Однако слова песни неожиданно изменились:
Ах как радостна
Наша жизнь!
И сегодня спокойно и мирно
Мы исполнили все.
Что были должны.
Нет, не так! И мы спели снова:
Просто радуясь
Дням, которые мы проживаем.
Радуясь рассветам и закатам,
Бог тоже
Улыбается.
Изумившись, я рассмеялся. Тоже доказательство того, что я помолодел под влиянием «Мелодии Великой Природы», — сказал я сам себе.
И в этом году (1992) лето я провел на даче в Каруидзаве. Как уже говорилось, я был слаб и, для того чтобы выехать в домик в горах, попросил специальную машину для перевозки больных, в которой можно было ехать лежа, меня сопровождала моя дочь Рэйко. Прожив примерно три недели в горном домике вместе с дочерью Фумико, я наконец поправился.
В тот период у меня бывали сильные боли то в груди, то в животе, то во всем теле. Несомненно, где-то скрывалась болезнь.
Однако, веря в слова Бога-Родителя, что, прожив по крайней мере до ста пятнадцати лет, я увижу, как человечество будет «жить в радости», я был уверен, что любая болезнь — это не моя, а чья-то болезнь, которую я вместо кого-то принимаю на себя. Поэтому я только благодарил за нее, считая, что это счастье, достойное благодарности, но как-то незаметно боли, к моей радости, исчезли.
Я мог быть спокоен, полагая, что смерть пока не имеет ко мне никакого отношения.
Это было двадцатого августа.
Так как я выздоровел, то с воодушевлением решил приступить к работе, чтобы наверстать упущенное за время болезни. В это время я услышал голос Бога:
— Кодзиро! Ты хорошо следовал Божьей воле. Бог доволен тобой. Благодаря тебе и мои дети — человечество — начинают «жизнь в радости»; на небесах и на земле звучат разнообразные вариации Мелодии Великой Природы. На этом заканчивается и твоя книга «Мелодия Неба». Как хорошо! Бог доволен тобой!
Бог наградит тебя за твою добрую душу. В течение двух дней пусть твое тело отдыхает, ты можешь лежать в тени деревьев своего сада, принимая воздушные ванны. Тем временем твоя душа в сопровождении Божественного Посланника, Ангела, посетит разные уголки мира. И в будущем году ты сможешь описать все, что ты там увидишь и услышишь.
Сначала, пожалуй, мне хотелось бы проводить тебя на твою вторую родину, во Францию. В странах, окружающих Францию, — в Германии, Бельгии и других — не стало государственных границ, и разные народы, совсем как братья, беспрепятственно ездят друг к другу, а такие понятия, как войны, стали фантастикой, сказкой, наступил полный мир, и все счастливы.
Ты, наверное, сразу же захочешь поехать в Россию. Такое тоже возможно. Эта огромная страна за одну ночь распалась на пятнадцать стран, и вполне разумно, что тебе хочется узнать о положении дел в этих странах. Но если ты отправишься в Россию, то прежде всего посети в Крыму президента Горбачева.
Президент Горбачев в прежнем рождении был твоим братом. Но посети его не по этой причине, а потому, что он незаменимый политик для будущего России. Сейчас он арестован в Крыму, и его могут уничтожить. Кроме тебя, помочь ему некому.
В 1991 году моя душа посетила в Крыму Горбачева. В то время Москва переживала тяжелые времена путча.
Когда моя душа встретилась с супругами Горбачевыми, они оба были охвачены страхом, что их могут убить, и поэтому, казалось, прислушивались к словам Бога-Родителя, которые я передал им. Эти слова были очень просты: власть не принадлежит нам от рождения, она является результатом подвижничества и возникает из благодарности и доверия народа.
Тогда Бог-Родитель сообщил мне:
«Горбачев тоже наконец понял. Московский путч закончится. И он снова начнет править страной. А ты завтра во второй половине дня по телевизору внимательно посмотри на него, когда он вернется в Москву. Если, понаблюдав за ним, ты сможешь удостовериться в его нравственном возрождении, можно радоваться».
…Во второй половине следующего дня по телевизору показывали возвращение супругов Горбачевых в Москву, у них был не прежний величественный и властный вид, они немного сутулились и держались скромно, поэтому я тоже, со спокойной душой, возблагодарил Бога-Родителя.
Все-таки, может быть, и вправду в прежнем рождении мы были братьями?
Я рассмеялся в одиночестве, и этот смех растворился в звуках Мелодии Великой Природы, радостно звучавшей на Небе и на Земле.
Сегодня восемнадцатое октября 1992 года.
Пришел штатный фотограф Японской академии искусств и, сказав, что делает фотографии всех членов академии, попросил разрешения сфотографировать и меня.
Хотя он предполагал, что, возможно, я лежачий больной, ему удалось сфотографировать меня в комнате в разных местах и в разных ракурсах, а потом я легко дошел даже до сада, где он, к своей радости, тоже меня сфотографировал.
Накануне он фотографировал другого члена академии, писателя X., и хотя тот на десять лет моложе меня, он уже не может сам разговаривать — переводчиком служила его супруга. Рассказав мне об этом, фотограф порадовался, что я здоров и бодр. Впрочем, я не разделял его радости.
Я выгляжу бодрым и здоровым, но с молодого возраста у меня была, кажется, куча болезней, и только последние десять лет я перестал обращаться к врачам, отказался от лекарств и стал терпеливо ждать смерти, готовый в любой момент принять ее. Впрочем, все болезни исчезали всего за месяц, как будто решили оставить меня в покое.
Судя по поименному возрастному списку членов академии, который принес штатный фотограф, я — четвертый по старшинству; те трое, что старше меня, и двое, что моложе меня, — по его словам, лежачие больные.
Итак, говорят, мне девяносто шесть лет и пять месяцев. Однако у меня нет ощущения, что я так долго прожил, мне кажется, что у меня нет возраста.
В это время фотограф обратил мое внимание на то, что слышна чудесная музыка. Это радостно звучала Мелодия Великой Природы.
— Да, мелодия в этом году такая, а дальше она станет еще более радостной и счастливой. Мелодией «жизни в радости», мелодией райского мира, — сказал Ангел.
Эти слова дошли и до фотографа, его глаза заблестели, и он посмотрел на небо.
И на Небе и на Земле слышалась сияющая, полная света Мелодия Великой Природы. В ней без труда можно было различить голос, поющий: «свобода», «равенство», «братство». Это был голос моей любимой жены.
Свобода, равенство, братство. Как только я произнес это, появилась моя жена с теми же словами на устах.
Я поспешно заключил ее в свои объятия и, повторяя: «Свобода, равенство, братство», уже не отпускал ее от себя.
Слезы застилали мне глаза.
Что это были за слезы? Сейчас я думаю, что это были слезы радости.
Ах! И сегодня утром я проснулся, как будто заново родился. Мне хочется удостоверится, будет ли продолжение вчерашнего или нет? Остается только попробовать, смогу ли я сделать то же, что и вчера утром.
Но даже встать с постели нелегко. Я и бранил свое тело, и понукал его, и, наконец, встал и, как был в пижаме, у изголовья кровати выполнил обычное упражнение — «топтание бамбука».
Когда я тихо задавал себе ритм: «один, два, три», то, как всегда, подставлял слова: «свобода», «равенство», «братство». Возможно, потому, что моя жена весело декламировала эти слова. И оттого, наверное, что стояла теплая, ясная погода, вскоре во всем моем теле вспыхнула энергия, и я словно бы растворился в чистом голубом небе.
Вскоре я очнулся и обнаружил, что Солнце уже много раз пыталось заговорить со мной:
— Итак, ты уже более тысячи раз наступил на бамбук, на сегодняшнее утро хватит. Быстрей приступай к работе. Не забывай, что множество людей вместе с Богом-Родителем ждут того, что ты напишешь.
— Слушаюсь. Хорошо. Ведь только писание книг и составляет и мою работу, и мою радость, — неожиданно рассмеялся я.
У меня вошло в привычку каждое утро до одиннадцати часов, поднявшись в кабинет на втором этаже, садиться за письменный стол. В моем кабинете благодаря большим застекленным окнам, выходящим на восток и юг, если на дворе стоит хорошая погода, от солнечного света так тепло, что даже не требуется отопления.
И сегодня тоже, несмотря на третье января по календарю, в моем кабинете было светло и тепло, как в апреле.
Собственно говоря, какое сегодня число, задал я сам себе серьезный вопрос и сам себе ответил с горькой усмешкой: «Третье января 1993 года». Мне не сразу пришло в голову, что по японскому летоисчислению это пятый год эпохи Хэйсэй. Вообще-то мне ни к чему пользоваться названием годов Хэйсэй, в моей жизни уже сменялись годы Мэйдзи, Тайсё, Сёва и Хэйсэй, и это, скорее, создавало неудобство.
