично зафиксировал семьдесят два случая на протяжении двух лет. Во всем районе, согласно данным всех врачей, практика знахарей обрекла на смерть двести с лишним человек.
Затем к свидетелю обратился защитник:
— Пан доктор минуту назад сказал, что его довольно часто вызывают к жертвам лечения знахарей?
— Да.
— Сколько раз вы встречались с жертвами Антония Косибы?
— … Не припоминаю.
— Ах, так. Не припомнит ли пан доктор хотя бы один такой случай?
— Нет.
— Это странно. Косиба практиковал в непосредственной близости от Радолишек, работал в страшных санитарных условиях, пользовался при операциях самыми примитивными инструментами и, несмотря на это, пан доктор ни разу не слышал о смерти пациента по вине знахаря?.. А может, вы слышали?
