– Ваше величество, – проговорил он, – какой же ответ я должен дать его величеству императору Австрийскому?
– Сударь, – ответил Мюрат с высокомерным достоинством, которое так ему шло, – расскажите брату моему Францу обо всем, что видели и слышали, а затем добавьте, что я сегодня же ночью выступаю в поход, дабы отвоевать Неаполитанское королевство.
Письма, толкнувшие Мюрата на то, чтобы покинуть Корсику, были ему доставлены неким калабрийцем по имени Луиджи, который представился как посланец араба Отелло, тогда как тот – мы уже говорили об этом – был брошен в Неаполе в тюрьму вместе с адресатами привезенных им писем. Письма же, полученные Мюратом, писал министр полиции Неаполитанского королевства, а в качестве места высадки он порекомендовал Салерно потому, что король Фердинанд успел стянуть туда трехтысячный отряд австрийцев, так как не доверял неаполитанским солдатам, сохранившим о Мюрате наилучшие воспоминания. Поэтому флотилия Иоахима и направилась в сторону залива Салерно, однако неподалеку от острова Капри разыгралась страшная буря, и суденышки короля оказались в Пасле – небольшом порту в десяти лье от Козенцы. Ночь с 5 на 6 октября они провели в заливчике, который даже нельзя назвать рейдом, дабы не возбуждать подозрений береговой охраны и сицилийских скорридори[13], Мюрат приказал потушить все огни и лавировать до рассвета, однако около часа ночи со стороны суши задул такой сильный ветер, что суда были отброшены им в открытое море, и на рассвете 6 октября фелука, на которой находился король, оказалась в одиночестве. Чуть позже к ней присоединилась фелука капитана Чиккони, и к четырем часам пополудни оба судна бросили якоря в виду Санта-Лючидо. Вечером король велел командиру батальона Оттавиани отправиться на сушу и разведать, что и как; Луиджи вызвался его сопровождать, Мюрат согласился, и Оттавиани со спутником сошли на берег, а Чиккони было поручено выйти на своей фелуке в море на поиски остальной флотилии.
Около одиннадцати вечера вахтенный лейтенант королевского судна заметил в волнах плывущего человека и, когда тот приблизился, окликнул его: это оказался Луиджи. За ним тотчас спустили шлюпку и доставили его на берег, после чего он рассказал, что командир батальона Оттавиани арестован, а сам он ускользнул от преследователей, бросившись в море. Первым движением Мюрата было броситься на спасение Оттавиани, однако Луиджи стал убеждать короля в опасности и бесполезности подобной попытки, что не помешало Мюрату пребывать в тревоге до двух часов ночи. Наконец он отдал приказ выходить в море. Во время лавировки в бухте один матрос свалился за борт и утонул, прежде чем ему успели прийти на помощь. Предзнаменование было явно зловещим.
Утром 7 мая на горизонте было замечено два судна. Король тут же приказал приготовиться к бою, но Барбара распознал в судах фелуку Чиккони и баланселлу Курана, которые плыли рядом. На мачте взвился сигнальный флаг, и вскоре оба капитана присоединились к своему адмиралу.
Пока шло совещание относительно дальнейшего маршрута, к судну Мюрата пристала шлюпка. В ней оказались капитан Перниче и его помощник: они явились, чтобы просить разрешения короля перейти к нему на судно, поскольку не желали больше оставаться с Кураном, который, по их мнению, был предатель. Мюрат тотчас же послал за ним и, несмотря на заверения в преданности, велел ему сесть с пятьюдесятью солдатами в шлюпку, а ее приказал привязать к своей фелуке. Приказ был немедленно выполнен, и крошечная эскадра продолжила путь вдоль берега Калабрии, не теряя его из вида, однако около десяти вечера, когда они находились неподалеку от залива Санта-Эуфемиа, капитан Куран перерезал буксирный трос и стал грести к берегу. Мюрату, который лежал в постели не раздеваясь, тут же сообщили об этом. Он выскочил на палубу и еще успел увидеть шлюпку, которая, держа курс на Корсику, постепенно растворялась в ночной мгле. Мюрат стоял молча, неподвижно, без каких бы то ни было признаков гнева и только тяжко вздохнул и свесил голову на грудь: еще один листок упал с волшебного дерева его надежд.
Воспользовавшись минутой уныния короля, генерал Франческетти посоветовал ему не высаживаться в Калабрии, а идти прямо до Триеста и там воспользоваться предложенным австрийцами убежищем. У изможденного, павшего духом Мюрата не было сил сопротивляться, и после недолгих возражений он уступил. В этот миг генерал заметил, что какой-то матрос, дремавший на бухте троса, мог все слышать и, замолчав, указал на него Мюрату; тот подошел и узнал в матросе Луиджи, который от усталости заснул прямо на палубе. Спал он так сладко, что король, всегда доверявший Луиджи, успокоился. Прерванный разговор возобновился: собеседники условились, что, не сообщая никому о своем новом плане, они минуют Мессинский пролив, обогнут мыс Спартивенто и войдут в Адриатическое море. Установив таким образом свой дальнейший маршрут, король с генералом спустились вниз.
На следующий день, 8 октября, когда Барбара спросил, каковы будут дальнейшие распоряжения, Мюрат велел взять курс на Мессину; Барбара ответил, что готов выполнить приказание, но ему нужно запастись пресной водой и провизией, поэтому он хотел бы дойти на фелуке Чиккони до берега, дабы пополнить припасы. Король согласился, и тогда Барбара попросил у него пропуск, выданный Мюрату союзниками, чтобы, как сказал капитан, у него не было неприятностей с местными властями. Мюрат слишком дорожил пропуском, чтобы выпустить его из рук, да и начал уже, вероятно, что-то подозревать и отдать документ отказался. Барбара начал настаивать, король приказал ему отправляться на сушу без пропуска, Барбара категорически стоял на своем, и король, привыкший к повиновению, замахнулся было хлыстиком на мальтийца, но тут же передумал: приказал солдатам готовить оружие, а офицерам облачиться в парадные мундиры, и сам первый подал пример. Мюрат решил все-таки высадиться на берег, и Пиццо должен был стать для новоявленного Наполеона его заливом Жуан[14]. Флотилия направилась к берегу. Король сел в шлюпку с двадцатью восемью солдатами и тремя слугами, в числе которых был и Луиджи. У самой кромки воды генерал Франческетти хотел было сойти на сушу, но Мюрат остановил его.
– Первым ступить на землю должен я, – сказал он и сошел на берег. На нем был генеральский мундир, белые лосины, сапоги со шпорами, пояс, за который были заткнуты два пистолета, расшитая золотом шляпа с кокардой, прикрепленной с помощью шнурка, с четырнадцатью брильянтами; в руке король держал знамя, под коим намеревался собрать своих приверженцев. На башне в Пиццо часы пробили десять утра.
Мюрат не мешкая направился в находившийся всего в ста шагах от берега город по дороге, вымощенной большими плитами, ступенями поднимавшимися по склону. Было воскресенье, народ, сходясь к мессе, заполнил всю площадь. Никто не узнал Мюрата; все с удивлением смотрели на сопровождавший его блестящий штаб, но тут король заметил среди крестьян одного сержанта, служившего когда-то в Неаполе у него в конвое. Мюрат направился прямо к сержанту, положил руку ему на плечо и спросил:
– Тавелла, ты меня не узнаешь?
Тот ничего не ответил, и Мюрат продолжал:
– Я Иоахим Мюрат, твой король, у тебя есть возможность отличиться и первым воскликнуть: «Да здравствует Иоахим!»
Свита Мюрата тут же подхватила приветствие, но калабриец молчал, и ни один из его товарищей не раскрыл рта, чтобы повторить радостный клич. Напротив, по толпе пробежал глухой ропот. Мюрат понял, что зреет буря, и проговорил, обращаясь к Тавелле:
– Что ж, если ты не хочешь кричать: «Да здравствует Иоахим!», то хотя бы приведи мне коня, и я сделаю тебя из сержанта капитаном.
Тавелла молча ушел, однако и не подумал выполнить приказ, а отправился домой и больше уже не показывался. Между тем жители города продолжали стоять толпой, не проявляя ни тени дружеского расположения, на которое Мюрат так рассчитывал. Почувствовав, что если он не примет тотчас какое-то решение, то ему придет конец, Мюрат воскликнул: «На Монтелеоне!» – и первым свернул на идущую туда дорогу. «На Монтелеоне!» – повторили последовавшие за ним офицеры и солдаты. Толпа, все такая же молчаливая, расступилась и пропустила отряд.
Но едва он ушел, как площадь забурлила; некто Джордже Пеллегрино выскочил из дому с ружьем и побежал по городу с криком: «К оружию!» Он знал, что капитан Трента Капелли, командир жандармерии в Козенце, находится сейчас в Пиццо, и решил его предупредить. Его призыв нашел большой отклик в толпе, нежели слова: «Да здравствует Иоахим!» Поскольку у всякого уважающего себя калабрийца есть ружье, то, когда Трента Капелли и Пеллегрино вернулись на площадь, там собралось уже около двухсот вооруженных людей, и предводители повели их в погоню за королем. Они нагнали его минут через десять, в том месте, где теперь находится мост. Завидя погоню, Мюрат приказал всем остановиться и стал ждать.
