— Новый спортивный редактор, — извиняющимся тоном пояснил мистер Солтер, когда человек отошел от них в вестибюле на порядочное расстояние.
В баре, где обычно собирались репортеры «Свиста», официантка выслушала их с удивлением.
— Сидр? Сейчас узнаю.
Через несколько минут на столике перед ними появились две бутылки сладкой шипучей жидкости, которую Уильям и мистер Солтер пригубили с большой осторожностью.
— Может, вы у себя на ферме пьете что-то другое?
— Честно говоря, сидр я пью редко. Мы, конечно, угощаем им крестьян. Иногда я к ним присоединяюсь.
И, испугавшись, что собеседник сочтет его снобом, Уильям добавил:
— Мой дядя Бернар пьет его от ревматизма.
— А вы уверены, что не предпочли бы сейчас чего-нибудь другого?
— Нет.
— То есть не предпочли бы?
— То есть предпочел бы.
— В самом деле?
— В самом деле. С радостью.
— Отлично! — воскликнул мистер Солтер, и с этого момента их отношения приобрели новую, более теплую окраску. Нельзя сказать, что беседа пошла веселей, но они нашли точку соприкосновения — их роднила нелюбовь к сидру.
Мистер Солтер с энтузиазмом поддержал нарождающуюся тему.
— Так, значит, вы не любите сидра, — сказал он. — Я его тоже не люблю.
— Да, — сказал Уильям, — не люблю с тех самых пор, как мне в детстве стало плохо от запаха сена.
— У меня от него расстраивается пищеварение.
— Точно.
— А от виски вреда еще никому не было.
— Никому.
Тема явно иссякала. Мистер Солтер попробовал новый вариант.
— А как насчет домашнего вина? У вас его, наверное, много?
— Не очень… — Уильям почувствовал, что настает его очередь. Он сделал глоток, подумал и наконец произнес: — Вам, наверное, приходится много работать?
— Да, очень…
— Скажите… Я часто думал… у вас свои машины или вы отсылаете материал в типографию?
— У нас свои машины.
— Да? Они, наверное, очень быстро работают?
— Да.
— То есть все должно быть написано, отпечатано, проверено и так далее в один день, иначе новости устареют. Я имею в виду, люди узнают о них по радио.
— Да.
— Вы сами часто бываете в типографии?
— Нет. Я редактор международного отдела.
— Ах вот почему вы хотели найти Рейкьявик!
— Да.
— Так трудно знать, где находятся все эти города!
— Да.
— Я имею в виду, их так много.
— Да.
— Я никогда не бывал за границей.
Такой шанс упускать было нельзя.
— А вы не хотели бы съездить в Эсмаилию?
— Нет.
— Совсем нет?
— Совсем. Во-первых, мне не по карману дорога.
— О, дорогу мы бы вам оплатили, — снисходительно рассмеялся мистер Солтер.
Вот оно что. Депортация. Ощущение неминуемой расплаты, которое преследовало Уильяма последние три часа, приобрело осязаемые и жуткие очертания. Это было уже чересчур. В конце концов, на его стороне были свобода совести и бессмертие души. Помня о них, Уильям встал и ринулся в бой.
— Ну, знаете ли, — сказал Уильям, и голос его зазвенел. — Всему есть предел. Да, с сойкой я допустил ошибку, серьезную ошибку. Кстати сказать, моей вины в этом нет. Я приехал сюда все объяснить, извиниться и, если необходимо, возместить нанесенный ущерб. Вы отказались меня выслушать. Когда я спросил, нуждаетесь ли вы в моих объяснениях, вы сказали: «Упаси Бог!» И все это время вы хладнокровно планировали мою высылку из страны — из-за какого-то пустяка, с моей точки зрения, простительного пустяка! Да кто он такой, ваш лорд Коппер?! Его тщеславие безгранично! Если ему угодно забыть о полутора годах моей самозабвенной работы в его газете, он вправе меня уволить, но…
— Таппок, старина! — вскричал мистер Солтер. — Вы меня не так поняли. После премьер-министра нет более преданного почитателя вашего таланта, чем лорд Коппер. Он хочет командировать вас в Эсмаилию.
— И он оплатит мне дорогу назад?
— Разумеется!
— О, это несколько меняет дело… Но все равно… что за странная идея! Представляете, как будет выглядеть «Луг и чаша», когда я начну писать о песчаных бурях, львах и прочих эсмаильских чудесах?
— Давайте обсудим это за обедом.
Такси отвезло их через Флит-стрит и Стрэнд в ресторан, где сотрудники «Свиста» всегда кормили авторов за счет газеты.
— Вы в самом деле хотите консервированного лосося?
— Нет.
— Правда?
— Правда.
Мистер Солтер вновь взглянул на своего гостя с одобрением и протянул ему меню.
Уважение, которое Уильям заслужил у него нелюбовью к сидру, возросло еще больше по мере того, как он делал заказ. Как это ни странно, Уильям не потребовал ни маринованных орехов, ни корнуэльского пирожка, равно как не привлек к себе всеобщего внимания, подобно будапештскому корреспонденту, которого мистер Солтер потчевал недавно здесь же (узнав, что никто из поваров не способен приготовить экзотические мадьярские кушанья, тот вызвался все сделать сам и сотворил на глазах у озадаченных официантов с помощью жаровни и спиртовки тошнотворный соус из сладких перцев, меда и миндаля). Уильям заказал жаркое-ассорти, и, пока он ел, мистер Солтер неназойливо пытался разжечь в нем интерес к предложению лорда Коппера.
— Видите того человека? Это Паппенхакер.
Уильям взглянул.
— Самый умный журналист на Флит-стрит.
Уильям посмотрел еще раз. Паппенхакер был смуглым молодым человеком в гигантских роговых очках и со щетиной на скошенном подбородке. Он отчитывал официанта.
— Да?
— Едет в Эсмаилию от «Дейли Грош».
— По-моему, он чем-то очень раздражен.
— Не думаю. Он всегда так себя ведет с официантами. Дело в том, что он коммунист. Большинство сотрудников «Гроша» — коммунисты, они все учились в университете. Паппенхакер считает, что вежливо обращаться с пролетарием — значит поддерживать капиталистическую систему. Конечно, он очень умный, но его недолюбливают.
— Похоже, он собирается драться.
— Ничего удивительного. С ним это бывает. Его даже перестали пускать в некоторые рестораны. Видите, с какими интересными людьми вы познакомитесь, когда поедете в Эсмаилию.
— А это не опасно?
Мистер Солтер усмехнулся. Такую же улыбку вызвал бы у него, наверное, исследователь Арктики, обеспокоенный майским похолоданием в Уэльсе.
— По сравнению с тем, к чему вы привыкли у себя в деревне, — пустяки, — сказал он. — Вы не представляете, как далеко военные корреспонденты находятся от передовой. Хитчкок, например, всю абиссинскую кампанию освещал, сидя в Асмаре, а материалы присылал на редкость острые. И вообще мы вас застрахуем на пять тысяч фунтов! Нет, Таппок, нет, вам не стоит бояться опасности.
— И вы будете по-прежнему выплачивать мне жалованье?
— Конечно.
— Не считая дорожных расходов туда и обратно и суточных?
— Да.
После долгого раздумья Уильям произнес:
— Нет.
— Нет?
— Нет. Большое спасибо, но я все-таки не поеду. Это совершенно не для меня. — Он взглянул на часы. — Извините, мне пора на вокзал, иначе я опоздаю на поезд.
— Послушайте, — сказал мистер Солтер. — Мне кажется, вы не совсем понимаете сложившуюся ситуацию. Лорд Коппер чрезвычайно вас ценит и, по правде говоря, настаивает, чтобы в Эсмаилию поехали именно вы. Мы готовы платить вам очень хорошие деньги. Пятьдесят фунтов в месяц.
— Пятьдесят фунтов в месяц? — повторил, выпучив глаза, Уильям.
— В неделю, — поспешно исправился мистер Солтер.
— Боже милостивый! — сказал Уильям.
— И подумайте, сколько вы сможете требовать дополнительно на текущие расходы, — нажал мистер Солтер. — По крайней мере еще фунтов двадцать. Я помню отчеты Хитчкока, когда он работал на нас в Шанхае. За одних только верблюдов он потребовал триста фунтов.
— Но я не уверен, что мог бы справиться с верблюдами!
Мистер Солтер понял, что нужно выражаться яснее.
— Возьмем такой пример, — начал он. — Вам захотелось поужинать. Что дальше? Вы идете в ресторан, заказываете все, что пожелаете, не отказываете себе ни в чем. Вам приносят счет — скажем, два фунта. А в отчете вы пишете: «Пять — деловой завтрак». В результате вы прекрасно поужинали, заработали лишних три фунта, и все довольны.
— Но поймите, я не люблю ресторанов, к тому же дома за ужин платить вообще не надо. Слуги просто приносят его в столовую.
— Тогда представьте, что вам захотелось послать девушке цветы. Пожалуйста. Вы идете в магазин, отправляете ей букет орхидей и включаете их в отчет как «информацию».
— Но у меня нет девушки, а цветов и дома хватает. — Уильям снова посмотрел на часы. — Извините, но мне действительно пора. У меня обратный билет на сегодня. Давайте сделаем вот что: я посоветуюсь с домашними и дам вам знать недели через две.
