27 апр. 10 г.
А я все-таки опять пишу тебе. Сейчас 11-й час вечера. Мама уехала в Москву. Я совершенно здоров, и на душе бодро и хорошо, чему содействовало и нынешнее письмецо от Вари о тебе. Не унывай, милая, а живи вовсю: читай, думай, общайся с людьми, заглядывай себе в душу. Я рад, что ты, судя по письмам, бодрее.
Нынче получил от Маклакова письмо, что он берется защищать Молочникова, чему я очень рад.1 Стараюсь, и не без успеха, как можно меньше думать о всем, что делается. А хочется до смерти написать о том, как всё это мне представляется. Хочу всё бросить и заняться одним этим. А то разстрялся. До свиданья, голубчик, привет милой Варе.
Л. Т.
Печатается по копии из AЧ.
1 См. письма №№ 274 и 329.
331. В. Г. Черткову от 27 апреля.
1910 г. Апреля 28. Я. П.
28 апреля 1910 г. Ясная Поляна.
Дорогой Анатолий Федорович,
Очень, очень прошу вас помочь мне, оказав помощь близкому мне человеку, тяжело страдающему, второй раз отбывающему тюремное заключение, и всё из-за меня, за близость ко мне и за найденные у него мои книги, и главный упрек против него — за воздействие на двух молодых людей, отказавшихся от военной службы.
Человек этот — Владимир Айфалович Молочников.
Он семейный человек, имел дом и небольшое слесарное заведение в Новгороде, дававшее ему возможность существовать с семьею. Первое годичное заключение уже расстроило его жизнь — дом его был продан за долги, дело остановилось; второе же заключение уже совсем разорило его. Суд, как ему говорят, состоится едва ли осенью. Маклаков обещал защищать его. Теперь же он уже сидит третий месяц (вторично) в Новгородской тюрьме, и моя просьба, и его только в том, чтобы он был выпущен на поруки. Друзья его готовы внести за него залог, какой потребуется.
Как я знаю, дело это зависит от С.-Петербургской Судебной Палаты. Сделайте, милый Анатолий Федорович, что можете, для того, чтобы он был выпущен на свободу до времени сессии суда. Это ему необходимо для того, чтобы устроить положение своей слабой здоровьем, измученной жены и 4 детей. Пожалуйста, пожалуйста, сделайте мне это великое одолжение. Вперед благодарю вас за него и не прошу вас извинить меня за то, что утруждаю вас, потому что знаю, что вы не только любите меня, но и рады всегда сделать доброе дело. А это будет истинное доброе дело по отношению к очень хорошему и переносящему тяжелые испытания близкому мне человеку.
Любящий вас
Печатается по копии. Одновременно под диктовку Толстого С. М. Белиньким было написано также письмо и к Д. А. Олсуфьеву (см. письмо № 333).
Анатолий Федорович Кони (1844—1927) — судебный деятель, сенатор, член Государственного совета, литератор, близкий знакомый семьи Толстых.
1910 г. Апреля 28. Я. П.
28 апреля 1910 г. Ясная Поляна.
Дорогой Дмитрий Адамович,
Очень, очень прошу вас помочь мне, оказав помощь близкому мне человеку, тяжело страдающему, второй раз отбывающему тюремное заключение, и всё за меня, за близость ко мне и за найденные у него мои книги, и главный упрек против него — за воздействие на двух молодых людей, отказавшихся от военной службы.
Человек этот — Владимир Айфалович Молочников.
Он семейный, имел дом и небольшое слесарное заведение в Новгороде, дававшее ему возможность существовать с семьею. Первое годичное заключение уже расстроило его жизнь — дом его был продан за долги, дело остановилось; вторичное же заключение уже совсем разорило его. Суд, как ему говорят, состоится едва ли осенью. Маклаков обещал защищать его. Теперь же он уже сидит (вторично) 3-й месяц в Новгородской тюрьме, и моя просьба, и его только в том, чтобы он был выпущен на поруки. Друзья его готовы внести за него залог, какой потребуется.
Как я знаю, дело это зависит от С.-Петербургской Судебной Палаты. Сделайте, милый Дмитрий Адамович, что можете, для того, чтобы он был выпущен на свободу до времени сессии суда. Это ему необходимо для устройства положения своей слабой здоровьем, измученной жены и 4 детей. Пожалуйста, пожалуйста, сделайте мне это великое одолжение. Вперед благодарю вас за него и не прошу вас извинить меня за то, что утруждаю вас, потому что знаю, что вы не только любите меня, но и рады всегда сделать доброе дело. А это будет истинно доброе дело по отношению к очень хорошему и переносящему тяжелые испытания близкому мне человеку.
Любящий вас
Печатается по копии.
Дмитрий Адамович Олсуфьев — см. письма №№ 38 и 191.
1910 г. Апреля 28. Я. П.
В. Молочникову
28 апреля 1910 г. Ясная Поляна.
Получил ваше письмо от 18 апр[еля], милый брат Владимир, и написал уже с помощью Беленького, которому диктую, письмо к Кони. Напишу еще другому лицу, может быть дело о выпуске вас на поруки и удастся. Вы, вероятно, уже получили письмо Маклакова, который так мило согласился без колебания защищать вас. Я вчера послал это письмо вам; теперь же пишу об этом на случай, если бы оно почему-либо не дошло до вас.
Меня радует то, что вы пишете о своем душевном состоянии и периодичности его подъемов и упадков. Это и не может быть иначе. Уверен, что, как вы и пишете, времена подъемов будут всё чаще и чаще. Помогай бог.
На вопрос ваш об истории, думаю, что знание политической истории есть дело простого и даже праздного любопытства. Важна история, т. е. движение мысли религиозной, нравственной и ее отражение в складе жизни народов.
О письме Суткового1 скажу откровенно, что оно мне мало понравилось. Интеллигентная привычка умственного ковыряния по всем вопросам. Мне всегда кажется, что как много бы приблизилось царство божие, если бы энергия людская не употреблялась праздно как на материальные усовершенствования, так и на праздные умствования, а вся направлялась бы на личное совершенствование — увеличение в себе силы любви и, что то же самое, на устранение всего того, что мешает проявлению этой божеской силы.
Прощайте пока. Может быть, бог даст и до свидания
Лев Толстой.
Впервые опубликовано в журнале «Жизнь для всех» 1910, стр. 2.
Ответ на письма Молочникова из Новгородской тюрьмы от 17 и 18 апреля 1910 г., вложенные в один конверт.
1 Письмо Н. Г. Суткового к Молочникову об учении А. М. Добролюбова.
На конверте письма Молочникова Толстой пометил: На письмо Суткового. Об истории. Написать Олсуфьеву, Стаховичу, Кони.
1910 г. Апреля 28. Я. П.
28-го апреля 10 г.
28, 12-й час. Ложусь спать и тебе пишу. Хотел написать, что не буду нынче писать за то, что от вас нет писем. Шучу. Пиши, когда хочется. Мы одни с Ольгой,1 мама уехала.2 Когда будешь писать, хорошенько пиши о своем и здоровье и времяпровождении. У нас всё гости. Вчера был из Хабаровска Плюснин и книготорговец оттуда же. Ехали они не останавливаясь 16-ть суток.3 Нынче из Ташкента. Рассказывал о бедном Репине. Безнадежно сумашедший.4 Я всё бьюсь со своим предисловием к Ив[ана] Ив[ановича] книжкам.5 Нынче хорошо работалось. Подвигаюсь. Погода чудная. На душе хорошо. О тебе хорошо и с нежностью думаю. Нового, странно сказать, не то, что нет и не может быть для меня. Спектакль в Телятенках был, говорят, очень хорош.
Л. Т.
1 О. К. Толстая.
2 C. А. Толстая уехала в Москву.
3 Василий Васильевич Плюснин (1877—1942) — бывший студент Московского Высшего технического училища, единственный сын богатого золотопромышленника из Хабаровска, отказался по убеждениям от наследства и вышел из технического училища. Последователь взглядов Толстого. Позднее работал по подготовке к печати томов писем 1890 гг. настоящего издания. В. В. Плюснин приезжал в Ясную Поляну со своим товарищем И. Н. Збайковым 27 апреля и пробыл до 30 апреля, много рассказывал Толстому о Дальнем Востоке и Сибири. Подробнее см. Дневник В. Ф. Булгакова, стр. 171, 172, 177—179, и А. Б. Гольденвейзер, «Вблизи Толстого», 2, стр. 21.
4 28 апреля к Толстому приезжал Михаил Вейнберг, член земледельческой колонии в Ташкенте, и рассказывал подробности о помешательстве И. А. Репина. См. письмо № 63 и прим. к нему.
5 Предисловие к «Пути жизни». См. прим. 6 к письму № 325.
* 336. Редакции газеты «Русское слово».
1910 г. Апреля 29. Я. П.
С согласия автора письма,1 пересылаю Вам его для напечатания в Вашей газете. Рассказ о жизни и впечатлениях этой крестьянской девушки мне кажется очень замечательным: и по своей искренности, простоте и очевидной правдивости и в особенности потому, что ясно выражает ту совершившуюся в крестьянском рабочем населении за последнее время перемену, заключающуюся в живом сознании несправедливости своего положения. Как ни стараются люди властвующих классов скрыть от себя, заглушить в себе сознание несправедливости своего положения, такие рассказы, как рассказ этой крестьянской девушки, неотразимо должны вызывать это сознание. В рассказе этом испытываемая миллионами людей несправедливость своего положения представляется как что-то совершенно новое и никому неизвестное.
