— Должно быть моя лошадь уже отдохнула, и мнѣ пора убираться восвояси, сказалъ онъ, не безъ граціи подымаясь съ мѣста.
Ни старичокъ, ни жена его не стали его удерживать — они отлично понимали, что такому господину не слѣдуетъ терять драгоцѣннаго времени въ ихъ скромномъ обществѣ. Онъ простился съ ними и уѣхалъ. Китъ сѣлъ на козлы рядомъ съ кучеромъ, а Чекстеръ развалился въ экипажѣ и все время ѣхалъ высунувъ ноги въ переднія окна.
Явившись въ контору нотаріуса, Китъ узналъ отъ м-ра Абеля, что господинъ, желавшій его видѣть, вышелъ куда-то по дѣлу и что ему придется подождать. Китъ успѣлъ пообѣдать, напиться чаю, перечиталъ разныя извѣстія въ двухъ газеткахъ, лежавшихъ на столѣ, и даже неоднократно засыпалъ надъ ними, а тотъ все не возвращался. Наконецъ дверь съ шумомъ растворилась; незнакомецъ поспѣшно направился въ кабинетъ нотаріуса, гдѣ они нѣсколько времени разговаривали съглазу наглазъ, потомъ позвали м-ра Абеля на совѣтъ и затѣмъ уже велѣли и Киту войти.
— Христофоръ, я отыскалъ твоего стараго хозяина и его внучку, сказалъ ему незнакомецъ.
— Не можетъ быть? У Кита глаза засверкали отъ радости. — Гдѣжъ они теперь? Здоровы ли? Можетъ быть они… недалеко отсюда?
— Къ сожалѣнію, очень далеко. Незнакомецъ печально покачалъ головой. — Сегодня же ночью я ѣду за ними, хочу и тебя взять съ собой.
— Меня? воскликнулъ Китъ, не помня себя отъ восторга и удивленія.
— Какъ далеко отсюда городъ, который мнѣ назвалъ тотъ франть, что показываетъ дрессированныхъ собакъ? спросилъ незнакомецъ, задумчиво глядя на нотаріуса.
— Отсюда будетъ миль 60 или 70.
— Гм! Если мы всю ночь пропутешествуемъ на почтовыхъ, то завтра утромъ будемъ на мѣстѣ. Теперь вотъ въ чемъ дѣло: они меня не знаютъ и, пожалуй, напуганная дѣвочка вообразитъ, что я хочу схватить ея дѣдушку. Поэтому лучше всего будетъ, если я возьму съ собой этого молодца: когда они увидятъ его со мной, они сразу поймуть, что я пріѣхалъ къ нимъ съ добрыми намѣреніями.
— Мнѣ тоже кажется, что вамъ не мѣшало бы взять съ собой Христофора, сказалъ нотаріусъ.
А Китъ, прислушиваясь къ ихъ разговору, становился все мрачнѣе и мрачнѣе.
— Извините, баринъ! обратился онъ къ незнакомцу, — если вы для этого хотите взять меня съ собой, то я боюсь, что отъ меня будетъ больше вреда, чѣмъ пользы. Миссъ Нелли знаетъ меня, и я не сомнѣваюсь въ томъ, что она мнѣ повѣритъ; но старый хозяинъ, почему-то — никто не знаетъ, что за причина — не взлюбилъ меня послѣ болѣзни. Миссъ Нелли сказала, чтобы я не показывался ему на глаза, что онъ не можетъ меня видѣть. Такъ, пожалуй, я испорчу все дѣло, хоть видитъ Богъ, съ какой радостью я полетѣлъ бы къ нимъ.
— Вотъ еще новое препятствіе! гнѣвно вскричалъ незнакомецъ. — Ужъ такая, видно, моя судьба; ничто въ жизни мнѣ не удается. Неужели же не найдется ни души, чтобы помочь мнѣ въ этомъ дѣлѣ?
— Христофоръ, не можешь ли ты указать кого нибудь? спросилъ нотаріусъ.
— Нѣтъ, сударь, я никого не знаю, отвѣчалъ Китъ. — Вотъ развѣ моя мать…
— А они знаютъ ее? спросилъ незнакомецъ.
— Конечно, знаютъ. Моя мать часто ходила къ нимъ. Они были съ ней такъ же ласковы, какъ и со мной: поэтому-то мама и надѣялась, что они согласятся пожить съ нами, пока найдутъ для себя помѣщеніе.
— Гдѣ же, чортъ возьми, эта женщина? Отчего ея здѣсь нѣтъ? Зачѣмъ она прячется именно въ ту минуту, когда она тутъ нужна до-зарѣзу! кричалъ незнакомецъ, хватаясь за шляпу.
И онъ бросился вонъ изъ комнаты, намѣреваясь схватить мать Кита, насильно усадить ее въ почтовую карету и увезти. Но нотаріусу удалось съ помощью м-ра Абеля удержать его отъ этого своеобразнаго похищенія. Они уговорили его сначала разспросить Кита, какъ онъ думаеть, можетъ ли и захочетъ ли мать его предпринять эту поѣздку.
Китъ выразилъ нѣкоторое сомнѣніе на этотъ счетъ. Незнакомецъ чуть не взбѣсился, такъ что м-ру Абелю и нотаріусу пришлось вторично успокаивать его. Поразмысливъ хорошенько, Китъ, въ концѣ концовъ, далъ слово, что уговоритъ мать и обѣщалъ ровно черезъ два часа привести ее въ контору.
Это было довольно рискованное обѣщаніе со стороны Кита: мать его могла не согласиться на поѣздку, но взять назадъ свое слово онъ никоимъ образомъ не могъ и поэтому ему ничего не оставалось дѣлать, какъ поспѣшить домой и постараться какъ нибудь уладить дѣло.
Китъ чутъ не бѣгомъ пустился по улицѣ. Онъ, не стѣсняясь, расталкивалъ локтями толпу, стрѣлой мчался черезъ самые бойкіе, людные перекрестки, бросался въ переулочки, въ узенькіе проходы, чтобы выгадать время и, наконецъ, — отчасти по привычкѣ, отчасти чтобы перевести духъ — совсѣмъ запыхавшись, остановился передъ знакомымъ намъ старымъ домомъ, гдѣ, полгода назадъ, помѣщалась лавка древностей.
Въ этотъ пасмурный осенній вечеръ домъ выглядывалъ еще мрачнѣе, чѣмъ обыкновенно. Стекла были повыбиты, рамы скрипѣли на заржавленныхъ петляхъ и опустѣлое зданіе какъ-то странно выдѣлялось посреди освѣщенной и суетливой улицы и ужъ вовсе не гармонировало съ тѣми радужными мечтами, которыя Китъ лелѣялъ въ душѣ подъ впечатлѣніемъ всего, что онъ только что слышалъ въ конторѣ нотаріуса. Ему хотѣлось, чтобы домъ былъ освѣщенъ, чтобы въ каминахъ ярко горѣлъ огонь, чтобы по комнатамъ ходили люди, весело разговаривая между собою, словомъ, чтобы дѣйствительность хоть сколько нибудь соотвѣтствовала тѣмъ свѣтлымъ картинамъ, которыя уже носились въ его воображеніи. Онъ, конечно, не могъ на это разсчитывать: онъ зналъ, что домъ не измѣнится по-щучьему велѣнью и, тѣмъ не менѣе, заброшенный видъ этого когда-то населеннаго жилья словно окатилъ его холодной водой. Къ счастію для Кита, онъ не былъ ни достаточно развить, ни достаточно вдумчивъ, чтобы видѣть въ этомъ дурное предзнаменованіе. Ему просто тяжело было глядѣть на это запустѣніе, да еще въ такую свѣтлую минуту, и онъ поспѣшилъ удалиться, сожалѣя, что зашелъ въ эту улицу, и еще болѣе ускорилъ шагъ, стараясь нагнать потерянное время.
— А какъ ея нѣтъ дома, что я тогда скажу этому барину? волновался Китъ, подходя къ убогой квартирѣ матери. — Да такъ и есть, и свѣта не видно въ окнѣ, и дверь заперта. Если только она въ этой, прости Господи, молельнѣ, я бы кажется… я бы желалъ, чтобы эта молельня была подальше отсюда, закончилъ Китъ, вовремя удержавшись, и постучался въ дверь.
Отвѣта не было, но на стукъ какая-то сосѣдка высунулась въ окно и спросила:
— Кто тамъ?! Кого вамъ нужно?
— Это я, отозвался Китъ. — Скажите, пожалуйста, мама пошла въ молельню? въ Little Bethel?
Китъ съ трудомъ могъ выговорить ненавистное ему названіе часовни. Сосѣдка утвердительно кивнула головой.
— Будьте такъ добры, разскажите, какъ мнѣ туда попасть: мнѣ необходимо видѣть мать. Есть дѣло, очень спѣшное. Я долженъ во чтобы то ни стало вызвать ее оттуда, даже если бы она стояла за каѳедрой и говорила проповѣдь.
Однако, добыть необходимыя свѣдѣнія было не такъ-то легко: никто изъ сосѣдей не принадлежалъ къ сектѣ, собиравшейся на молитву въ вышеупомянутой часовнѣ, и если кто и зналъ ее, то только по имени. Наконецъ, отыскалась какая-то кумушка, которой случайно довелось тамъ быть вмѣстѣ съ миссисъ Неббльзъ: она какъ то зашла къ ней чайку попить, послѣ чего онѣ и отправились въ часовню. Она-то и указала дорогу Киту.
Часовня Little Bethel могла бы быть поближе къ центру города и въ болѣе удобной мѣстности, но тогда почтенный предсѣдатель братства не имѣлъ бы возможности прибѣгать въ своей рѣчи къ любимымъ сравненіямъ, называть молельню раемъ, куда ведетъ трудный, извилистый путь въ отличіе отъ приходской церкви, стоявшей на большой улицѣ. Какъ бы то ни было, но Китъ, хотя и съ трудомъ, добрался до нея и, остановившись на минуту, чтобы нѣсколько оправиться отъ быстрой ходьбы и отъ волненія, вошелъ въ часовню.
Названіе «Маленькая Bethel» весьма подходило къ молельнѣ. Дѣйствительно, это была очень маленькая часовенка. Внутри стояло нѣсколько маленькихъ скамеекъ, и маленькая каѳедра, съ которой какой-то маленькій человѣчекъ — сапожникъ по ремеслу, проповѣдникъ по призванію — говорилъ крикливымъ голосомъ, должно быть вовсе не маленькую рѣчь, судя потому, что большая часть членовъ маленькой паствы спала крѣпкимъ сномъ.
Спала и мать Кита. Утомленная предыдущимъ вечеромъ, убаюканная скучной рѣчью проповѣдника, она никакъ не могла противостоять одолѣвавшей ее дремотѣ и, наконецъ, заснула, хотя повременамъ изъ ея устъ вылеталъ легкій стонъ, какъ бы свидѣтельствовавшій о ея полномъ сочувствіи раздававшимся съ каѳедры благочестивымъ наставленіямъ. Спалъ и малютка на рукахъ у матери; а маленькій Яша, находившій, по молодости лѣтъ, что устрицы несравненно интереснѣе той умственной пищи, которую здѣсь предлагали въ такомъ изобиліи, поперемѣнно то засыпалъ, то широко раскрывалъ глаза, смотря потому, что надъ нимъ брало верхъ: дремота или страхъ, что проповѣдаикъ укажетъ на него съ каѳедры.