Когда я вошла в приходский дом, мне сказали, что мистер Финч хочет поговорить со мной. Мое беспокойство о Луцилле было так сильно, что я не решилась идти к ректору, не повидавшись с ней. Я послала сказать ректору, что приду к нему через несколько минут, и побежала наверх.
— Очень долго тянулся день, друг мой? — спросила я, поздоровавшись с Луциллой.
— Чудный был день, — отвечала она весело. — Гроссе водил меня гулять, пред тем как уехал в Лондон. Отгадайте, куда мы ходили?
Я содрогнулась от зловещего предчувствия. Я отодвинулась от Луциллы и взглянула на ее милое лицо, не только не любуясь им, — хуже, с крайним недовольством.
— Куда вы ходили? — спросила я.
— В Броундоун, конечно.
У меня вырвалось восклицание «Безбожный Гроссе!» (произнесенное сквозь зубы на моем родном языке). Сдержать его было выше моих сил. Я умерла бы, если бы промолчала, — в таком негодовании я была!
Луцилла засмеялась.
— Полноте! — сказала она. — Это моя вина. Я хотела непременно поговорить с Оскаром. Настояв на своем, я вела себя отлично. Я не просила снять повязку, я удовольствовалась только тем, что поговорила с Оскаром. Милый старик Гроссе — он совсем не так суров со мной, как вы и мой отец, — был все время с нами. Если бы вы знали, какую пользу мне это принесло. Не ворчите, милая моя. Позволение доктора оправдывает мою неосторожность. Я не буду просить вас завтра сопровождать меня в Броундоун. Оскар придет сам с ответным визитом.
Последние слова окончательно заставили меня решиться.
Как ни была я утомлена всем, что переделала с утра, но мой рабочий день был еще не окончен. Я сказала себе: «Объяснюсь с Нюджентом Дюбуром прежде, чем лягу спать».
— Можете вы отпустить меня ненадолго? — спросила я Луциллу. — Мне надо сходить на другую половину дома. Отец ваш хочет поговорить со мной.
Луцилла встрепенулась.
— О чем? — спросила она с удивлением.
— О лондонских делах, — ответила я и вышла прежде, чем она успела вывести меня из терпения своим любопытством.
Я нашла ректора готовым, как и всегда, встретить собеседника потоком красноречия. Однако и пятьдесят Финчей не могли бы в эту минуту овладеть моим вниманием. К удивлению достопочтенного джентльмена, разговор начала я, а не он.
— Я сейчас была у Луциллы, мистер Финч. Я знаю, что случилось.
— Подождите немного, мадам Пратолунго. Есть одно обстоятельство, с которого следует непременно начать. В полной мере вы понимаете, что я ни в чем не виноват?
— Понимаю, — перебила я. — Они, конечно, не пошли бы в Броундоун, если бы вы позволили Нюдженту Дюбуру прийти сюда.
— Стойте! — воскликнул мистер Финч, поднимая правую руку. — Милое мое создание, вы находитесь в состоянии сильного возбуждения. Я хочу, чтобы вы меня выслушали. Я сделал больше, чем не дал согласия. Когда Гроссе, я требую, чтоб вы успокоились, когда Гроссе пришел и сказал это мне, я сделал больше, повторяю, я сделал бесконечно больше, чем не дал согласия. Вы знаете силу моего дара слова. Не пугайтесь! Я сказал: «Милостивый государь, как пастор и отец я умываю руки».
— Понимаю, мистер Финч. Все, что вы ни сказали бы Гроссе, было совершенно бесполезно. Ему нет никакого дела до вашей личной точки зрения.
— Мадам Пратолунго!..
— Он видел, что Луцилла очень волнуется из-за разлуки с Оскаром, и воспользовался, как он выражается, своей докторской свободой действия.
— Мадам Пратолунго!
— Вы хотели настоять на своем, отказываясь пустить Нюджента Дюбура в ваш дом. Гроссе тоже настоял на своем и сводил Луциллу в Броундоун.
Мистер Финч встал и заступился за себя во всю силу своего могучего голоса.
— Молчать! — крикнул он, ударив ладонью по своей стороне стола.
Я не уступила. Я тоже крикнула. Я встала и ударила ладонью по моей стороне стола.
— Один вопрос, милостивый государь, прежде чем я оставлю вас. С тех пор как ваша дочь вернулась из Броундоуна, прошло несколько часов. Виделись вы с Нюджентом Дюбуром?
Димчорчский папа внезапно осел, не успев провозгласить своих домашних булл [13].
— Извините, — ответил он своим довольно неучтивым тоном. — Это требует обстоятельных объяснений.
Я не стала ждать обстоятельных объяснений.
— Вы не виделись с ним? — снова спросила я.
— Да, я не виделся с ним, — воскликнул мистер Финч. — Мое положение относительно мистера Нюджента Дюбура — сложнейшее положение, мадам Пратолунго. Как отец, я с удовольствием свернул бы ему голову. Как духовное лицо, я считаю своим долгом воздержаться и написать ему. Чувствуете вы ответственность? Понимаете вы различие?
Я понимала, что он боится. Простившись кивком головы (презираю трусость), я молча пошла к двери.
Мистер Финч в замешательстве ответил на мой поклон.
— Вы уходите от меня? — спросил он машинально.
— Я иду в Броундоун.
Если бы я сказала, что иду в место, о котором ректор часто упоминал в сильнейших частях своих проповедей, лицо мистера Финча не могло бы выразить большего удивления, чем теперь. Он поднял повелительно свою правую руку, он открыл свои красноречивые уста. Прежде чем готовившееся словоизвержение успело достигнуть моего слуха, я вышла из комнаты и отправилась в Броундоун.
Глава XXXVIII
НЕТ ЛИ ЕМУ ИЗВИНЕНИЯ?
Уволенный слуга Оскара (оставшийся доживать условленный месяц после увольнения) отворил мне дверь, когда я постучала. Хотя час был уже поздний для патриархального Димчорча, слуга не выразил удивления, увидев меня.
— Дома мистер Нюджент Дюбур?
— Да, сударыня, — отвечал слуга и, понизив голос, прибавил:
— Мистер Нюджент Дюбур ожидал вас сегодня.
Сознательно или нет, слуга оказал мне великую услугу. Он предостерег меня. Нюджент Дюбур понимал меня лучше, чем понимала его я. Он понял, что случится, когда я узнаю о визите Луциллы к нему, и приготовился, без сомнения, к встрече со мной. Признаюсь, я чувствовала какую-то нервную дрожь, следуя за слугой, провожавшим меня в гостиную. Но в ту минуту, как он отворил дверь, это неприятное чувство покинуло меня так же мгновенно, как пришло. Входя в гостиную, я почувствовала себя опять вдовой Пратолунго.
Настольная лампа с опущенным колпаком была единственным источником света в комнате. Нюджент Дюбур, развалясь в кресле, сидел у стола с сигарой во рту и с книгой в руке. Он отложил книгу в сторону и встал навстречу мне. Зная уже, с каким человеком имею дело, я решила не оставлять без внимания даже мелочей. Я сочла нелишним узнать, чем он занимался, ожидая меня. Я взглянула на книгу — это была «Исповедь» Руссо.
Он подошел ко мне со своей любезной улыбкой и протянул руку, как будто не случилось ничего такого, что могло испортить наши отношения. Я сделала шаг назад и подняла на него глаза.
— Вы не хотите пожать мне руку? — спросил он.
— На это я вам сейчас отвечу, — сказала я. — Где ваш брат?
— Не знаю.
— Вот когда вы узнаете и когда вы вернете вашего брата в Броундоун, я пожму вам руку — не раньше.
Он поклонился, насмешливо пожал плечами и попросил позволения предложить мне стул.
Я сама взяла себе стул и поставила его против его кресла. Собираясь уже сесть, Нюджент заколебался и взглянул на открытое окно.
— Не бросить ли мне сигару? — спросил он.
— Не из-за меня. Я не имею ничего против курения.
— Благодарю вас.
Он взял стул и сел так, что лицо его оказалось в полумраке. Покурив с минуту, Нюджент спросил, не поднимая на меня глаз:
— Могу я узнать, с какой целью вы меня посетили?
— У меня две цели. Во-первых, заставить вас уехать из Димчорча завтра утром, во-вторых, возвратить счастье вашему брату, соединив его с девушкой, с которой он помолвлен.
Нюджент поднял на меня глаза. Зная мой горячий характер, он был поражен спокойствием, с которым я ответила на его вопрос. С меня он перевел взгляд на свою сигару и задумчиво стряхнул пепел, прежде чем обратился ко мне со следующими словами:
— Мы сначала займемся вопросом, следует ли мне уехать из Димчорча, — сказал он. — Получили вы письмо Оскара?
— Получила.
— И прочли?
— И прочла.
— Так вы знаете, что мы понимаем друг друга?
— Я знаю, что брат ваш принес себя в жертву и что вы подло воспользовались этим.
Он вздрогнул и поднял на меня глаза. Я видела, что или мои слова, или мой тон задели его.
— Вы пользуетесь тем, что вы женщина, — сказал он. — Не заходите слишком далеко. То, что сделал Оскар, было сделано добровольно.
— То, что сделал Оскар, — возразила я, — было жалким безрассудством, жестокой несправедливостью. Тем не менее в побуждениях, руководивших им, есть что-то великодушное, что-то благородное. Что же касается вашего поведения в этом случае, я не вижу в побуждениях, руководивших вами, ничего, кроме низости и малодушия.
Он вскочил со стула и бросил сигару в пустой камин.
— Мадам Пратолунго, — сказал он, — я не имею чести знать, есть ли у вас семья. Я не могу потребовать от женщины удовлетворения за Оскорбление. Не найдется ли у вас какого-нибудь родственника в Англии или за границей?
