– У меня не хватит духу предложить ей больницу,– прошептал Родольф.
– Я уже сказал ей,– ответил врач,– она согласна. Завтра я пришлю вам свидетельство для больницы.
– Доктор прав, друг мой, вы здесь не справитесь со мной,– сказала Мими Родольфу.– В больнице меня, может быть, вылечат, надо меня туда отвезти. Знаешь, мне теперь так хочется жить, что я готова положить руку в огонь, лишь бы другая была в твоей. Кроме того, ты же будешь меня навещать. Не горюй. Молодой человек уверяет, что там за мной будут хорошо ухаживать. Там кормят курами, там тепло. Пока меня будут лечить, ты будешь трудиться и зарабатывать деньги, а когда я поправлюсь, мы заживем вместе. Я теперь так надеюсь! Я вернусь красивая, как прежде. Раньше, еще прежде чем мы с тобой познакомились, я тоже хворала, тогда меня спасли. Но ведь в то время я не была счастлива, тогда мне бы лучше было умереть. А теперь, когда ты снова мой и когда мы можем быть счастливы, меня опять спасут, потому что я изо всех сил буду бороться с болезнью. Я стану глотать всю дрянь, какою меня будут пичкать, и смерти нелегко будет меня одолеть. Подай мне зеркало, мне кажется, я зарумянилась. Да,– сказала она, смотрясь в зеркало,– опять возвращается мой обычный цвет лица. А руки,– посмотри,– они все такие же красивые. Поцелуй их еще разок, дорогой мой, и пусть это будет не последний,– сказала она и обняла Родольфа за шею, совсем закрыв его лицо распущенными волосами.
Ей захотелось, прежде чем отправиться в больницу, провести вечер с друзьями-богемцами.
– Посмешите меня,– сказала она, мне это полезно. Из-за этого колпака-виконта я потеряла здоровье. Представьте себе, он вздумал обучать меня правописанию! На что мне правописание? А друзья его – вот уж сборище! Прямо птичий двор, а сам виконт там за павлина. Он сам вышивает метки на своем белье. Если он со временем женится, я уверена, что рожать детей будет он!
Трудно представить себе что-нибудь трагичнее этого веселья, от которого уже веяло могильным холодом. Богемцы делали отчаянные усилия, чтобы скрыть слезы и поддержать беседу в том шутливом тоне, в каком вела ее несчастная девушка, для которой судьба уже торопливо пряла нити ее последнего одеяния.
Утром Родольф получил документ для больницы. Мими еле держалась на ногах,– до кареты ее пришлось донести на руках. По дороге, в экипаже, она очень страдала от тряски. Но последнее, с чем расстаются женщины,– кокетство,– все еще сказывалось в ней, два-три раза она просила остановиться у витрин модных магазинов, чтобы посмотреть, что там продается.
Когда Мими вошла в назначенную ей палату, у нее мучительно сжалось сердце, какой-то внутренний голос подсказал ей, что именно среди этих унылых, облупленных стен и кончится ее жизнь. Она собрала всю силу воли, чтобы скрыть мрачное впечатление, от которого ее бросало в холод.
Устроившись на койке, она в последний раз поцеловала Родольфа, попрощалась с ним и наказала непременно прийти к ней в приемный день, в воскресенье.
– Как здесь нехорошо пахнет,– сказала она.– Принеси мне немного цветов, фиалок,– сейчас они еще есть.
– Хорошо,– пообещал Родольф.– До свиданья. До воскресенья.
И он задернул полог над койкой. Но когда Мими услыхала звук его удаляющихся шагов, ее охватил какой-то безумный ужас. Она порывисто распахнула полог и, приподнявшись на постели, закричала сквозь рыдания:
– Родольф, возьми меня отсюда! Я не хочу здесь оставаться!
На крик прибежала монахиня и стала ее успокаивать.
– Я здесь умру! – рыдала Мими.
В воскресенье, собираясь навестить подругу, Родольф вспомнил, что обещал ей фиалки. Суеверный, как все поэты и влюбленные, он, несмотря на отвратительную погоду, отправился пешком за цветами в леса Онэ и Фонтенэ, где столько раз гулял с нею. Природа, живая и радостная в солнечные июньские и августовские дни, теперь была холодной и хмурой. Целых два часа он пробродил среди заснеженного кустарника, тросточкой приподнимал ветки, раздвигал вереск и в конце концов нашел несколько цветочков – как раз на той лужайке, около пруда Плесси, где они с Мими любили отдыхать во время загородных прогулок.
На обратном пути, когда Родольф проходил по селу Шатийон, он увидел на церковной площади процессию, направлявшуюся к храму. Это несли крестить младенца. Родольф узнал своего приятеля, который был крестным отцом и шел в паре с оперной певицей.
– Как это вы сюда попали? – удивился приятель. Поэт рассказал ему события последних дней. Молодой человек знал Мими, и рассказ Родольфа очень огорчил его, он порылся в кармане, вынул оттуда кулечек конфет, какие дарят «на зубок» новорожденному, и протянул его Родольфу.
– Бедняжка Мими! – сказал он.– Передайте ей это от меня и скажите, что я непременно ее навещу.
– Приходите поскорее, если хотите застать ее,– проронил Родольф, расставаясь с товарищем.
Когда Родольф появился в больнице, Мими устремилась к нему только взглядом,– двигаться она не могла.
– Ах, вот и мои фиалки! – воскликнула она и радостно улыбнулась.
Родольф рассказал ей, как он ездил в деревню, в места, где они в пору своей любви проводили такие счастливые минуты.
– Милые цветочки! – говорила бедная девушка, целуя фиалки. Конфеты тоже очень порадовали ее.– Значит, меня еще не совсем забыли. Какие вы добрые, друзья мои! Ведь я всех твоих приятелей очень люблю,– добавила она.
Свидание прошло довольно весело. К Родольфу присоединились Шонар и Коллин. Они сидели так долго, что санитарам пришлось напомнить им о том, что положенное время истекло.
– До свиданья,– сказала Мими.– До четверга. Приходите непременно. И пораньше.
На другой день, вечером, Родольф нашел у себя письмо студента-практиканта, которому он поручил заботиться о Мими. Письмо состояло всего из нескольких слов:
«Друг мой, должен сообщить вам крайне печальную новость: № 8 скончалась. Утром, когда я вошел в палату, я нашел ее койку пустой».
Родольф опустился на стул. Он не плакал. Когда Марсель вернулся домой, он застал своего друга в этой позе,– казалось, он совсем отупел. Поэт молча указал товарищу на письмо.
– Бедняжка! – вздохнул Марсель.
– Странно, я ничего не чувствую,– проговорил Родольф.– Неужели моя любовь умерла, как только я узнал, что Мими скоро умрет?
– Как знать! – прошептал художник.
Смерть Мими повергла всех друзей в глубокую печаль.
Неделю спустя Родольф встретил на улице практиканта, который сообщил ему о смерти Мими.
– Дорогой Родольф,– воскликнул тот, бросаясь к поэту,– простите, что я так огорчил вас! Всему виной моя опрометчивость!
– Что такое? – удивился Родольф.
– Как? Вы не знаете? Вы ее больше не видели?
– Кого не видел? – вскричал Родольф.
– Ее. Мими.
– Что? – простонал Родольф, побледнев.
– Я ошибся. Я написал вам то ужасное письмо по недоразумению. Вот как это случилось. Я два дня не был в больнице. Когда я пришел туда, то во время обхода увидел, что койка вашей жены пуста. Я спросил сестру, где больная, и та мне ответила, что ночью она скончалась. А произошло следующее. В мое отсутствие Мими перевели в другую палату. На освободившуюся койку номер восемь положили новую больную, которая в ту же ночь умерла. Этим и объясняется моя ошибка. Через день, после того как я послал вам записку, я увидел Ми-ми в другой палате. Вы не приходили, и она ужасно волновалась. Она передала мне письмо для вас. Я немедленно же отнес его к вам.
– Боже мой! – вскричал Родольф.– Ведь с тех пор, как я узнал о смерти Мими, я не возвращался домой. Я ночевал в разных местах, у друзей. Мими жива! Боже мой, боже! Что она думает теперь, раз я не прихожу! Несчастная! Несчастная! В каком она состоянии! Когда вы ее видели?
– Позавчера утром. Ей было ни лучше, ни хуже. Она очень беспокоилась, думала, что вы больны.
– Идемте сейчас же в больницу, я должен непременно повидаться с ней.
– Подождите здесь,– сказал практикант, когда они подошли к подъезду больницы.– Я попрошу разрешения у директора.
Родольф прождал около четверти часа. Когда практикант вернулся, он взял Родольфа за руку и сказал:
– Друг мой, считайте, что известие, которое вы получили неделю тому назад, было верным.
– Что вы! – воскликнул Родольф и прислонился к колонне.– Мими…
– Сегодня утром, в четыре часа.
– Отведите меня в морг,– сказал Родольф,– я хочу увидеть ее.
– Ее там уже нет,– ответил практикант.
И, кивнув на большой фургон, стоявший во дворе возле здания с надписью «Морг», он добавил:
– Она там.
То был фургон, в котором отвозят покойников, тела которых никто не потребовал,– для погребения в общей могиле.
– Прощайте,– сказал Родольф практиканту.
– Проводить вас? – предложил тот.
– Нет,– ответил Родольф.– Мне хочется побыть одному.
Через год после смерти Мими Родольф и Марсель, по-прежнему жившие вместе, шумно праздновали свое вступление в свет. Марсель в конце концов проник в Салон, где выставил две картины, причем одну из них приобрел богатый англичанин, бывший любовник Мюзетты. Благодаря этой продаже, а также деньгам, полученным за картину, заказанную правительством, Марсель частично расплатился с давнишними долгами. Он прилично обставил свою квартиру, обзавелся настоящей мастерской. Почти в то же время и Шонар с Родольфом предстали перед публикой, одобрение которой приносит славу и благополучие,– один – с тетрадью романсов, которые исполнялись повсюду и положили начало его известности, другой – с книгой, приковавшей к себе внимание критики на целый месяц. Что касается Барбемюша, то он давно отрекся от богемы. Гюстав Коллин получил наследство, выгодно женился и теперь задавал вечера, услаждая гостей музыкой и роскошными ужинами.
